Механический Зверь. Часть 3. Невидимый Странник (СИ) - Розин Юрий. Страница 33

— Ты знаешь что-то про добрую тьму? — Лаз с недоумением оглядел девочку. Они никогда не встречались, но он точно знал, что это не правда. И сейчас, когда они так спокойно смотрели друг на друга, это впечатление утратило свою резкость, но значительно прибавило в силе.

— Добрая тьма? О чем ты? — танильский он знал неплохо, так что не должен был ошибиться с переводом, но ее вопрос казался бессмысленным.

— Я видела ее во снах. Она смотрела на меня, большая, немного страшная, но все равно добрая. Ты напомнил мне о ней. Что ты о ней знаешь?

Айна чувствовала себя примерно как пробивающаяся из-под весеннего снега зеленая поросль, спавшая много дней без тепла солнца. Те чувства что были ей заперты больше трех лет назад возвращались и ее душа постепенно оттаивала. И единственное что ее сейчас интересовало — то, что стало этому причиной. Обычная Айна, та, к которой за последнее время привыкла Радалия, просто потребовала бы сказать правду, а скорее бы просто приказала с помощью своей магии. Но сейчас она уже не была холодной бесчувственной куклой. Та милая, вежливая и приветливая девочка, какой она была когда-то, возвращалась. И причинять кому-то боль, тем более тому, кто связан с доброй тьмой, она хотела в последнюю очередь.

Лаз же, глядя на ее раскрытые в наивном детском предвкушении глаза, все ближе и ближе подбирался к осознанию. Словно человек, падающий в пропасть, с каждой секундой ощущающих приближение дна, он чувствовал что еще чуть-чуть и он все поймет. Буквально миллиметры отделяли его от понимания, ответ крутился на языке, уворачиваясь от всех попыток его поймать. А потом в окно снова постучали.

Он точно знал, кто это. Принцесса никуда не улетела. И, наверное, снова поступила правильно. Даже не глядя, Лаз откинул щеколду замка и распахнул створку. Чернильно-черный вихрь ворвался в комнату и, сделав пару кругов, уселся на спинку кресла. Ее кресла.

— Тогда… — ответ пришел во вспышке воспоминаний, настолько четких и ясных, словно это было не видение, а произошедшая мгновение назад реальность.

Он разговаривал с Роам Зин о вреде трансформации, а потом упал без сознания на пол. Вот только его разум не отключился, Лаз видел то странное, одновременно чуждое и такое родное маленькое солнышко, висящее от него в нескольких сантиметрах и в то же время в бесконечной дали.

И может быть Айна смогла докопаться до истока их связи быстрее него, но Лаз, обладая куда большими навыками и знаниями, смог первым понять суть этой связи. Но ему нужно было последнее доказательство.

— Как выглядит твоя душа? Какой ты ее видишь? — голос дико дрожал, но ему было плевать. Лаз положительно не понимал, что происходит, но совершенно точно знал, что это нечто непредставимо важное.

— Это солнце, белое солнце.

20:35

Процесс был почти завершен.

Лаз не думал, что магия приручения пригодится для такого, но он был почти уверен, что у него все получится.

Суть техники заключалась в связи душ мага и зверя, в результате которой частичка первой оказывалась внутри второй и наоборот. Делать этого он, конечно, не собирался, слишком сложно и опасно делать нечто подобное двум людям, но вот первая половина — установление мостика между душами, была куда проще и безопаснее.

Айна согласилась сразу, не раздумывая ни секунды. Как только он объяснил ей, что хочет попробовать повторить ту связь, что возникала между ними дважды в прошлом, девочка тут же кивнула головой.

И вот уже двадцать минут Лаз готовился, чтобы удостовериться в безопасности процесса. Все-таки проделывать такое с другим человеком было непредусмотренной в инструкции опцией, так что могли возникнуть побочные эффекты. Тем более что он не знал, каким образом связь устанавливалась в прошлые разы и как вообще такая связь возможна. Однако ее существование было очевидно. И дело было не только в том, что он видел душу Айны во время своих обмороков.

Душа была квинтэссенцией человеческого Я. Земные ученые вряд ли ошибались, мозг содержал в себе, в виде нейронных связей и сигналов: и память, и личность, и все остальное, что делало Лазариса Морфея — Лазарисом Морфеем. Однако душа, в отличие от сознания, заключала в себе не только информацию. По сути своей это была чистейшая энергия, впитавшая в себя все вышеперечисленное и еще многое сверху: все когда либо испытанные нами эмоции, все забытые сны, все несбывшиеся фантазии — в душе все это оставалось в первозданном, чистейшем виде. А потому именно душу было правильнее считать истинным отражение нашей личности.

И во внутреннем видении человека душа представала ему такой, каким он представлял сам себя. Не разумом, а на каких-то сверхглубоких уровнях подсознания, завязанных на таких тонких материях, что сложно представить, человек находил образ, наиболее ему подходящий и воплощал в нем собственное естество. Кто-то представлял животных, кто-то растения, кто-то нечто аморфное и неясное, кто-то совершенно конкретные предметы. Но это всегда был связанный с ним образ, из чего проистекал такой занятный феномен, как цвет человеческой души, который, в свою очередь, проявлял себя во время трансформации как цвет покрывающего мага тумана. У Савойна Листера душа была серой, у Роам Зин — оттенка морской глубины.

Вот только не было зафиксировано ни одного случая, когда бы душа человека оказалась чисто-черной или чисто-белой. Мы не шахматные фигуры и наши души так или иначе окрашиваются в оттенки, зависящие от тысяч различных параметров. Лаз не знал причины того, что его душа имеет именно такой цвет, но точно знал, что это не просто странно и даже не просто исключение из правил. Это аномалия, невозможная для нормального человека.

И Айна была ровно такой же аномалией, только с другим полюсом. Его душа представлялась кошмаром, чернильно-черной амебой, готовой в любое мгновение пожрать весь мир, разорвать, покорить, пожрать, уничтожить всё и вся. А ее душа была ровной противоположностью: белоснежное солнышко, готовое согреть, утешить, укрыть от любой опасности, любящее и нежное. Ни то, ни другое, не могло быть душой живого человека. Сколь бы мы не были добры или злы, сколько бы в нас не было святости или скверны, ни одна тьма не обходится без звезд и ни одно солнце — без пятен.

Лаз, конечно, не был рыцарем в сверкающих доспехах, за свою жизнь он испытал много такого, что можно назвать беспросветной тьмой, но и счастливых моментов было не мало. И он был на сто процентов уверен, что жизнь Айны не обошлась без горя и бед. А значит, если следовать здравому смыслу, их души должны были измениться, раз уж они отражения их самих. Вот только этого не произошло. Почему? Он не знал. Хорошо ли это? Он не знал. Но это не могло быть совпадением, что именно у них двоих, оказавшихся связанными через тысячи километров, настолько неправильные и невозможные души.

Он не знал чего хотел добиться, но останавливаться не собирался.

— Дай руку.

Сейчас его телу на вид было лет шестьдесят, так что они смотрелись довольно странно. Маленькая хрупкая девочка, с сосредоточенным лицом протягивающая раскрытую ладошку мускулистому пожилому мужчине. Ее пальчики не могли даже закрыть его ладонь, но никого из них это не волновало. Но сейчас это было не важно, было ли Лазу двенадцать, сорок два или шестьдесят, это не играло никакой роли. Потому что у души нет возраста.

Пустота. В пустоте не было цветов, не было оттенков, она не была черной, в ней отсутствовала даже чернота. Не увидев ее самостоятельно, понять ее было невозможно. И в пустоте друг напротив друга висели две сущности. Маленькое снежно-белое солнышко и большая клякса иссиня-черных чернил, протягивающая в ничто свои щупальца. Однако сейчас для них не было этих образов. Не было вообще ничего.

Буддисты считают наивысшим блаженством Нирвану. Парадокс заключается в том, что Нирвана представляет из себя предельное ничто, лишенное материи, пространства, времени, любых концепций, идей и вероятностей. Блаженство в человеческом понимании не должно существовать в нем по определению. НО сейчас Лаз смог хотя бы отдаленно прочувствовать смысл буддистского блаженства. В пустоте нет ничего, но это не проклятье, а благословение. Нет боли, нет страха, нет голода и жажды, нет смерти и предшествующего ей мгновения жизни, нет страстей и желаний. Пустота полна сама в себе. И несколько кратких мгновений которыми показалось ему проведенное в пустоте время его душа была полна.