Если однажды зимней ночью путник - Кальвино Итало. Страница 44

— Конфискуется. К ввозу в Атагвитанию не подлежит. Это запрещенная книга.

— Но позвольте... Здесь говорится об осенних листьях... На каком основании?..

— Она в списке книг, подлежащих конфискации. Так гласит закон. Вы что, учить нас вздумали? — С каждым словом тон говорящего стремительно меняется: от сухого к резкому, от резкого к приказному, от приказного к угрожающему.

— Да, но... Мне осталось совсем немного...

— Не нарывайся, — шепчет голос за твоей спиной. — С ними лучше не спорить. А насчет книги не беспокойся. У меня такая припрятана. Потом поговорим...

Голос принадлежит длинноногой пассажирке в брюках. Вся обвешана сумками. Держится крайне уверенно. Сразу видно, что к таможенному досмотру ей не привыкать. Ты ее знаешь? Даже если знаешь — не подавай виду. Она-то говорит с тобой украдкой. Жестом приглашает следовать за ней. Не упусти ее в толпе. Вышла из здания аэропорта; садится в такси; знаком велит тебе взять другое такси и ехать следом. На пустынном участке дороги ее такси притормаживает. Она выходит со всей своей поклажей и пересаживается в твою машину. Если бы не короткая стрижка и большущие очки — вылитая Лотария.

— А ты не?.. — бормочешь ты.

— Коринна. Зови меня Коринной.

Порывшись в сумках, Коринна достает книгу и протягивает ее тебе.

— Это не то, — говоришь ты, увидев на обложке незнакомые название и фамилию автора: «Вкруг зияющей ямы» Калисто Бандеры. — У меня конфисковали роман Икоки.

— Он самый и есть. В Атагвитании книги распространяются под фальшивыми обложками.

Пока такси мчится по пыльному пригороду, ты, не выдержав, раскрываешь книгу, чтобы убедиться в правдивости ее слов. Какое там! Эту книгу ты видишь впервые. Японским романом здесь и не пахнет. Начинается с того, что по раскаленному плоскогорью, поросшему агавами, скачет всадник; он видит хищных птиц, под названием зопилотес.

— Тут не только обложка фальшивая, — замечаешь ты, — но и текст тоже.

— А ты как думал? — отзывается Коринна. — Стоит начать подделывать — уже не остановиться. Все, что можно подделать, в этой стране давно подделано: музейные экспонаты, золотые слитки, автобусные билетики. Революция и контрреволюция наносят друг другу удары с помощью подделок. В результате никто точно не знает, где мнимое, а где настоящее. Политическая полиция устраивает революционные волнения, а революционеры переодеваются в полицейских.

— Кто же от этого выигрывает?

— Рано еще говорить. Посмотрим, кто лучше воспользуется своими и чужими подделками: полиция или наша организация.

Водитель такси явно прислушивается к разговору. Знаком ты предостерегаешь Коринну: не болтай лишнего.

— Не бойся, — успокаивает она. — Это такси мнимое. Меня больше беспокоит, что нас преследует другое такси.

— Настоящее или мнимое?

— Наверняка мнимое. Не знаю только, полиция это или наши.

Ты оборачиваешься и вскрикиваешь:

— Но за вторым такси едет третье...

— Это могут быть наши. Они следят за действиями полиции. А могут и полицейские — сели нашим на хвост...

Второе такси обгоняет первое и резко тормозит. Из него выскакивают вооруженные люди и приказывают нам выйти:

— Полиция! Вы арестованы!

Щелкают наручники, вас сажают во второе такси: тебя, Коринну и шофера.

Коринна обращается к полицейским с невозмутимой улыбкой:

— Меня зовут Гертруда. Это друг. Отвезите нас к начальству.

От удивления ты разинул рот? Коринна-Гертруда шепчет на твоем языке:

— Не бойся. Это мнимые полицейские. На самом деле они из наших.

Не успеваете вы отъехать, как третье такси блокирует второе. Из него выскакивают вооруженные люди в масках. Они разоружают полицейских, снимают наручники с тебя и Коринны-Гертруды, надевают их на полицейских и запихивают вас в свое такси.

Как ни в чем не бывало Коринна-Гертруда произносит:

— Спасибо, друзья. Меня зовут Ингрид. Это один из наших. Мы едем в Штаб?

— Сиди и не вякай! — цыкает налетчик, должно быть, главный. — Нечего нам лапшу на уши вешать! Сейчас на вас наденут повязки. С этой минута вы наши заложники.

Прямо не знаешь, что и думать. К тому же Коринну-Гертруцу-Ингрид куда-то увезли на другом такси. Когда ты снова получаешь возможность свободно распоряжаться своими членами и видеть, то видишь, что очутился в кабинете начальника полиции или в комендатуре. Унтер-офицеры фотографируют тебя в профиль и анфас; берут отпечатки пальцев. Какой-то офицер зовет:

— Альфонсина!

Входит Гертруда-Ингрид-Коринна. На ней тоже форма. Она протягивает офицеру папку с документами на подпись.

Между тем тебя продолжают обрабатывать. За одним столом ты сдаешь документы; за другим — наличные деньги; за третьим — одежду, получая взамен арестантскую робу.

— Что это за ловушка? — спрашиваешь ты у Ингрид-Гертруды-Альфонсины, улучив момент, когда охранники повернулись к тебе спиной.

— В ряды революционеров проникли контрреволюционные лазутчики. Они и заманили нас в полицейскую засаду. Слава Богу, в полиции тоже есть наши люди. Они выдают меня за штабную работницу. Запомни, тебя отправят в мнимую тюрьму; то есть тюрьма настоящая, государственная, но она не в их, а в наших руках.

Ты невольно вспоминаешь о Маране. Кто, как не он, мог замыслить подобную махинацию?

— Я, кажется, узнаю почерк вашего главаря, — говоришь ты Альфонсине.

— Кто он — сейчас не важно. Он может быть мнимым главарем и делать вид, будто работает на революцию с единственной целью содействовать контрреволюции, или откровенно поддерживать контрреволюцию, веря, что таким образом расчистит путь для революции.

— А ты работаешь на него?

— Со мной особый случай. Я настоящая революционерка, засланная в лагерь мнимых революционеров. Для конспирации я изображаю контрреволюционерку, засланную в лагерь настоящих революционеров. Хотя на самом деле так оно и есть, ведь я выполняю задание полиции, но не настоящей, поскольку я подчиняюсь революционерам, засланным к засланным контрреволюционерам.

— Если я правильно понял, засланы буквально все: и в полиции, и в революции. Как же вы отличаете одних от других?

— Сначала надо установить, кто заслал каждого засланного. Но до этого важно понять, кто заслал тех, кто заслал.

— И вы продолжаете драться до последнего, зная, что никто из вас не является тем, за кого себя выдает?

— При чем здесь это? Каждый должен исполнить свою роль до конца.

— А какая роль отводится тебе?

— Погоди, не суетись. Почитай пока свою книжку.

— Черт побери! Я потерял ее, когда меня освободили, то есть арестовали...

— Не страшно. Тюрьма, в которую тебя поместят, образцовая. Есть в ней и библиотека, куда поступают последние новинки.

— И запрещенные тоже?

— Где же им, по-твоему, еще быть, как не в тюрьме?

Ты добрался до самой Атагвитании, чтобы отыскать фальшивороманщика, а попал в плен системы, где все сверху донизу фальшиво. Или: ты был полон решимости одолеть любую преграду — леса, моря и горы, лишь бы выйти на след неустрашимого первопроходца Мараны, пропавшего во время поисков романов-рек. Однако ты натолкнулся на железную решетку тюремного общества; она протянулась по всей земле и заключила вольный дух приключений в убогие, неподвижные границы... Все это еще касается тебя, Читатель? Из любви к Людмиле ты заехал так далеко, что стал забывать, как она выглядит. Если тобой не движет больше образ Людмилы, остается довериться ее зеркальной противоположности — Лотарии...

Но действительно ли это Лотария? «Не знаю, с кем там у тебя что было. Лично я ни о какой Лотарии не слышала», — отвечает она всякий раз, как ты заговариваешь о прошлом. Видно, таковы законы конспирации. Сказать по правде, ты и сам не очень уверен, кто перед тобой... Может, это мнимая Коринна или мнимая Лотария? Ясно одно: по отношению к тебе она играет примерно ту же роль, что и Лотария. Значит, ей соответствует имя Лотария, и никак иначе ее не назовешь.