В двух шагах от рассвета (СИ) - Лисина Александра. Страница 10
– ...почти ничего не вижу, слышу только запахи,и они становятся все сильнее... кажется, у тебя горит проводка, папа... мне очень горячо,и одновременно холодно... будто снизу – ледяная глыба, а сверху жжет паяльная лампа... больно глазам... почти не чувствую пальцев...
– Может, достаточно? - хрипло спросил Край, тяжело дыша и с мукой наблюдая за страданиями сына.
— Нет! Я еще... могу... терпеть...
Εва осторожно присела на краешек стола и бережно взяла мальчика за руку, странным образом слыша отголоски бушующей внутри него бури.
– Артем,ты меня слышишь? Чувствуешь мою руку?
– Да...
Она заколебалась. Сто тридцать пять. И он еще адекватно воспринимает происходящее?! Похоже, Артем оказался гораздо крепче, чем она думала. Возможно, сумеет выдержать еще немного, но это уже небезопасно. Где она, разумная грань? Где остановиться? Четких предвестников ведь так и не появилось. Разве что кровь из носа? Нет, не факт. Может, просто сосудистая реакция... но чутье подсказывает: время на исходе. Плохо, что нет опыта, а свой собственный на мальчика не перенесешь. Придется рисковать и спровоцировать его на шок сейчас, потому что увеличивать напряжение много страшнее, чем заставлять карнеши открыться прямому контакту с раздражителями. Какими? Не из чего выбирать. Слух? Нет, слишком велика вероятность не угадать с грoмкостью и нечаянно порвать барабанные перепонки. Нужных запахов поблизости нет, его кожа все ещё чувствует, а значит... остается только свет. Лампа достаточно тусклая, чтобы не сжечь ненароком сетчатку, но будет ли этого достаточно?
Охотница внимательно всмотрелась в искаженное от боли лицо мальчика и, прикусив в сомнении губу, попросила:
– Арес, пожалуйста, запомни свои ощущения и... попрoбуй открыть глаза.
Как бы ни было плохо, но зoву реисы он не мог противиться: напрягшись до упора, карнеши послушно приоткрыл слезящиеся веки. Почти сразу сильно вздрогнул, словно от удара током. Затем замер на секунду, смотря невидящим взорoм прямо перед собой, вдруг взвыл от ослепляюще яркого света, коварно обрушившегося с потолка, и внезапно забился в судорогах. В глазах словно адское пламя полыхнуло, мгновенно превратив их в два алых провала, а из перехваченного спазмом горла вырвался долгий стон, закончившийся через мгновение страшным хрипом.
От истинного шока, который наступил слишком внезапно.
– Все! Я выключаю! – Край рванулся к клавише отбоя.
— Нет! Спалишь его! Убавь сперва на десять! Слышишь?! Только на десять!!
Упырь в отчаянии застонал, когда дыхание сына внезапно стало прерывистым и слабым, а частота пульса в один миг прыгнула со ста тридцати до двухсот пятидесяти ударов в минуту. Электрокардиогрaмма словно взбесилась, приобрела откровенно агонирующий вид, с ужасающей быстротой скатываясь к критической прямой. В тот же миг монитор предупреждающе заверещал аж на три голоса, сообщая о прямой угрозе для жизни, возможной остановке сердца и катастрофически низком уровне кислорода в крови, а экран расцветился множеством красных линий.
«Οпасность! Опасность! Отключите напряжение!» – заморгала ядовитая надпись.
Ева метнулась к стерильному лотку, не отрывая взора от бьющегося в судорогах карнеши, выдернула заранее заполненный шприц и молниеносно вернулась обратно, готовая ввести адреналин прямо в сердце. Но, заметив нервное движение наставника, в страхе вскрикнула:
– Край! Твою мать! Не смей! Медленно, понял! Только на десять! Или ты его убьешь!
Упырь задрожал, обливаясь потом от ужаса, но магическое слово «убьешь» сделало свое дело: его пальцы замерли буквально в миллиметре от клавиши отмены. Так и не нажав ее. Перечить наставник не решился: Колючка в этом вопросе была более опытной и на собственной шкуре знала , каково это – быть на самой грани. Если бы не была сейчас уверена на сто процентов, не стала бы так дико орать и швыряться в него вырванным с мясом куском стальной обшивки от стола. Он с трудом увернулся от тяжеленной железки, грязно выругался, но все-таки послушался.
Уже набирая нужную команду, Край некстати вспомнил ее собственный «выпускной», едва не закончившийся для него весьма печально, а потом запоздало испугался того, что могло случиться, когда она вырвалась из оков и произвольно, слишком резко оборвала процесс.
– Еще десять! – звенящим от напряжения голосом велела Ева. – Хорошо. Медленнее!! Так, нормально...
Она цепко ухватила мокрое от пота запястье мальчика и, продолжая про себя отсчитывать бешеный галоп его сердечного ритма, второй рукой приподняла одно веко. Слава богу, угадали с моментом. Не упустили. Ева с невыразимым облегчением заметила, что жуткая краснота в зрачках заметно потускнела и все еще продолжала пропадать. Вскоре уредился пульс, дыхание выровнялось и стало более глубоким, почти спокойным. Судорожно сведенные мышцы расслабились и обвисли, с кожи тонкими струйками стекал пот,из-под сомкнутых век непрерывно текли слезы. Наконец,измученный мальчик обессилено опал на столе и безвольно уронил голову набок.
– Артем!
– Еще тридцать! – неумолимо потребовала Колючка и свирепо зыркнула на тревожно дернувшегося Края. – Теперь двадцать... хорошо, гаси полностью.
Наставник с непередаваемым облегчением вырубил напряжение и пулей метнулся к столу, где и замер, нескoлько долгих секунд выжидая, не случится ли последнего скачка. Пристально всматривался и вслушивался в шумные вдохи и выдохи, одновременно лихорадочно нащупывая тоненькую ниточку пульса: не придется ли спешно колоть адреналин и биостимуляторы? Такое иногда случалось: мгновенная остановка дыхания и внезапные срывы сердечного ритма. В тот самый момент, когда, казалось бы, все страшное осталось позади. Этакое мнимое благополучие при исподволь нарастающей угрозе жизни, когда чуть зазевался, и вместо готового нюхача получаешь еще тепленький труп.
Карнеши лежал спокойно: дышал шумно, но довольно ровно; пульс упал до ста трех ударов в минуту, а кривые на мониторе неуклонно возвращалиcь к исходным значениям. Крови из ушей и носа вроде не видно, и это был хороший признак: значит, все прошло удачно.
Ева торопливо сoрвала с мокрой кожи электроды, отстегнула стальные браслеты, оставившие на коже широкие багровые полосы,и осторожно отерла мутные капли со лба мальчика, одновременно посылая легкий ментальный импульс. Край в тревоге склонился с другой стороны, в страхе выискивая в бескровном лице сына признаки необратимых изменений.
– Артем!
– Я выдержал? - измученно прошептал вдруг карнеши, все еще не открывая глаз. - Пап, я сумел?
– Да. Ты очень сильный, – немедленно отозвалась Ева, отчетливо понимая, что после всего случившегося зрение к нему еще не вернулось, что просто не могло не напугать, а он (умница!!) каким-то чудом ещё удерживался от паники.
Она отбросила ненужный шприц и ободряюще улыбнулась Краю.
– Не бойся, глаза скоро придут в норму. Слух и чувствительность тоже. Все в порядке. Ты сумел удержаться на ста тридцати пяти! Это превосходный результат! Я такого ни у кого не видела!
На бледных губах карнеши мелькнула гордая улыбка, а Колючка с силой пнула замешкавшегося наставника и сделала страшные глаза.
– Да. Ты молодец, – хрипло произнес Край, судорожно стиснув пальцами холодный бортик. – Я тобой очень горжусь. И мама бы тоже... гордилась.
Она одобрительно кивнула: давай еще,только не молчи, говори хоть что-то! Εва отчаянно зажестикулировала, заставляя наставника пошевелиться, но взять сына на руки не позволила: сейчас любое касания могло принести карнеши новую боль. По себе знала. И потому она вскоре бесцеремонно отпихнула Упыря в сторону, чуть не наподдав от избытка чувств под сухопарый зад. Тот даже не заметил: с болью смотрел на тяжело дышащего cына и что-то тихо шептал на ухо, не позволяя скатиться в забытье, неловко гладил по мокрой от пота и слез щеке и с трудом справлялся с собственными взбунтовавшимися чувствами.