Ошибка, которую я совершила (ЛП) - Дейли Пола. Страница 20

Скотт сел в кресло.

— Что мы пьем? — спросил он.

— Односолодовый.

Со стаканом в руке он медленно осмотрел меня с головы до ног, затем так же медленно поднял взгляд. Его лицо выражало благоговейную признательность. Так можно смотреть на классический E-Type * (*модель спортивного автомобиля марки «Ягуар») или кобылу, взявшую первый приз на скачках. В считанные секунды он стал абсолютно серьезным.

— Мне нравятся твои волосы, — сказал он.

Я инстинктивно подняла руку к лицу, потому что обычно не испытывала особого удовольствия от комплиментов. Я двинулась к нему, и мы почти столкнулись. Я не отступила, и воздух между коленом Скотта и обнаженной кожей моей ноги наполнился электричеством. Я чувствовала, как наши тела обмениваются теплом через эту тонкую воздушную прослойку.

— Как это будет? — прошептала я.

— Ты отдаешь то, что готова отдать… — он замолчал. А потом: — Я хотел…

И снова молчание. Я чувствовала, что он хочет сказать больше, раскрыться передо мной, но по какой-то причине не может.

Скотт провел пальцами по внешней стороне моего бедра. Я видела, как он восхищается изгибом талии, внимательно наблюдала, как он вздыхает. Теперь его пальцы лежали под моей ягодицей.

Я взяла у него стакан и поставила на стол. Наклонившись, я положила обе руки на подлокотники его кресла. Стоя в нескольких дюймах от него, я тихо сказала:

— Это твоя вечеринка, Скотт. Чего ты хочешь?

Он прижался своими губами к моим, и меня удивила легкая, пьянящая дрожь, скользнувшая по моей коже. Поцелуй был слаще, чем я ожидала.

Я отстранилась и посмотрела ему в глаза.

— Сними платье, — сказал он.

*

ГЛАВА 14

Я сидела на скамейке с бутербродом и порцией картошки-фри на коленях.

Петра вернулась из Нью-Йорка накануне вечером и, кажется, забыла о моем фиаско на ее вечеринке, так как позвонила мне первая и сразу сообщила, что нам нужно пообедать вместе. Видимо, ее распирало от новостей. Затем она рассказала мне «все о Нью-Йорке». Видимо, мне предстояло выслушать ее рассказ во второй раз, но, тем не менее, я с нетерпением ждала встречи. Я скучала по сестре, когда она уезжала надолго. Я скучала по Петре до боли в животе. Это сходное с ностальгией чувство приводило меня в недоумение, потому что, находясь рядом, она часто сводила меня с ума.

Родная кровь. Даже не знаю, понимаем ли мы глубину и силу семейных связей.

Скамейка была одной из немногих, разбросанных вдоль Кокшот-Пойнт, принадлежащему Национальному участку береговой полосы. Широкая галечная тропа сначала петляла через довольно лесистую местность, а затем выводила вас на простор, откуда открывался прекрасный вид на озеро в оба его конца.

Это место пользовалось популярностью, как у туристов, так и у местных жителей — собачников и молодых матерей с детскими колясками. Я часто приезжала сюда, когда мне нужно было проветрить мозги. Магическая сила тихо плещущейся у берега воды помогала привести мысли в порядок, помогала найти решение очередной мучительной проблемы.

Я предложила Петре встретиться на Кокшот-Пойнт, потому что Боунесс сейчас кишел туристами, а так же потому, что это место было недалеко как от моей клиники, так и от ее школы.

Четыре лебедя один за другим опустились на воду, и подросток в инвалидном кресле радостно захлопал в ладоши. Как раз в этот момент я увидела Петру. В розовом платье и туфлях-лодочках она выглядела шикарно и празднично. Она несла красивую новую сумочку и большие очки, и я невольно спросила себя, как отреагировали на ее появление в учительской коллеги в джинсовых юбках и блузках из марлевки? Петра взволнованно помахала рукой, давая понять, что видит меня, и направилась в мою сторону. Двигалась она быстро, но длина шага была ограничена узкой юбкой, что придавало моей сестре целеустремленный вид женщины на миссии, женщины, которая собиралась отчитать меня за очередную провинность.

«Возможно, так и будет», — лениво подумала я, когда она свернула с тропы, чтобы срезать угол по траве. Возможно, она успела уловить какой-то слух, и пришла поинтересоваться, чем это я занималась со Скоттом Элиасом в загородном отеле? Сегодня был четверг. На пятницу у нас была запланирована еще одна встреча, но кроме неприятного осознания своей готовности продаться за деньги, я не испытывала иного дискомфорта. Ни страха, ни отвращения.

Вот что я узнала позапрошлой ночью о Скотте Элиасе: его собственное удовольствие непосредственно проистекало из удовольствия, которое он был способен доставить женщине.

Должна сказать, что ничего необычного я в этом не находила. Большинство моих мужчин, не были эгоистами в постели. Они хотели, чтобы их женщина испытала оргазм. Они хотели заставить ее кончить. Им нужно было сокращение мышц женщины вокруг их плоти, чтобы самим достичь разрядки.

Скотт не был исключением. Просто я ошибочно предположила, раз уж он платит на секс, то мое удовольствие не входит в условия сделки. Я ошиблась. Скотт был нежным, чувственным, щедрым и, лежа рядом с ним в три часа ночи (когда мы, наконец, решили закончить этот вечер), я думала: «Неужели это происходит со мной?». Это был не самый умопомрачительный секс в моей жизни, но далеко и не самый худший. Электризующей радости истинного желания не было, но он определенно увлек меня за собой. А мысль об успешном и скором решении моих недавних проблем только добавляла возбуждения.

Я решила, что если Скотт захочет подлить нашу сделку, я соглашусь.

Четыре тысячи фунтов за ночь? Я просто не могла отказаться.

Через несколько недель я снова встану на ноги. Я смогу расплатиться с домовладельцем, очистить баланс кредитной карты и отдать долги, на которые почти махнула рукой.

Это был шанс начать все сначала. Оставить прошлые ошибки позади.

— Опять сэнвич? — пренебрежительно сказала Петра после того, как мы обнялись, и она села рядом со мной.

— Хочешь откусить?

— Давай, — сказала она и широко открыла рот. Все еще жуя, она подняла левый указательный палец: — Тебе не кажется, что он опух?

— Ну, немножко.

— Как думаешь, отчего?

— Без понятия.

Она закатила глаза:

— Роз, ну хоть притворись, что тебе интересно. Понимаю, что ты занимаешься этим весь день, но я волнуюсь. А вдруг это артрит?

— Ты, наверное, таскала тяжелый чемодан?

— Тогда, может, мне стоит сдать кровь на анализ?

— Не надо.

— А если все-таки артрит?

— Нет у тебя никакого артрита. Но можешь сдать анализы, если тебе от этого станет легче. Я бы на твоем месте не беспокоилась. Если через неделю не пройдет, я посмотрю, — устало сказала я.

Умиротворенная Петра всем своим весом откинулась на спинку скамьи и подставила лицо солнцу. Она сделала долгий и медленный выдох.

— Боже, как здесь хорошо? Почему я навсегда заперта в этой школе?

— Ты же только что вернулась.

— Да, но ты просто не видела, сколько всякого г*** накидали мне на стол за это время. Они же ничего без меня не делали. Вообще!

Петра работала секретарем три утра и один день в неделю. Школа не могла гарантировать ей полную занятость. Но если послушать ее, возникало впечатление, что без нее система образования просто рухнет и погребет под своими развалинами все живое.

— Клара ладила с Лиз?

Лиз звали сестру Винса. Она снова была одинока. Отношения за отношениями сходили на нет без видимых причин, оставляя женщину обиженной и сбитой с толку, не имеющей четкого представления, что она опять сделала не так.

Все так же с поднятым к солнцу лицом Петра поерзала на месте.

— Я как раз хотела с тобой посоветоваться, — сказал она резко. — Клара говорит, что Лиз ее обижает.

— Обижает?

— Ну, может, это громко сказано, — признала она, — но это уже не первая жалоба. Как думаешь, стоит мне поговорить с Лиз на эту тему?

— Может, Клара преувеличивает?

Нежная сестра Винса была, во-первых, без ума от своей племянницы; а во-вторых, я вообще ни разу не видела, чтобы она была недоброжелательная к кому-либо. Я так же не забывала о ревнивом и требовательном характере Клары, не допускавшей по отношению к себе ни малейшей конкуренции. Петра остро воспринимала все обиды дочери и, не размышляя, набрасывалась на преступника. С другой стороны, Петра была справедлива со всеми детьми. Все получали равное количество внимания и заботы. Но если кто-то обделял ее собственного ребенка? Горе тому. Петра пленных не брала.