Карандашом на стекле (СИ) - Восковатая Анна Михайловна. Страница 1

1

1

Странный сон! В голове вспыхивает призрачный образ, мешает заснуть, выталкивает из объятий морфея, кричит — рисуй. И не денешься никуда от приступа ночного вдохновения, не возможно закрыть глаза и вернуться в царство сна. Вдохновение не разбирает, где день, где ночь. Оно как вспышка в мозгу, заставляет вскакивать и спешить к карандашу.

Одна линия, вторая, третья… Не то, тот образ не такой контрастный. Художник пытается снова, растушевывает рисунок, наводит тени, затемняет фон. Не то… Очередной искореженный лист бумаги летит на пол, а карандаш танцует на чистом поле. Грифель, едва касаясь, ласкает бумагу, оставляя едва заметные полосы, которые медленно превращаются в задуманный образ. С бумаги глядит на него лицо из сна… Опять не так… Что-то лишнее на этом рисунке. Ему не хватает прозрачности. Рука выдергивает очередной белый лист, карандаш начинает новый вальс.

Уже светло без ламп, утро настойчиво стучится в окно, а источенный уставший карандаш никак не спляшет дуэтом с белоснежной шероховатостью листа бумаги. Все не то… Ночной художник раздраженно сметает на пол неудавшиеся эскизы, подходит к окну, не опуская карандаш. Вздыхает, вглядываясь в белый, как молоко туман на улице, сквозь который проникают волны света. И образ тот, как легкая дымка в тумане. Если бы рисовать на его белых крыльях.

Рисовать на тумане… Мысль настойчиво стучится в мозг, хотя он прекрасно понимает её абсурдность. Рука попыталась коснуться тумана, но наткнулась на стекло. Художник задумчиво смотрит через прозрачную преграду на туман и неуверенно касается стекла карандашом. Едва различимая полоса пересекает окно, видимая только благодаря туману. Стекло смеется, не позволяет уставшему художнику оставить метку на гладкой поверхности. Усилия только ломают тонкий грифель… Усилия бесполезны… Но образ из сна — портрет карандашом по стеклу на белесом полотне тумана.

И борьба не закончена. Тонкое лезвие истачивает черный грифель в темный порошок, оставляя от танцующего карандаша только горку графитного пепла. Художник окунает палец в черный порошок и проводит линию на стекле. Затемняет графитом прозрачную поверхность, оставляя едва различимый профиль незнакомки из сна. Образ рисует туман, повторяет с небрежной точностью. Вот он — его фантом, его ночной посетитель.

Художник удовлетворенно вздыхает, глядя на испачканное картиной стекло. При дневном свете, будут видны лишь грязные разводы грифеля, но на фоне тумана — его видение.

Телефонный звонок вырывает из плена фантазий.

— Алло! — хотя так не хочется делиться с кем-то.

— Андрюш, привет! Ты что спишь ещё?

— Нет, Саш. Я сегодня очень рано встал.

— Что опять? Знаешь, иногда спать нужно. И художники по ночам не рисуют.

— Ну, я один такой неправильный. Ты забыла — я скрываюсь. Разве может скейтер заниматься такой ерундой как рисование.

— Забей! И хватит уже глупости городить. Твои работы нарасхват и твои дружки-скейтеры первые в очереди за ними, между прочим.

Андрей улыбнулся, представив до боли родное рассерженное лицо.

— Я ночью не на скейтах рисую. Меня, блин, потянуло на портреты. Ладно, хрен с ним, ты чего хотела?

— Солнце, ты в «Экстриме» сегодня будешь?

— Как обычно. Мне же нужно форму восстанавливать.

— Мы заедим с Миленой, приглашение на игру доставим.

— Жду…

В трубке тишина. Андрей уверен, что Сашка там думает о том же, что и он. У них довольно часто такие паузы в разговоре возникают.

— Соскучился… — только и сказал он в трубку.

— Я тоже, с этой игрой совсем нет времени. Меня Костя по всем мероприятиям таскает и передохнуть не дает. Скоро взвою от вечерних платьев и его дружков.

— Тогда жду со скейтом, — усмехнулся ей в трубку.

— О, ты как всегда в точку! Я мечтаю уже… Давно мы последний раз катались. Только не в «Экстриме». Лучше завтра утром, на лебедке.

— И Ветхий тебя отпустит?

— Я сбегу, — шепотом пообещала она.

— Тогда жду с нетерпением.

— Ладно, Андрюш, я побежала. Дел по горло. З

2

2

Когда первый раз становился на доску, было вполовину легче. Отягощенное фобией тело иногда просто отказывало подчиняться. Конечно, страх уже давно поутих, так только слабые отголоски, но это явно не облегчило ему возвращение в скейтбординг. Сколько усилий пришлось потратить, чтобы взобраться на чертову рампу и первый раз съехать… только съехать вниз. Постепенно привык… И к рампе, и к страху… Иногда, правда, фобия брала верх и он зависал у края как сейчас.

До бывшего уровня, как до края галактики, но хозяин клуба с радостью принял обратно и даже предложил выступить в командной Лиге. От соревнований Андрей отказался, но охотно взвалил на свои плечи подготовку команды. Ребятам уже все рассказал и друзья поняли. Он до последнего оттягивал объяснения и если бы не Саша до сих пор избегал бы Экстрима. Но ребята оказались лучше, чем он и о них думал. Поддержали после аварии, не отвернулись, когда рассказал о сформировавшейся фобии. За все время получил только помощь и поддержку. Точно идеальная команда. Его команда.

— И долго ты там будешь висеть? Харе уже рампу занимать!

Андрей зло посмотрел на действующего чемпиона Лиги, Влада. На ножах с первой встречи. Опять же Саша виновата. Ничего не ответил раздражающему субъекту, набрал воздуха в легкие и съехал. Все же пару финтов получилось довольно сносно. Андрей сегодня доволен собой.

Его хорошее настроение улучшила небольшая перепалка у двери. Саша громко отчитывала огромного мужчину.

— Я все понимаю, Дмитрий. Но, твою мать, здесь нам ничего не угрожает. Здесь хватает мужчин, чтобы нас защитить. Можешь подождать в машине.

Андрей не мог смотреть на эту девушку без улыбки. Саша не поменялась за те два года, которые они знакомы. Невысокая, стройная, с привлекающими взгляд формами. Глаза темные и большие, лицо с идеально симметрией. Так и просится на бумагу. А он так и не нарисовал давно обещанный ей портрет.

Тонкий шрам на щеке, как напоминание о том, что этой маленькой и невероятно сильной девушке пришлось пережить.

Волосы отросли. Теперь она совсем не напоминает брата. А при знакомстве Андрей их даже перепутал. Вспомнил Александра и улыбка сошла с лица на мгновение. Но Андрей встряхнул головой, отгоняя болезненные воспоминания о друге.

— Алекса, Павел Романович мне голову открутит, если я Милену одну оставлю, — возражал телохранитель Саше, не обращая внимания на ее злость.

Андрей снова улыбнулся. При взгляде на Сашу постоянно испытывал теперь неуместную нежность. Но девушка больше ему не принадлежала. Она всегда любила только одного человека и Андрей сделал все, чтобы она была счастлива.

— Она не одна, — Саша раздраженно топнула ногой, продолжая отчитывать охранника. — Она со мной. Или ты думаешь, ей что-то со мной угрожает?

— Нет, но…

Андрей поспешил к подруге. По привычке обнял сзади и поцеловал в макушку, наслаждаясь знакомым запахом её духов.

— Ты же ходячее несчастье, как с тобой можно Милку оставлять, — с усмешкой прошептал на ухо.

— Ха-ха-ха! Смешно, валяюсь по полу, — недовольно проворчала Саша в ответ, легко двинув парня локтем.

— На месте Ветхого я бы и к тебе охранника приставил. Отвечаю за обеих, — обратился Андрей к мужчине, предупредив новую вспышку недовольства подруги.

Мужчина кивнул и вышел.

— Теперь, может, привет мне скажешь?

Саша развернулась в его объятиях и улыбнулась самой очаровательной улыбкой, от которой у него до сих пор земля из-под ног уходит и дыхание сбивается. Он уже как наркоман, знает, что не его Саша, что сам отпустил к другому, что вообще-то особо и не убивается, но не может без вот этих невинных нежностей, на которые Ветхий сквозь пальцы смотрит. Саша поцеловала его в щеку.

— Привет, солнце!

Он ещё раз прижал к груди покрепче и отпустил.

— Миль, — обратился от к сияющей Милене, которая ему солнышко в ясный день напоминала, такой лучезарный человечек.