Другой край мира (СИ) - Иолич Ася. Страница 56
– Он и вправду редко ошибается.
– Но ошибается?
– Кирья, нет людей, которые никогда не ошибаются. Все совершают ошибки.
– А ты совершал ошибки, о которых жалеешь?
– Да. И много.
– И какая самая большая? О какой ты больше всего жалеешь?
– Я думаю, у меня всё впереди. Кирья, почему такие вопросы?
– Да так.
Она встала и прошлась по комнате, сунув руки в карманы. Он хмыкнул, и она вопросительно обернулась.
– У нас кирьи не ходят с руками в карманах.
– Почему?
Он молчал.
– Конда, почему? Отвечай! – она взяла стул и поставила перед его кроватью. – Сказал «Ако», говори и «Бер»!
– У вас в алфавите первая буква называется словом «вода»?
– Да. А у вас?
– «Анайе». Это значит «жизнь». В значении «возрождение»
– А. Так что с карманами? Не надо заговаривать мне зубы.
– Я сказал не подумав.
– Поздно. Тебе надо было думать. Теперь я не отстану от тебя, пока ты не скажешь.
– Кирья, ты сильно изменилась с того дня, как мы познакомились.
Она пожала плечами.
– Это плохо?
– Нет. Нет... – Он рассмеялся и сел на постели, пальцами убирая волосы с висков назад. – Это не плохо.
– Карманы.
– А ведь я сначала не поверил своим людям, когда они оправдывались. Кирья, я извинюсь перед ними. Они говорили мне, что...
– Конда! – она встала и шагнула прямо к нему. Он задрал голову и смотрел на неё снизу вверх, жалобно сведя брови.
– Только не бей! – умоляюще прошептал он. – Пощади!
Она мгновение смотрела на него ошеломлённо, потом оба расхохотались.
– Ребро больше не болит, – сказал он наконец. – Наверное, зажило. Иначе я бы сейчас валялся, скорчившись от боли.
– А тебе можно вот так сидеть, свесив ноги?
– Нет. Только не говори арем Дэну.
– Конда!
– Ладно, ладно! – сказал он, ложась на спину и поднимая ногу на свёрнутое рулоном одеяло.
– Как твоя нога? – спросила Аяна, глядя, как лёгкая ткань штанины обрисовывает жёсткую повязку под ней.
– Очень чешется под повязкой.
– Насколько я знаю, это обычное дело. Дай я посмотрю.
Она встала со стула и нагнулась над его ногой, подтягивая штанину. Конда резко сел, отчего его ноги дёрнулись и подскочили, и схватил её за запястье.
– Нет.
– Я лекарь. Помнишь? Гватре. А ещё ты сам касаешься меня.
Он смотрел на неё обжигающе тёмным взглядом, потом медленно разжал руку.
– Если ты будешь так дёргаться, то сделаешь только хуже. Твои ноги подскочили, когда ты сел. Арем Дэн не предупреждал тебя о вреде резких движений? Ближайшие пару недель тебе нужно особенно беречь ногу.
Она говорила, закатывая штанину, и он не останавливал её. Повязка из дерева и глины выглядела целой, а ступня не отекла и не посинела. Аяна пожала плечами.
– Всё цело. Кроме ноги. Я могу съездить к арем Дэну и попросить поменять повязку. Тогда перед тем, как тебе сделают новую, ты сможешь почесать ногу.
– Он был вчера. Я ночью почесался и сместил что-то в повязке. Сола зашла и долго бранила меня, а потом послала Сэла за киром Дэном. Так что это свежая.
– Тогда давай попробуем тебя отвлечь. Расскажи мне про карманы.
Он со стоном схватился за голову.
– Кирья, это невыносимо! Скажи, как я могу это прекратить?
– Сбежать отсюда.
Она смотрела на него серьёзно.
– Ты спрашивала меня про мои ошибки, – сказал он, закрывая глаза. – Сейчас я думаю, что это моя самая большая ошибка.
– То, что ты пришёл ко мне тогда, или то, что ты сбежал?
– Можно мне сонную отраву?
– Отвар. Сонный отвар.
– Неважно. Дай мне стакан. Нет, два, и погуще. Я готов уже и на это.
– От двух стаканов ты станешь холодным и проспишь три дня, и твой рассудок умрёт. У меня столько нету, и я бы не налила тебе, если бы и было. Ты ответишь наконец на мои вопросы? Ты сказал: «Я отвечу на твои вопросы и скажу тебе всё, что ты захочешь узнать». Я хочу узнать про карманы и про твою ошибку.
– Я могу выбрать вопрос?
– Да.
– У нас кирьи не ходят с руками в карманах, потому что у них нет карманов.
– А где они носят свои вещи?
– У них нет вещей, которые они носят с собой. У кирьи нет имущества. Она... если образно выразиться, сама в некотором роде... ну...
– Но как же...
Аяна вспомнила про туфельки, обтянутые шёлковой тканью, и вопрос про кресало и нож как-то сам собой отпал.
– Но гребни... Еда? Шнурок на всякий случай? Прялка, чтобы занять руки? Книга?
– Нет. От кирьи требуется только красиво выглядеть, хорошо пахнуть и мило улыбаться. Она – украшение дома. Её капойо носит то, что нужно, чтобы кирья оставалась украшением.
Он посмотрел на неё внимательно.
– Ты не спрашиваешь, кто такие капойо. Тебе знакомо это слово? Верделл! – он хлопнул себя по лбу. – Так вот кто...
– Теперь второй вопрос. Про ошибку.
– Ты сказала, я могу выбрать один!
– Я имела в виду, что ты можешь выбрать, на какой ответить первым.
– Кирья, ты мучаешь меня! – Он зажмурился. – Зачем ты пришла?
– Воло позвал меня.
– Воло?!
– Да. Он пришёл с утра и сказал, что не может найти никого, кто бы сидел с тобой.
– Со мной уже не нужно сидеть. Я сам могу дойти до нужника и сам хожу купаться. Смотри! .
Он сел, дотянулся до костылей и неловко встал, опираясь об изголовье и стараясь беречь ногу, а потом сделал несколько шагов перед Аяной.
– Хорошо. Но Воло сказал, что ты боишься быть один взаперти.
Конда осторожно сел обратно на кровать и взъерошил волосы.
– Какая ерунда. Зачем он это придумал?
– Придумал? Так это неправда?
– Полнейшая ерунда, – очень уверенно сказал Конда.
Аяна вспомнила олем Ати и изо всех сил мысленно попросила прощения у неё.
– А знаешь, что я сейчас сделаю, Конда? – проникновенно спросила она, делая шаг и нагибаясь к нему. – Я сейчас встану на этот стол и задёрну занавеску, – показала она пальцем. – Она плотная, и её можно отодвинуть, только стоя на столе. Потом я возьму этот фонарь и выйду с ним за дверь. Очень плотно, без зазора, закрою её за собой и пройду по коридору наверх. Я буду подниматься, выходя на свет, с каждой ступенькой приближаясь к свежему воздуху снаружи, к ветру и свободе. В то время как ты останешься сидеть здесь совершенно один, запертый в непроглядной темноте.
Она следила за его лицом, и в какой-то миг такая неистовая боль исказила его, такой безумный, безудержный ужас, что Аяна отшатнулась. Конда вцепился в матрас, она кинулась к нему и обняла, пряча его лицо на своём плече.
– Конда... Конда! – Она испуганно звала его, гладила и гладила по голове, и он всхлипнул. Аяна взяла его лицо в ладони, чуть не плача, и заглянула в глаза. – Конда, прости меня, если сможешь, прости!
– Не делай так больше никогда, – сказал он хрипло. – Никогда.
– Ты сказал, что это ерунда. – Аяна убрала руки и выпрямилась. – Ты сказал, что Воло придумал это. Ты обманул меня.
Он улёгся на кровать, положил ногу на возвышение и закрыл глаза.
– Это ещё одна ошибка. Я пытался лгать тебе.
– Я могу спросить?..
– Нет. Сейчас не можешь.
Она села к нему на кровать, и он отодвинулся.
– Кирья. Ты слишком близко.
Аяну захлестнуло безразличие.
– Да какая разница, – сказала она, не шевелясь.
Наступила тишина.
Она ждала, что он дёрнется от неё, рванётся в сторону или скажет что-то, но он внезапно повернулся на бок и обнял её, уткнувшись лицом в её бедро.
От неожиданности она резко подняла руки, но он не двигался, и Аяна скосила глаза. Он лежал, зажмурившись, нахмурив брови.
Она осторожно опустила левую руку ему на голову и стала гладить по волосам.
– Ты сделала мне больно, кирья. Очень, очень больно. Утешь меня, – пробормотал он в складки ткани её рубашки и штанов.
– И ты тогда наконец ответишь на мой вопрос?
Он сделал то, что она никак не могла ожидать.
Конда укусил её за бедро.
Аяна вскочила с круглыми глазами и метнулась от кровати.