Двое из логова Дракона (СИ) - Куницына Лариса. Страница 91

Эти горы давно забыли, а, может, никогда и не знали, что такое жизнь, и среди них не осталось даже воспоминания о присутствии того, что могло двигаться, дышать и видеть. И эта бесконечная пустота казалась демону вполне подходящей для его мятущейся, измученной души.

Присев на краю уступа на корточки, он осматривал безжизненный пейзаж и тревожное сияние в опрокинутой чаше неба. Его истомлённое сердце просило покоя и этой застывшей тишины. Оно тихо стонало, припоминая терзания и боль, обрушившиеся на него несколько лет назад, когда, вырвавшись из Преисподней, он узнал, что навеки лишён Спасения, и Небеса закрыты для него.

Вечная жизнь тогда казалась ему проклятием, а не даром, и скитания, которые ждали впереди, вызывали тоску и безысходность. Он утратил надежду вступить однажды в обитель Света, и это тяготило его. Лишь любовь, семейное счастье и тепло домашнего очага примирили его с выпавшей ему участью, но он снова терял всё это. Он уже почти смирился со своей долей, он готов был ринуться в бездну Тьмы, унося с собой память живого человеческого сердца. Но судьба нанесла ему ещё один удар.

Он повернул голову и посмотрел на тонкий круг, неярко светившийся в темноте. Его принудили взглянуть в глаза Света. Его заставили в полной мере осознать то, чего он лишён навеки. Его древняя душа давно забыла тот мир, откуда явилась на Землю, но ей напомнили об этом. И он снова и снова вспоминал бесконечное блаженство тепла, пронизавшего его насквозь. Он ощутил тогда прозрачное сияние, в котором растворилось его тело, выпустив на свободу душу. И та, ликуя от невыносимого счастья, ринулась в полёт, несясь сквозь потоки сияющей субстанции, пронизанной бесконечной любовью. Его душа, забыв о тяжком опыте телесной жизни, о странных ярлыках имён, о бессмысленных вехах дат, обрадованная возвращением домой, стремилась вперёд, ища своих, тех, кого она узнала бы, не глядя на лица, не слыша голосов…

Она не успела никого найти и встретить. Трансформация, начавшаяся в Свете, испугала и привела в отчаяние тёмную часть души, которая слишком ясно ощутила, что происходит. Ещё немного, и не было бы возврата назад. Он стал бы другим уже навсегда. Он был бы убит и переплавлен в иное существо. Он стал бы частью Света, утратив свою подлинную сущность.

И из последних сил он всё же вырвался из этого сияния. Он погасил его и вернулся в своё тело, сохранил свою природу, и выдернул из материнских объятий Неба свою безутешно рыдающую душу… И теперь воспоминание об этой радости, о чистоте, безгрешности и причастности к чему-то огромному, настоящему и бесконечно доброму, терзало его.

— Мало мне было слушать, как скулит в груди тоскующий демон. — прошептал он, глядя на зелёные волны в небе. — Мало мне той боли, что унесу с собой вместе с памятью о жене и детях. Теперь и душа моя будет бесконечно страдать, вспоминая об утраченном Рае, — он горько усмехнулся. — И всё зря. Этот мир погибнет, погребённый под обломками мёртвой планеты. Какой глупостью было доверить его спасение бесхребетному спившемуся неврастенику, который не способен хранить верность даже своему безумию.

Он протянул руку и поднял с камня серебристый диск, от которого по руке побежало приятное покалывание, а следом разлилось ласковое тепло. Поднявшись, он окинул взглядом изломанные гребни гор.

— Скоро весь Агорис станет таким! — крикнул он, почувствовав ярость, выплеснувшуюся из темноты. — И ты, царь! Ты последуешь за ним! Но не сразу! Было б слишком просто приравнять палача к жертвам! Ты не отделаешься так просто!

Зеркало Света тихонько запульсировало в его пальцах и вспыхнуло ярче. Он посмотрел на него.

— Не играй со мной, — прорычал он, выхватив из темноты чёрный платок из муара. — Утешение, прощение, любовь… Это не для меня! Пора мне стать тем, что я есть, и показать зубы. А ты… Я пристрою тебя к делу!

Он завернул зеркало в платок и расправил крылья. Спрыгнув со скалы, он поймал восходящий поток тёплого воздуха, поднимавшегося от нагретой за знойный день скалы, и, заложив вираж над пропастью, поднялся выше. А потом развернулся и, взмахнув крыльями, полетел в сторону Тэллоса.

Мизерис снова стоял в темноте на самой вершине лестницы над бездонной пропастью, на дне которой покоился Небесный Дракон. На сей раз, он был один. Никто не толпился у нижних ступеней и не отвлекал его бормотанием. Он стоял, глядя в темноту у своих ног и с волнением, близким к отчаянию, прислушивался, не донесётся ли снизу тихий шёпот, не зазвучит ли он в его уставшем мозгу или в истерзанном сердце. Но было тихо.

Он нервно потирал вспотевшие ладони, пытаясь разобрать хоть что-то, но ответом на его ожидание была мёртвая тишина. Он уже чувствовал, как холодное дыхание студит его больную спину, царский венец с самоцветами, который он зачем-то надел перед тем, как ехать в Храм Тьмы, теперь давил своей тяжестью, напрягая ноющую шею.

— Где ты? — жалобно прошептал царь и в следующее мгновение услышал внизу какой-то перестук, а потом из пропасти выскочил огромный белый череп ящера с длинными зубами и завис перед ним, покачиваясь на постукивающем позвонками остове.

Пустые провалы глазниц, казалось, пристально вглядывались в него, а потом скелет вдруг рванулся вперёд, и огромные зубы лязгнули там, где только что была его голова.

Отшатнувшись от призрака, царь почти кубарем скатился вниз и услышал ласковый голос сбоку:

— Что случилось, мальчик мой?

Он указал наверх, но там уже не было и следа драконьих костей. Зато он узнал голос и со страхом взглянул туда. Он не ошибся. Там, в белом сиянии стоял его брат Ротус и с нежностью смотрел на него. На его белой тоге расплывалось кроваво красное пятно, и Мезерис отчётливо вспомнил, что, увидев его, пришёл в ужас и решил, что обязательно будет носить только красное.

А Ротус тем временем поднял глаза и с удивлением посмотрел на венец, запутавшийся во всклоченных кудрях Мизериса.

— Зачем ты взял его, малыш? Я не раз говорил тебе, символ царской власти — не игрушка для ребёнка!

Мизерис поспешно стянул с головы венец и протянул брату.

— Забери его, прошу тебя, — умоляюще произнёс он. — Ты думаешь, я хотел его? Но я видел, что ты губишь наш мир. И я сорвал корону с твоей головы и напялил на себя. Я думал, что знаю, в чём гибель и в чём спасение. Но теперь я уже не уверен, прав ли я. И я не знаю, как избежать одного и добиться другого. Я один, я слаб, я безумен! Я болен…

Ротус слушал его с отсутствующим видом, а потом вдруг осыпался вниз тонкой пылью и исчез.

Сзади раздались шаги и, обернувшись, Мизерис увидел высокого крепкого мужчину с седеющими кудрями и окладистой, уложенной завиток к завитку бородой. На нём была синяя тога с золотой каймой и венок из алых роз. Он с улыбкой смотрел на царя и тот, протянул ему руки.

— Отец! — воскликнул он и кинулся было к нему, но в следующий миг и этот призрак осыпался пылью к его ногам.

А потом сзади раздалось хлопанье мощных крыльев, и сильный удар в спину свалил его на пол. Венец выпал из его рук и со звоном покатился по каменному полу.

Отползая подальше, Мизерис развернулся лицом к демону. Тот молча стоял перед ним, распластав крылья, и его мрачный взгляд был ужасен, потому что зрачки его зелёных глаз полыхали алым огнём, выжигающим душу своей яростью.

— Что ещё тебе от меня нужно? — прокричал царь. — Что? Ты хочешь отмстить мне за предательство?

— Предать может верный, а от тебя, ничтожный червь, я никогда и не ждал верности, — хрипло прорычал демон, надвигаясь на него. — Но ты всё испортил! Ты погубил своей трусостью всё, что я налаживал с таким трудом! Ты сорвал столь великолепный замысел, что, воплотившись, он мог бы волшебной легендой прозвучать в тысячах миров! Ты своими мелкими сомнениями и метаниями убил тысячи людей, тех, кто верил тебе и любил тебя, несмотря на твоё шутовство, на твоё вероломство, на твоё пьянство, на твой разврат. Они ещё там, под этими утлыми крышами, они ещё надеются, они ещё не знают, что уже мертвы. Все они: мужчины, женщины, дети, их слоны, верблюды, ослы и собаки. Они ещё в своей детской доверчивости думают, что ты знаешь, как спасти их, хотя ты уже собственными руками затянул петли на их шеях, обрушив на их головы крыши их домов. И это сделал именно ты, отступившись от себя!