Другой край мира (СИ) - Иолич Ася. Страница 49

– А капойо — это тоже катьонте?

– И да, и нет. По-разному бывает. Это женщины, которые оказались в затруднительном положении. Или побочные, незаконные дочери низких кирио. Ну или, например, вдовы без родни, которым нужны средства, чтобы содержать детей. Иногда это девушки из знатных, но обедневших семей, у которых есть образование и манеры, но нет связей. А ещё бывает, что капойо не только следит за кирьей, но и обучает чему-то. Тогда её называют дэска. Дэска приходит к старшей кирье в семье, когда той исполняется примерно два или три года, и уходит, когда младшая кирья в семье выходит замуж. Бывает, она переходит к детям кого-то из воспитанниц. Иногда дэску приглашают на время, чтобы научить кирью тому, чего не умела предыдущая дэска.

– А куда она уходит?

– Ну, иногда ей везёт, и она в молодости выходит замуж. Это мечта капойо, ну, тех, кто без детей, не вдов или там других недостатков. С хорошим попечителем, конечно, она может и скопить что-то... Но если она одинока, без попечителя-мужчины, то обычно за время службы ей удаётся скопить на небольшой домик. Она доживает там свой век.

– В кругу семьи?

– Какой семьи? При живом муже порядочная женщина не работает. Она должна выбрать, выходить замуж и заниматься семьёй, или работать дэской или капойо. Если же у неё при поступлении на работу есть дети, ну, знаешь, когда она вдова-сирота, то этих детей воспитывают другие люди, которым она отдаёт часть жалованья. Семья дэски — это кирьи из большого дома. К тому моменту, как она заканчивает работу,эти её дети вырастают и разъезжаются тоже работать, или выходят замуж.

– А мальчики? Их тоже воспитывают дэска?

– Нет, кирья, ты что. Мальчик до двух-трёх лет живёт на женской половине с матерью и кормилицами, а потом его переселяют на мужскую половину. К нему приставляют человека, который называется катис, и он полностью заботится о молодом кире. Юный кир везде сопровождает своего отца и участвует в его делах. Если же его настроение не позволяет ему присутствовать при делах отца, катис уносит его прочь и занимает чем-то. Катис учит юного кира грамоте, манерам, обращению с мечом, луком, самострелом, копьём, а также верховой езде и точным наукам. Когда юному киру исполняется десять или одиннадцать лет, катис покидает его и приходит только в дневное время. К этому моменту у него уже обычно достаточно денег, чтобы купить приличный дом и жениться.

– И что, любой может стать катисом?

– Нет. Обычно катис — это сын другого катиса. Ну или внебрачный сын кого-то из старших киров дома, которого не могут взять в род. Кир, который является его отцом, оплачивает его обучение и потом платит ему за работу. А сыновья катиса чаще всего тоже становятся катисами. Это прибыльная и почётная работа, хоть и очень сложная.

– Внебрачный сын?

– Кирья, ты угомонишься наконец? У меня язык сейчас отвалится тебе рассказывать. Я хочу выпить мёда и отоспаться перед завтрашним днём. Будешь пить со мной?

Аяна дёрнулась от резко нахлынувших воспоминаний.

– Нет.

– Тогда я пошёл. Бывай.

Аяна села у окна, обдумывая услышанное. Ей казалось странным, что за семь лет работы наставник мальчика может рассчитывать на собственный дом и семью, тогда как за всю жизнь, потраченную на чужих дочерей, их наставница может рассчитывать на одинокую старость в каком-то там домике. Мена казалась ей нечестной.

Она думала над этим какое-то время, но решила позже расспросить Верделла подробнее. Ей не очень хотелось идти в другой дом и помогать с влаской там, потому что она достаточно поработала в эти дни. У неё была другая идея. Если Тили хочет отвлечься работой, то почему бы и ей не потратить свободное время с пользой? 

Она сходила в мастерскую и, склоняясь со светильником над корзиной с цветными нитками, перебрала имеющиеся цвета. Потом она достала желтоватую бумагу для набросков и наметила на ней овальную рамку. Аяна давно вынашивала эту мысль, и теперь увлеченно переносила свою идею на бумагу с помощью грифеля.

Рогатый дух! Как он мог выглядеть, тот хранитель долины? Вот тут будет трава, а здесь — небольшой куст. Если представить, что он похож на оленя, покрыт шерстью, и цвет у него такой же... Несколько оттенков коричневого, зелёный, серый. Она ещё раз осмотрела корзинку с нитками и решила отложить это до утра, когда будет светло. Потом она спустилась в комнату и при свете фонаря долго меняла и дорисовывала набросок вышивки, пока не заснула, впервые за много дней довольная собой и умиротворенная.

36. Слушай мой голос

– Кирья! Кирья! Да продери уже глаза, кирья! – Верделл стучал в дверь, по-видимому, ногой. – Кирья, проснись!

Сон был странный, но добрый: облака бежали по синему небу, деревья роняли желтые листья. Аяна сидела, держа на руках крохотного Вайда, на том обрыве, где они с Тили осенью собирали травы, а рядом играл тот же Вайд, подросший, очень, очень сильно загоревший за лето, и почему-то аж восемь детей чуть старше, с пылающими, точно пожар, волосами, – по-видимому, близнецов. Она обернулась, чтобы найти маму, но мама, наверное, осталась дома.

– Кирья! – странный сон заволновался, как дым от костра, на который махнули рукой. – Вставай!

Она открыла глаза, и, щурясь от яркого света, села на кровати. Листок желтой бумаги с шелестом соскользнул на пол, вслед за ним скатился грифель, и, подпрыгнув на полу, скатился в щель между досками и остался лежать там.

– Что там, Верделл? – громко спросила она, неохотно расставаясь с видением осеннего берега.

– Выходи! Это срочно! Нужен ваш лекарь!

Тяжёлое предчувствие чего-то нехорошего встало комом в горле. Она встала, накидывая длинный домашний кафтан, и открыла дверь.

– Я думал, ты померла! Езжай за вашим гватре в верхнюю деревню, а то я боюсь вашей зверюги. Там кира зашибло брёвнами у вас в столярном дворе. Мы не можем найти Ретоса!

– Какого кира? – спросила она немеющими губами. – Воло?

– Какого Воло! Конду. Кира Конду. Ночью дождь был, под брёвнами размокло. Он полез их смотреть, и его завалило. Давай быстрее, кирья, мне нужно к вашему старейшине.

– Что с ним?

– Несут сюда.

– Так он жив?

– А иначе зачем ваш лекарь? Кирья, ты в себе? Мёртвому-то зачем лекарь?

– Иди за мной, Верделл! За мной!

Она слетела с крыльца, босая, и по щиколотку провалилась в ледяную грязь.

– Верделл, найди и приведи Солу!

Пачу ткнулся носом в её плечо, но она хлопнула его по шее, выгоняя во двор, и, не обращая внимания на его обиду, взлетела на широкую спину.

– Найди Солу и приведи! – крикнула она, выезжая со двора.

Пачу рысил мягко, потом поднялся в небыстрый галоп. До верхней деревни было чуть меньше трёх рандов, и Аяна боялась загнать его, но страх за Конду был сильнее.

– Инни, милый, инни! – отчаянно крикнула она.

Пачу ускорил бег, и она стиснула зубы, успокаивая себя. Тяжёлые, широкие копыта отпечатывались в скользкой глине. Она одёрнула себя.

– Кэтас, Пачу!

Снова спокойная рысь, и потом снова галоп.

– Давай, мой хороший!

Она влетела во двор арем Дэна и соскочила в размякшую глину.

– Арем Дэн здесь?

Мальчик, которого она ухватила за рубашку, испуганно указал на второй этаж и убежал, оглядываясь. Аяна взбежала на крыльцо, с усилием потянула скрипучую дверь. Оставляя комки глины на полу, она пробежала по коридору до открытой двери.

– Арем Дэн! – позвала она, не заглядывая в комнату.

– Сейчас, сейчас, – он вышел к ней в коридор. – Я слышал твою лошадь. Что случилось?

– Человека завалило брёвнами. В нижней деревне. Пожалуйста, приезжай быстрее.

– Сильно завалило? Не знаешь? Сола там? Сейчас приеду. Возвращайся домой. Двор олем Лали? Ты знаешь, что подготовить?

– Да, арем. Сола скоро будет. Не знаю, насколько сильно.

– Давай, девочка, поезжай. Ты босиком?

– Прости, арем... Я сейчас уберу...

– Не беспокойся. Иди.

Она широкими прыжками преодолела двор до того места, где оставила Пачу, и запрыгнула, схватившись за гриву. Глина оставалась на его боках в тех местах, которые она уже испачкала раньше. Он подёргивал шкурой, и она обняла его, трогая с места.