И смех и грех, или Какая мука - воспитывать! (СИ) - Мизухара Кристина Ивановна "onix". Страница 9

За себя он не боялся — его физиологию держали на мощных цепях трое здоровых мужиков в доме. Такой суммарный багаж чужого тестостерона остудит даже столь порочного мужика, как он, у которого бесконечно долго не было нормального секса. Нормального по его понятиям, разумеется.

Марго же он планировал остудить своей агрессией и эгоизмом.

Но не тут-то было. На пятой секунде она начала ему отвечать примерно в его же манере — напирая и вгрызаясь в рот.

Беспалов опешил. Пока не поздно, оторвался, отлепил эту «пиявку» от себя и, еле дыша, отступил к двери. Его глаза восхищённо сияли, он греховно улыбался, будучи явно под впечатлением.

А девчушка выглядела как молодая вампирша, которой позволили пригубить кровь, но не дали даже заглотнуть, протечь волшебному зелью по позвоночнику, запустить его по жилам, будто гоночный болид по трассе в Монако. Обманули!

— Тс-с-с… — приложил Иван палец к губам и, нащупав сзади ручку двери, нажал на неё.

Выходя из комнаты, он закрыл её за собой, будто задраил люк в хранилище ядерных отходов. Парень даже не прочь был его замуровать лет так эдак на пятьсот с капсулой-посланием на специально разработанном языке, на тот случай, если русские до этого времени забудут русский язык.

А Марго, воодушевлённая его призывом молчать, действительно ничего не сказала и родной сестре, когда та пришла со школы. Впервые в жизни. Жаль только что самого опекуна они этим вечером так и не увидели — он где-то отсутствовал.

Марго заснула в сладком ощущении их общей с Иваном тайны. Иметь с ним хоть что-то только на двоих она считала самым настоящим, неподдельным счастьем. Победой. Это даже круче, чем впервые встать на пуанты.

А утром её разбудила Арина.

— Марго, вставай! Просыпайся! Ну, же! Идём. Нам нужно идти! Там девка! У нас какая-то баба по кухне ходит!

— Какая деф-ф-фка, — оторвала от подушки голову Маргарита, сонно щуря глаза. — Что? — распахнула она их, но тут зажмурилась опять. — Какая баба?

— Не знаю. Но у нас на кухне ходит какая-то баба, — махнула рукой в сторону холла сестра.

Марго моментально села в кровати.

— Что? Кто впустил?

— Фрекен Бок, наверное. — Пожала плечами Арина. — Больше некому.

Рита быстро накинула халат на ночнушку, потому что сестра уже была в нём, и они ринулись в холл.

Их сонным глазам, всклоченным причёскам и разинутым ртам представилась действительно интересная картинка: на кухне их мамы варила кофе и хлопотала над завтраком какая-то жгучая брюнетка лет двадцати семи-тридцати, с неплохим таким пучком на голове и в пресловутой мужской сорочке только не белого, а чёрного цвета, которая доходила ей до самой середины бедра ног, о которые сейчас тёрлась Дрю.

— Оу, а вот и пипл проснулся! — вышел из своего коридора сияющий как начищенный медный пятак Беспалов. — Вы уже познакомились? — запахивая рубашку на груди, явно после душа, он подошел к гостье и очень красивым, сексуальным движением поцеловал её сзади в шею. — Пипл, знакомьтесь — это моя девушка Ева. Она живёт в Париже. — Он победоносно обернулся к ошалевшим, опешившим, обалдевшим, застывшим соляными столбами, близняшкам.

Те даже не моргали, а Ева, обернувшись, женственным, мягким, плавным, кокетливым движением склонила голову, поигрывая выбившимися локонами и не переставая великосветски улыбаться.

Первой отмерла, как и положено, Марго.

Она проморгалась, сделала судорожный вдох, потом, наклонила голову вперёд и как испанский бык двинулась на счастливую парочку

Остановившись напротив Евы, девчушка сделала красивый умелый поклон, как-то вычурно выгнув ногу в щиколотке, и взялась кончиками пальцев за невидимую пачку.

— Бонжур, мадам, — сказала она елейным голоском. — Мне очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут Маргарита. Уверена, у нас с вами много общего. Наверняка, вы любите балет, а ещё ваш парень вчера поцеловал меня французским поцелуем.

Ивану не нравились американки. Вообще. В принципе.

Американцам его, кстати, тоже очаровать не удалось, но это уже нюансы.

Да и вообще, в отношениях с США парень двигался от частного к общему, поэтому вся их огромная страна во главе с её менталитетом, «господином президентом» и знаменитой «мечтой» как-то не тронули сердце и все остальные органы (разве что кроме печени) носителя имени героев почти всех русских народных сказок и национального фольклора.

Девчонки, с которыми Беспалов пересекался в общежитии и на лекциях в Принстоне, казались ему какими-то «левыми», отрицательно-странными, непонятными. Чужими, короче. Немного выправляли положение и корректировали ситуацию аспирантки и молоденькие преподавательницы. Те поддерживали в трудную минуту и не давали впасть в отчаяние, поскольку были более контактными и умелыми в общении, тем самым до приятного резко снижали вероятность и уместность фразы: «Мне мама не разрешает». Дай бог здоровья и мужей побогаче, и им, и их мамам.

Впрочем, некоторым бог уже дал (а скорее всего, они взяли сами), но как показала практика, не в мужьях и деньгах счастье. Счастливыми их делал Иван. Да. Пусть и ненадолго, но стороны расставались полностью удовлетворённые сотрудничеством, а так же взаимопониманием, достигнутым в его процессе.

Так и «подсел» парень на тех, кто постарше. Поэтому ничего удивительного, что Женевьеве Гильер шел тридцать первый год. Вдобавок ко всему, она являлась плодом любви французского бобслеиста и украинской лыжницы.

Когда Иван жил у своего друга Поля Сюркуфа в Бургундии, в имении Тюффо, где последние лет четыреста занимаются виноделием и сыроварением, парня всё очень и очень устраивало. Отец Поля, Себастьян Сюркуф держал ещё и небольшую мануфактуру по производству элитных тканей и гобеленов, которые продавал в крошечных лавках почти по всей Франции. Полюбились Беспалову поездки по стране с готовым товаром и особенно — в знаменитую «столицу любви». Он был абсолютно не прочь так «маяться» годков до тридцати, а потом и дальше, но жениться «зачесалось» Полю. Захотелось «придурку» тихой семейной гавани.

— Ты припух? — смеялся на английском над французом его русский друг. — На кой? Зачем? Чего не живётся? Тоже мне… д’Артаньян.

Пышным торжеством под названием «свадьба», ознаменовавшим смену социального статуса Поля «д’Артаньяна», и занималась мадмуазель Женевьева Гильер, которую все звали просто Жэни. Но Иван, разумеется, не все, он звал её Евой. Особенно узнав, что до того как работать устроительницей свадеб, она шесть лет танцевала канкан в «Мулен Руж» и вылетела оттуда со скандалом «за непристойное поведение» — уступила ухаживаниям одного пылкого посетителя, жена которого позаботилась уже обо всём остальном.

— Ну! Что я тебе говорил! — довольно улыбаясь и чуть ли не мурлыча обратился к ней на русском Иван, только лишь Марго выпалила свою приветственно-обличительную речь. — Ты проспорила. С тебя мин… — тут он запнулся и закашлялся.

— О-ля-ля, — с улыбкой покачала головой Ева. — Кажется, вы оба не умеете держать язык за зубами, — проговорила она на русском с французским «р» звучавшим как русское «г» и кокетливо погрозила парню кухонной лопаточкой.

— Я сказал ей, — обращаясь уже к Марго, показал Беспалов пальцем на свою девушку, — что ты обязательно меня выдашь. И вуаля! — театрально развёл он руки в стороны. — Что и требовалось доказать. — После этого схватил со стола бутерброд, получив по руке несильный шлепок от Женевьевы. — Я же говорю, что не идиот, — откусил он половину небольшого, на французский манер, кусочка хлеба с паштетом и сыром, и развернулся всем телом к мадмуазель Гильер. — Череш пятнашать секунд пошле того как я пошелую хоть одну из них, — небрежно махнул себе за плечо на обалдевших близняшек, жующий Иван, но тут же прожевал и проглотил, — об этом будут знать все семь холмов Москвы и Останкинская башня. Оно мне надо?

— Я же вижу, что только это тебя и останавливает, — нисколько не раздражаясь, укорила его Ева, обернувшись на сестричек.