Любовь на краешке луны - Картленд Барбара. Страница 21

Кучер с шиком остановил карету перед парадной дверью; появились слуги, словно бы ожидавшие их приезда.

Открыли дверцу кареты, Канеда вышла, за ней последовала мадам де Гокур.

— Идите первой, — попыталась предложить Канеда, но мадам отрицательно покачала головой.

— Вам предстоит встреча с собственными родственниками;

— Не забывайте, что я ненавижу их, — возразила Канеда.

— Не надо так говорить, — настоятель но убеждала мадам. — Вот встретитесь ними, ma cherie, и я не сомневаюсь, что вас ждет приятный сюрприз.

Канеда недоверчиво подняла брови, однако ответить не успела: на ступеньках, ведущих к замку, появился молодой человек, сразу же заторопившийся им навстречу.

— Разрешите приветствовать вас, кузина Канеда, по поручению дедушки и бабушки, — сказал он. — Я — Арман.

Темноволосый и привлекательный, он улыбался ей с восхищением настолько очевидным, что она едва не улыбнулась в ответ, с трудом удерживая прохладное и надменное выражение, которое намеревалась хранить во время всего визита.

Тем не менее она представила его мадам де Гокур, которая, после того как молодой человек приложился к ее руке, сказала:

— Я видела вас шестилетним, поэтому не стану говорить, насколько вы выросли.

— В нашей семье нередко вспоминали о вас мадам, — ответил Арман, — и всякий раз с уважением.

Безусловно, к французам он относится надлежащим образом, с презрением подумала Канеда.

Повернувшись к ней, он произнес:

— Дедушка и бабушка ждут вас в салоне. Простите их за то, что они не встретили вас у дверей; увы, comte передвигается с большим трудом.

Канеда наклонила голову, и они вступили в довольно впечатляющий холл, от которого ответвлялся коридор, обставленный превосходной антикварной мебелью; стены его украшали картины, по-видимому, изображавшие предков семьи де Бантом.

Слуг было немного, и помещение показалось ей тусклым и пыльным, нуждавшимся не только в хорошей уборке, но и в обновлении красок и убранства.

Она попыталась не обращать внимания на потертые ковры и поблекшие шторы на окнах, нуждающиеся в новой подкладке.

Арман открыл перед ней дверь, и Канеда вошла в салон, выходивший во французский сад, расположившийся позади замка.

Перед окном сидела пожилая седоволосая женщина, и от одного взгляда на нее сердце Канеды сжалось: на нее смотрела ее мать, состарившаяся и морщинистая.

— Вот кузина Канеда, grand-mere, — объявил Арман.

Сomtesse протянула руки к девушке.

— Мое дорогое дитя! — воскликнула она. — Не выразить словами, как я рада, что вы ответили на мое письмо так быстро.

Канеда сделала реверанс и протянула руку, comtesse взяла ее обеими руками и привлекла к себе.

Еще в Англии Канеда запретила себе проявлять симпатию к своим ненавистным родственникам, тем не менее нельзя было уклониться от губ бабушки, приложившихся к ее щеке.

— Садитесь, моя дорогая, — проговорила comtesse, указывая на кресло возле себя, и с трепетом в голосе добавила: — Ты так похожа на мать, прямо одно лицо, а я так тосковала о ней все эти годы.

Канеде хотелось напомнить, чтобе Бантомы не выказали за все эти годы и знака тоски, но Арман как раз представлял мадам де Гокур бабушке и сразу после этого сказал:

— Надо сходить за Элен. Она не ожидала, что гости приедут так скоро.

— Да-да, конечно, дорогой мальчик, — ответила comtesse, — и попроси слуг принести угощение. Не сомневаюсь, они все позабыли.

— Я сделаю это, grand-mere. Прежде чем выйти, кузен улыбнулся Канеде, и вновь ей с трудом удалось не ответить ему улыбкой.

Напряженно, выпрямив спину, она сидела в кресле возле comtesse, а та, явно ощущая враждебность к себе, толковала с мадам де Гокур, своей старой знакомой.

— Я даже не могла поверить, когда грум доставил из Бордо весть о вашем прибытии на яхте! — воскликнула она.

Помедлив немного, она спросила Канеду.

— Это ваша яхта?

— Она принадлежит моему брату Гарри.'

— Значит, его зовут именно так. А мне уже показалось — когда я прочитала в газетах, что он унаследовал титул дяди, — что его зовут Эдуард. Я всегда считала это имя довольно скучным.

И вновь дух противоречия напомнил Канеде, что, если бы не это событие, бабушка не написала бы им и эта встреча просто не состоялась.

Дверь салона открылась, и Арман появился вместе с симпатичной девушкой.

Канеда усмотрела в обоих некоторое сходство с собой, хотя у Элен и Армана глаза были темными в отличие от ее синих… необыкновенных.

Она сразу же сообразила, что Элен не столь хороша, как она, потому что не похожа на ее мать.

— Я так рада нашей встрече, кузина Канеда! — воскликнула Элен. — Я мечтала о ней потому, что всегда видела в бегстве вашей матери с любимым самую романтическую и увлекательную историю на свете.

Канеду чрезвычайно удивило, что кузина говорит обо всем открыто, перед лицом comtesse, однако она не упустила возможности заметить:

— Моя мать была очень, очень счастлива. Но тем не менее она тосковала по своей семье и горевала из-за того, что вы в течение многих пет подвергали ее остракизму.

Тут кузен и кузина переглянулись, а потом посмотрели на comtesse.

— Нетрудно понять, моя дорогая, — сказала старая леди, — вы ощущали горечь от того, что ваша мать была отрезана от любимых ею людей; это томило и меня — более, чем я могу выразить словами: ведь она была моей дочерью.

— Тогда почему же вы так жестоко обошлись с ней? — впрямую спросила Канеда.

Сomtesse слишком красноречиво и нервно шевельнула тонкими, в синих венах ладонями; однако в это мгновение дверь отворилась, и в ней появился старик, которого под руки поддерживали слуги.

Они практически перенесли его через всю комнату и усадили в кресло рядом с comtesse, закутав ноги одеялом, подбитым мехом.

Старик молчал, и comtesse сказала:

— Франсуа, дорогой, к нам приехала Канеда. Я говорила тебе, что она должна появиться сегодня.

— Кто? Кто приехал? — переспросил старец.

Тонкие черты, что не ускользнуло от взгляда девушки, свидетельствовали: в годы молодости дед ее был чрезвычайно красив.

Теперь волосы его стали седыми, а лицо избороздили глубокие морщины, но тем не менее Канеде показалось, что и comtesse, и внуки испытывали перед ним трепет.

— Канеда, — ответила comtesse. — Она приехала к нам в гости из Англии.

С этими словами она взглянула на внучку и Канеда поняла: графиня хочет, чтобы она поднялась и приблизилась к старику.

Так она и поступила, радуясь тому, что одета в дорогое и элегантное шелковое платье, прикрытое мантильей из тафты, а на голове ее капор с окантовкой из небольших страусовых перьев.

Теперь ей предстояло познакомиться с дедом, человеком практически наиболее ответственным — она в этом не сомневалась — — за то, что с ее матерью, всего лишь пожелавшей выйти замуж за любимого, обошлись как с прокаженной.

Высоко подняв подбородок и выпрямив спину, Канеда встала перед дедом и под его внимательным взглядом сделала книксен.

На мгновение в комнате наступила тишина, а потом странно задушенным голосом сот1е проговорил:

— Клементина! Это — Клементина!

— Мет, дорогой, — торопливо поправила мужа comtesse. — Это Канеда, дочь Клементины.

Старик явно не слышал ее.

— Значит, ты вернулась домой, Клементина! — вскричал он. — Это хорошо. Я знал, что ты опомнишься. Сомак был расстроен твоим исчезновением. Он любит тебя. Я ещё не видел такой любви. Мне пришлось сказать ему, что мы не сумели найти тебя, и теперь все будет в порядке! Все-все!

Улыбнувшись жене, он сказал:

— — Пошлите за Сомаком. Пусть ему скажут, что Клементина здесь. Он обрадуется. Бедняга, мне было так жаль его. Он так горевал!

Поскольку ей показалось, что comtesse не может найти слов, чтобы поправить своего мужа, Канеда взяла инициативу на себя.

Подойдя чуть поближе к старику, она сказала:

— Посмотрите внимательно на меня, grand-pere. Я не Клементина, я — ваша внучка Канеда.