Тени забытой шестой (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна. Страница 15

— Говори. Говори, где часовщик. Или я… — он опять поднес раскаленные щипцы к моему лицу, — пройдусь вот этим по твоему личику, сука!

— Тогда вам придется объяснять Его Величеству, Францу-Иосифу, почему его невеста идет к алтарю с закрытым лицом…

— Да ты и в самом деле умалишенная!..

— … только от вашего рыла, фрон генерал, останется еще меньше…

Демон обвился вокруг толстяка и заглянул ему в морду, пыхнув смрадом. Генерал отпрянул и закашлялся, выронив щипцы и пытаясь отогнать невидимую угрозу. Кожа на его лице пошла волдырями.

Жрать… кровь… плоть… душу… отпусти… голоден…

Я опять заговорила, заглушая нетерпеливое нашептывание твари.

— Только я знаю, где «Кровь». Только я знаю, где тот единственный часовых дел мастер, способный превратить ее в Искру. Только со мной будет вести дела орден когниматов. Только я, проклятая Шестая…

От пощечины запылал щека.

— Дрянь! Выбирай! Или будешь подыхать в муках, или расскажешь все, и тогда я позволю тебе умереть быстро!..

Демон заворчал, и в глазах потемнело. Генерал ярился, не замечая опасности. Он схватил меня за платье и дернул, разрывая ткань и обнажая грудь. Потом схватился за щипцы и, брызжа слюной, выплюнул:

— Я засуну их тебе во все дырки, сука! Говори!..

— Вашмилость, — обеспокоенно шевельнулся плешивый палач, — позвольте мне. А то еще угробите ее ненароком. В нашем деле тоже умение требуется.

Но генерал ничего не слышал, и грудь обожгло каленым железом. Я выдохнула:

— Ниже.

— Что?!? Да я тебя!..

Платье дернули еще ниже, но ткань поддавалась плохо.

— Ах ты, тварь!..

Сопротивление ткани еще больше взбесило генерала, и он схватил с жаровни мясницкий нож и полоснул меня по животу, вместе с платьем пропарывая кожу. Я слабо улыбнулась, почти не почувствовав боли.

— Ну что же вы, вашмилость, умрет же!.. — засуетился заплечных дел мастер, уже силком отбирая у генерала щипцы и нож. — Окочурится же и тю-тю… Ведь специально же вас злит…

— Фрон генерал!.. — из темноты вынырнул притаившийся там Вырезатель, помогая палачу утихомирить борова. — Давайте подождем…

Он перешел на шепот, обеспокоенно поглядывая в мою сторону. Но слух у меня обострился вместе с остальными чувствами беснующейся твари.

— … магистр… скоро прибудет… просил… оставить… поглядеть…

Палач осторожно срезал остатки платья, намереваясь плеснуть на рану спирта и зашить, но застыл, потрясенно глядя на изуродованный давними шрамами живот.

— Это ж как так?..

Я слабо улыбнулась, глядя в глаза плешивцу.

— Тот мучитель был мастером, а ты… Сможешь? Сможешь повторить его рисунок?.. — спросила я и потеряла сознание.

Боль накатывала волнами. Трещали суставы на дыбе, и голос палача, слегка шепелявый, ввинчивался в сознание, уговаривая:

— Ну сознайся ты им, девонька, сознайся. Чего себя мучишь?.. И мне работы меньше… Сознайся…

Я улыбалась тому, что демон наконец отступил, упоенный моей собственной болью. На палача я не злилась. Работа у него такая. И делал он ее хорошо. Покалечить не пытался, лишь искусно чередовал боль и минуты облегчения, чтобы сломить волю.

— Тебе интересно?.. — шептала я, сорвав голос от крика. — Интересно, кто был тем мастером?.. Тебя-то как звать?

Плешивец вытер пот со лба и закурил самокрутку, пыхнув мне в лицо дымом.

— Ты, девонька, эти разговоры брось. Не на того напала. Меня не разжалобишь.

Он выбрасывал недокуренную самокрутку и опять принимался крутить ручку коловорота, натягивая ремни на дыбе. Боль пополам с криком заполняла все мое существо и вытесняла искру разума. Я теряла сознание…

… и вновь приходила в себя, когда палач окатывал меня холодной водой. Боль возвращалась, усиливаясь, и я продолжала шептать, чтобы удержаться в реальности.

— Хочешь, расскажу, что со мной делал настоящий мастер?.. Как поил расплавленным свинцом?.. Как сажал на кол?.. Как сжигал живьем?.. Тебе интересно?.. Интересно, как я выжила?..

— Ты ври да не завирайся… — опять утирал он пот и присаживался на колоду. — После такого не выживают… Ты сознайся им, сознайся, ну чего упрямишься? А я тебе голову-то отниму, испугаться и почувствовать не успеешь. А уж коли не сознаешься, то тот, коротышка, видела его?.. Вот уж кто лютый зверь, мучить будет так, что мертвым позавидуешь. Что с людьми он творил, так то и мне не по себе делалось… А уж над девками-то особенно изгалялся…

Мой смешок вышел больше похожим на кашель.

— Боится… — выдавила я наконец. — Боится он меня, за шкуру свою боится. Знает, что я его братца порешила, бесится, но страшно ему… Чует демона…

— Какого еще демона?..

— Того, что мне от мастера страданий достался. Вон, в углу свернулся. Только если я ту тварь спущу, никого в крепости не останется…

— Ох и бедовая ты девка… — пробормотал палач и взялся за раскаленные щипцы. — Придется тебя немного…

Распахнулась дверь допросной, принеся глоток свежего воздуха.

— Федосей! Тебя генерал срочно к себе с докладом кличет!

Плешивец вздохнул и покачал головой.

— Вот и что мне ему доложить, а? Ведь запираешься и хуже себе делаешь… — он уронил щипцы обратно на жаровню и пошел к выходу.

— Так тебя Федосеем зовут? — бросила я вслед палачу. — Я запомню. Когда стану императрицей…

Он отмахнулся.

— Блаженная!..

— … когда стану императрицей, то казнить не стану. Хорошие палачи нынче редкость.

Дверь за плешивцем закрылась, а солдат остался. Он подошел ко мне ближе и остановился напротив. Я зло выдохнула:

— Чего уставился? Иди отсюда, пока не застукали. Неси караул.

Ёжик — а это был он — сжал кулаки.

— Это и был твой гениальный план по освобождению моего сына? Попасть в лапы имперцев? Чтобы гнить с ним в соседней камере?!?

— Прекратил истерику и пшел вон, — прошипела я. — Не путайся под ногами.

Ёжик подошел еще ближе.

— Ты хоть знаешь, что Сига завтра должны судить? Почему ты, демон тебя раздери, не вытащила его вместе с часовщиком?!?

Потому что мне в колоду была нужна карта его отца… но вслух я сказала иное:

— Потому что Сигизмунду Рыбальски нужна не только свобода, но и честное имя…

— Ему нужна жизнь!

— Не ори. Все будет… И суд, и честь, и новая жизнь. Город должен знать своих героев.

— Нет, ты посмотри на нее! — взвился он от ярости. — Она еще и ерничает! Ты себя со стороны видела? Полудохлая здесь висишь!..

— Кстати, да… — поморщилась я, не чувствуя рук. — Сними у меня с пальца кольцо. Только осторожно, не касайся камня. Отпросись в увольнительную и отдай перстень любовнице Гогенфельзена. Ты ее видел, зовут Петрой. И передай от меня, только дословно, не перепутай…

Я прикрыла глаза, чувствуя, как шумит в висках. Тварь в углу зашевелилась, разворачиваясь тугими змеиными кольцами. Ее отрава проникала в сознание.

Яд… такой надежный… Крохотная капля на острие иглы… Одно движение, и наступит долгожданное облегчение… Зачем трепыхаться?.. Конец для всех един… Иди к нам… Мы тебя давно ждем… Белая холодная пустота… Небытие… без чувств и боли…

Меня зазнобило. Стуча зубами от холода, я выговорила через силу:

— Передай ей и скажи, что от Рыбальски. Пора ей… стать… женой… генерала… Гогенфельзена… Пусть пошалит с толстяком… Сейчас… или никогда…

— И что это значит? — озадаченно спросил Ёжик. — Как это поможет Сигу?..

— Не твоего ума дела!.. — разозлилась я. — Делай, что велено!..

Он ушел, оставив меня наедине с собственными демонами. И палач как назло куда-то запропастился. В подвале пыточной было так тихо, что я слышала, как потрескивают угли в жаровне. Ощущения бытия исчезали, одно за другим… Обоняние давно пропало, потом отдалились звуки, свет и тень смешались в серое ничто… Последней оставалась боль… но и она уходила… Все меня бросали… Туман заволакивал сознание… Ледяные воды озера смыкались надо мной… Нельзя… надо думать… перебрать колоду… вспомнить карты… проверить, что в отбое…