Опасная красота. Поцелуи Иуды (СИ) - Аваланж Матильда. Страница 12

Затравленное лицо и испуганные глаза девочки, которую я вижу, придает сил — пытаюсь трепыхаться, но Кастор Трой еще сильнее стискивает меня. Другая его рука ложится на мое бедро и ползет вверх по юбке, собирая толстую шерстяную ткань, а я… Там, под этой тканью, в моих хлопчатобумажных трусиках слишком влажно и непозволительно горячо.

— Преступление против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления карается сроком от пяти до десяти лет, в зависимости от состава преступления. И ты у меня пойдешь по вышке, душа моя, — ласковый и жестокий голос в самом моем ухе — лишает рассудка и какой бы то ни было надежды. — Позор для милой маленькой серой мышки, как ты. Такая тихая и правильная, исполнительная и аккуратная, такая невзрачная и откровенно асексуальная… Почему ты пошла на преступление?

Он — не Итан. не тот, кто посочувствует моей беде. Не тот, кто поможет, утешит, защитит. Он — тот, кто все усугубит. Тот, кто сделает только хуже.

Молчу, хотя внутри содрогаюсь от немого крика. Но никто не услышит этого крика о помощи. Итан Энглер далеко отсюда. Возможно, еще дальше, чем я думала…

— Знаешь, зайчонок, ты абсолютно не в моем вкусе, но, думаю, с тобой довольно интересно будет… договориться.

Железная рука Кастора Троя прямо под моей блузкой. Он задирает вверх лифчик и мнет мои груди, мучительно стискивая оба полушария и давя ареолы набухших сосков. А я наблюдаю за этим в стекле окна, на мой помутившийся ум навязчиво идет дикая ассоциация с коровой, из которой выдаивают теплые белые струйки молока, и скользкая, вязкая влага течет внутри моих сжатых бедер.

— Отпустите… — нахожу силы выдохнуть сквозь плотно сомкнутые зубы, понимая, что мне конец и молить его о пощаде бесполезно. — Пожалуйста!

— Как скажешь, зайчонок, — убрав руки, Кастор Трой неожиданно отступает назад.

Ничего не понимая и тяжело, прерывисто дыша, я трясущимися пальцами судорожно поправляю выбившуюся из юбки блузку, а в следующее мгновение дверь кабинета распахивается — на пороге вижу сам комиссар Шенк. И как Трой увидел? Каким звериным чутьем почуял?

— Ты здесь, Кастор… А я подумал, ушел, и свет не выключил…

Комиссар смотрит сначала на своего помощника, затем на меня, но затем он замечает настежь распахнутый сейф и взгляд его становится каким-то нехорошим, напряженным.

— Что тут происходит, офицер Трой?

Ни жива ни мертва, я стискиваю в пальцах шершавый край своей шерстяной юбки. Это жест моей бабушки, и я невольно переняла его. Бабулечка, моя любимая, самый родной мой человек! Что теперь будет с тобой?

Жутко… Святые небеса, все кончено, кончено! Сейчас Трой расскажет, как застукал меня в своем кабинете, а я… Никогда в жизни не расскажу о том, что последовало вслед за этим. Если Итан узнает об этом, я просто не переживу…

— Я попросил мисс Калдер принести из архива кое-какие бумаги по медучереждениям, находящимся в районе Аддерли-авеню, — проговорил Трой, и я заметила у него невесть откуда возникшую папку. — Но она была довольно-таки нерасторопна.

Он положил папку в свой сейф и на глазах у всех закрыл его.

— На будущее, мисс Калдер, если мне что-то от вас нужно, выполняйте это сразу, а не когда рабочий день уже закончился, — не сводя с меня глаз, сказал офицер Трой и повернулся к Шенку. — Мисс Калдер любезно предложила мне себя… в качестве секретаря. А так, как я как раз хотел подыскать помощницу, это сама судьба. Да, мисс Калдер?

Я боялась, что голос сорвется, поэтому просто кивнула.

— У мисс Калдер получается слишком много обязанностей, — заметил комиссар. — Архив, стенография, теперь вот еще секретаршей у тебя…

— Пусть три часа работает в архиве и изредка стенографирует, я не против, — со своей всегдашней ухмылочкой отозвался Кастор. — Пока вы новую стенографистку не подыщете. Остальное время она вся моя…

— Ты, Трой, как всегда, уж больно быстрый, — проворчал Шенк, посторонившись, чтобы пропустить меня. — Заграбастал себе девчонку… Такой ценный кадр!

Комиссар не видел лица своего помощника, а я видела, и мое сердце, которое вроде бы как потихоньку возвращалось к нормальному режиму работы, снова ушло в пятки.

— Ценный, — повторил Кастор Трой, и от его паршивой улыбки мне стало дурно. — О да…

ГЛАВА 6

Исповедь

— Монечка, маленькая моя! Опять припозднилась, ну что ты будешь делать? — бабуля суетливо встречает меня в нашей крошечной прихожей, чуть ли не силком отбирая пальто. — А у нас гости! Проходи скорее, ясочка, и за стол! Скорее все за стол! Ох, ты святые угодники, у меня же там пирог!

Бабушка умчалась на кухню, а я скинула боты и, уже предчувствуя неладное, прошла в коридор, в котором наткнулась на Александра Брента, собственной персоной. Человек, которому я на данный задолжала столько денег, сколько даже представить не могла, был не один, а с целым семейством.

Полноватый молодой человек в очках, его жена — очень худая блондинка в безумных кудряшках, обрамляющих лошадиное лицо, и их отпрыск, светловолосый мальчик лет семи — лицом он пошел в маму, а полнотой — в отца. Он ел батончик-конфету — и рот, и руки его были в шоколаде.

— Квартира, конечно, неплохая, но требует капитального ремонта, — выговаривала блондинка Бренту, не то, чтобы не поздоровавшись — абсолютно не обратив никакого внимания на меня. — Потолки высокие, это хорошо, коридор тоже достаточно широкий… Но выход на крышу однозначно надо будет заложить — в той комнате мы сделаем детскую, оставлять такое попусту опасно! И потом, мистер Брент — вы видите стены? Кривые, это и без уровня видно! Боже, а про пол я вообще молчу — как стиральная доска! Эта отделка точно влетит нам в копеечку — вы просто обязаны предоставить скидку!

— Какую скидку? — прошептала я, не в силах поверить, что это происходит в моем доме. — Кто вы?

— Это Александр Брент, родная моя, — улыбчиво пояснила бабушка, появившись на пороге кухни. — Ученый, который изобрел тот волшебный аппарат для памяти. Он пришел со своими племянниками, чтобы справиться о моем здоровье. Это так мило! Александр, а Моника мне запрещает им пользоваться, я вам говорила! Скажите, скажите ей, что это абсолютно безопасно!

— Дорогая, а как ты посмотришь, чтобы сломать эту стенку, и объединить кухню с гостиной? — проговорил глава семейства, напрочь игнорируя нас с бабушкой, а его сын как ни в чем не бывало вытер испачканные шоколадом руки о кружевную салфеточку, лежащую на комоде. Бабушка с такой любовью ее вязала…

Какую стенку, святые небеса? Я схватилась за голову. Это наш дом! А он так запросто привел этих… этих… которые хотят купить у него нашу квартиру?! И моя бедная бабуля хочет угостить этих наглецов своим фирменным ежевичным чизкейком?

— Уходите, — тихо сказала я, но меня почему-то услышали, а затем что-то темное, незнакомое, поселившееся во мне, дало себе волю и я закричала. — Убирайтесь прочь из нашего дома! Вы слышите? Убирайтесь прочь!

— Моника… — бабуля испуганно поднесла ладонь к округлившемуся рту. — Разве можно так с гостями?

— Это не гости… Не гости, бабуль, — я знала, что мои щеки налились некрасивыми красными пятнами — я всегда шла пятнами, когда краснела, но мне было плевать.

— А это что еще за истеричка? — блондинка-барашек смерила меня презрительным взглядом и повернулась к Бренту. — Вы говорили, проблем не будет, но эта особа…

— Я не особа! Мы — хозяева квартиры и вы не смеете… — я задохнулась.

— Моника, что происходит? — бабушка схватилась за сердце. — Что все это значит?

Господи, не хватало еще, чтобы ей стало плохо из-за этих вот мерзавцев!

— Все хорошо, бабуль, — поговорила я напряженно, хотя прекрасно знала — ничего не хорошо. Он имеет право показывать потенциальным покупателям нашу квартиру… эту квартиру. Он имеет. — Просто наши гости уже уходят…

А что я сделаю, если они не захотят? Если внаглую усядутся за бабушкин чизкейк, форму с которым она держала в смешных рукавичках-прихватках, что я подарила ей на прошлое Рождество?