Дунай в огне. Прага зовет (Роман) - Сотников Иван Владимирович. Страница 29

Он глядел и глядел на девушку, уже едва различимую в степной дали, и мысленно напевал слова песни:

А когда Василинка скрылась из виду, Семен глядел на сизый горизонт, и он казался ему таким родным и близким. Как бы ни было горько и тяжко, жизнь идет по-своему, и ее не остановишь. Человек никогда не остается в бездействии, ибо сама жизнь — не что иное, как деяние человека, и хочет он того или не хочет, а она делает его лучше, богаче, счастливее.

Семен перевел взгляд на своих друзей. Сколько ими пройдено к сколько пережито. Дороги и дороги, бои и бои. Они требуют от тебя всех сил, всей жизни. Вон они, твои побратимы. И где бы ни был ты, ты всегда с ними, они твои сверстники и твои друзья: ты ешь с ними один хлеб, пьешь одну воду, ходишь вместе в атаки, строчишь из пулемета, стоишь у орудия или мчишься на танке — с ними везде и всюду всем сердцем, всеми помыслами, и без них нет тебе никакой жизни.

И Семен снова мысленно напевал ту же песню:

Ему вдруг так ясно показалось, что по дороге бежит Василинка, догоняя его повозку, что он невольно зажмурился. А она догнала, молча расцеловала и снова бросилась обратно раньше, чем он успел схватить ее руками.

Раскрыв глаза, Семен только рассмеялся…

Глава седьмая

БИТВА ЗА БУДАПЕШТ

Дни и ночи бои и бои.

Мертвое здание с черными глазницами окон остановило наступающих. Бойцы залегли в кюветы у дороги, укрылись за стенами небольших домиков, какими богат восточный пригород Пешта. В атаку только что ходили танки и за ними рота Румянцева. Но пулеметный огонь убийственно плотен, и фаустники бьют в упор. От их взрывов долго звенит в ушах.

— Разбить бы — и дело с концом, — предложил Соколов.

— Разбить не хитро, — возразил Черезов, — дом погубим, а он и венграм пригодится, и нам послужит: с него весь Будапешт виден.

— Беречь каждый дом — шагу не сделаешь.

— Зачем же крайности, — отмахнулся Черезов. — Ты знаешь, на него, черта, сколько снарядов надо! — повысил он голос, указывая на высокое здание, и взял телефонную трубку? — Привезли дымовые? Есть, тогда давай-ка прикрой эту «коробочку».

Минометчики сноровисто окольцевали здание разрывами дымовых мин. Бойцы тронулись ползком и короткими перебежками. Бесприцельный огонь не столь опасен. Легкий ветерок покачал клубы белесого дыма на месте, потом мешая их один с другим, не торопясь покатил в сторону, оттесняя все дальше и дальше.

Пробившись за ворота, Глеб Соколов разглядел лестницу из железных скоб, заделанных в кирпичную стену. Лесенка убегала вверх под самый карниз. «Для пожарников», — мелькнула догадка, и решение пришло само собой, смелое и дерзкое.

— За мной! — скомандовал Глеб и бросился вверх, перебирая руками ступеньку за ступенькой. С шестого этажа оглянулся вниз: весь его взвод живой гирляндой висел на углу каменного дома. У седьмого этажа оказалась узкая площадка, а с нее более удобная лесенка через карниз на крышу. Оттуда проникли на чердак. Эх бы, сюда всю роту! Но тужить не время. Вот он и седьмой этаж. На площадке — три двери — одна направо, две налево. Разбились по отделениям, рванули двери и с гранатами в руках ворвались в комнаты. Немцы и венгры, побросав оружие, как закаменели с поднятыми руками. Эге, человек сорок с лишним!

В окна выставили белые и красные флажки и, оставив Зубца с одним из разведчиков охранять пленных, спустились на шестой этаж. Здесь оказалось всего трое венгров, сдавшихся беспрекословно. На пятом этаже взяли еще пятерых: все фаустники.

Пока разведчики очищали этаж за этажом, Зубец заинтересовался фаустпатронами: он видел их впервые. Осмотрел трубу, похожую на самоварную, но чуть подлиннее; заряд, чем-то напоминающий удлиненную гранату. Подозвал фаустника-немца. Жестом спросил, как стрелять. Тот, не задумываясь, взял трубу, вложил заряд и, не целясь, выпустил его в окно в сторону своих войск. «Не хитрая штука!», — подумал разведчик и тут же повторил, выстрелив раз, потом другой, третий. Из окна была видна немецкая пушка. Сначала большой перелет, потом опять перелет. С седьмого выстрела фауст разорвался рядом, и пушка разбита.

Соколов меж тем был уже на третьем этаже. В одной из комнат немцы отбивались ожесточенно. У них полно патронов и гранат. Головы не просунуть. У Глеба мелькнула мысль, от которой сразу захолонуло сердце. Кончались патроны, и многие разведчики, оставив свои автоматы, вели бой уже из немецких, к которым уйма патронов. Как быть? Можно блокировать и ждать. Но это не в характере Глеба: слишком пассивно. Оттого командирское раздумье вновь и вновь возвращает его к мысли, от которой почему-то холодит в груди. Еще несколько минут колебаний, и он решился.

— Гареев, за меня будешь! — бросил он властно.

— Да куда ж ты? — вскинул тот изумленный взгляд.

— К бабушке на блины, — сердито оборвал Глеб. — Смотри и действуй! — И, взяв в обе руки по противотанковой гранате, он пошел к двери, прошел по узкому коридорчику. Дальше за стеною справа гитлеровцы и салашисты. Они бьют в упор, простреливая проход: их нельзя ни обстрелять, ни забросить к ним гранату. Соколов молниеносным прыжком бросился за стену и, взметнув над головою обе гранаты, прогремел одним выдохом:

— Хэндэ хох! — застыл он в угрожающей позе.

Его появление было столь внезапным, что никто не успел сделать даже выстрела, да и позади смельчака уже стояли его солдаты с выставленными перед собой автоматами.

— Все, господа, все! — торопил Гареев, выходя вперед. — Прошу, — и указал на выход.

Только вывели пленных, как за стеной послышался сильный взрыв, и в комнате посыпалась штукатурка. Еще взрыв, и обнажилось небольшое отверстие в соседнюю комнату, откуда полоснули длинной очередью из автомата!

— Клади оружие, не то всех перебьем! — донесся голос Бедового.

— Не видишь, черт, по своим лупишь! — закричал Гареев.

— Демжай! — ужаснулся Ярослав, — чуть не угрохал вас, — добавил он, испуганно просовывая голову в отверстие: — Ведь помочь хотел.

— Ладно уж, — вытирая мокрый лоб, усмехнулся Гареев, — смотри только не помоги по пути на тот свет.

В отместку за разгром своего гарнизона в каменном семиэтажном здании немцы открыли сильный огонь и разрушили все северное крыло дома. Здание зияло теперь провалами окон и стен, и все его семь этажей на одном конце дома лежали в руинах.

— Вот берегли, а немцы разбили, — сокрушался Черезов.

— Уберегли, называется… — добродушно сыронизировал Соколов.

— Дом не уберегли — честь сохранили! — кольнул командира Черезов, не отрываясь от плана венгерской столицы, развернутого на коленях. Куда теперь повернут его батальон, полк в целом?

Наконец стихли немецкие залпы, и к Черезову заявился Жаров. Они вместе поднялись на седьмой этаж. Задача ясна и конкретна — изо дня в день штурмовать Пешт. Но город огромен, и не так просто разобраться в сложном лабиринте его улиц.

Уточнив комбату задачу, Андрей долго не отрывал от глаз бинокля. Сквозь мглистое утро он угадывал знакомые по плану контуры улиц, исторических зданий, парков и кварталов столицы.

За Дунаем вздыбилась холмистая Буда. Ее горы вплотную подступают к реке. Скученные внизу, городские постройки, горбясь, в поисках пристанища карабкаются на их крутые склоны. За островом Маргит маячат изломы Розовой горы, у подножья которой раскинулись водолечебницы. Вдоль Дуная — гранитная набережная, и над ней мрачно высится Королевский дворец. Где-то за ним еще дымят одинокие паровозы южного вокзала. У моста Франца Иосифа начинаются чуть не отвесные скалы горы Геллерт с развалинами старинной крепости. Когда-то там стояли австрийские пушки, нацеленные на Пешт. Сейчас оттуда бьют немецкие гаубицы.