От ненависти до любви - Картленд Барбара. Страница 17

— Надеюсь, вы не испортите книги, которые возьмете отсюда, мисс Линдсей.

— Мы с Фелисити будем очень осторожны. Да, и кроме этого, милорд, мне понадобятся учебники, тетради, карандаши и все остальное, необходимое для занятий.

— Вы и не подумали привезти все это с собой?

— Нет, — коротко ответила Атейла.

— Не означает ли это, что человек, который прислал вас сюда, жаден и ничтожен? Или вы хотите заставить меня почувствовать, что я в большей мере ответствен за свою дочь?

Это была очередная грубость. Атейла резко ответила:

— Я сказала правду, милорд, я просто не подумала об этом.

— У вас колоссальный багаж, и вы хотите сказать, что среди всех этих вещей нет ни учебников, ни тетрадей? Довольно странно.

В течение нескольких секунд Атейла колебалась, не зная, что ответить, но потом решительно перешла в наступление:

— Могу я, с вашего разрешения, составить список всего, что, по-моему, необходимо Фелисити для занятий?

Она смотрела ему прямо в лицо, гордо подняв голову, и заметила, как его угрюмый взгляд смягчился, казалось, происходящее забавляло его.

— Конечно, мисс Линдсей, — преувеличенно вежливо ответил он, — как я могу отказать в такой просьбе.

— Благодарю, милорд.

Шелестя юбкой, Атейла вышла из библиотеки, захватив книги, которые дал ей мистер Осборн.

Когда она пришла за Фелисити, та встретила ее, вся увешанная драгоценностями. Соскочив с кровати, она подбежала к Атейле с восторженным криком:

— Посмотрите, какая я красивая! И очень, очень богатая!

— И зачем тебе это нужно? — ядовито спросила вдова.

— Я продам все и куплю себе много, много лошадей! — не задумываясь ни на секунду, ответила Фелисити.

Вдова покачала головой:

— Но ты же не сможешь носить лошадей на пальцах или на запястье. Фелисити засмеялась:

— Вот было бы смешно! Но я и так хорошенькая, так что кто-нибудь обязательно подарит мне много колец и браслетов. Моn Pare подарил маме много украшений.

У Атейлы перехватило дыхание, а вдова заметила не без сарказма:

— Совсем как мать! Но лучше, чтобы мой внук не слышал от нее ничего подобного.

Девушка поняла, что слова вдовы адресованы ей, а не ребенку. Она помогла Фелисити снять с себя украшения, и они молча вышли из спальни вдовы. Только в детской Атейла подозвала девочку к себе и тихо сказала:

— Послушай меня, Фелисити. Пообещай мне никогда больше не вспоминать о Моn Pare ни при бабушке, ни тем более при папе. Ты поняла меня?

— Папа ненавидит его, — сказала Фелисити. — Я помню, как он назвал его «грязным французишкой», а Моn Pare сказал, что папа надутая английская скотина.

— Фелисити! — воскликнула Атейла. — Ты не должна повторять такие вещи и даже думать об этом. То, что было в Танжере, теперь уже не важно.

— Папа часто заставлял маму плакать, — ответила девочка. — Она все плакала, плакала, а потом мы убежали. И там было всегда тепло, и светило солнце, пусть даже Моn Pare меня и не любил.

При этом Атейла в который раз подумала, что Фелисити слишком смышленая и сообразительная девочка, чтобы легко забыть подобные вещи. Девушка чувствовала, что у Фелисити, как и у нее самой, все впечатления откладывались где-то в глубине памяти, а потом всплывали, иногда в самый неподходящий момент.

— Пообещай мне, Фелисити, — вслух сказала она, — что ты не будешь вспоминать о Моn Pare здесь, в замке, и сама постараешься забыть о нем.

Девочка пожала плечами. Этот жест она, как подумала Атейла, могла перенять у Comte.

— Мама не разрешала мне говорить о папе при Моn Pare, а здесь, значит, я не могу говорить о Моn Pare! По-моему, это все очень глупо!

— Я с тобой согласна, — сказала Атейла, — но если ты хочешь быть счастлива здесь и не хочешь сердить папу, надо постараться сделать так, чтобы все были счастливы.

Фелисити наклонила головку набок:

— А я могу сделать других счастливыми?

— Конечно, можешь. Люди несчастны, когда их не любят. Ты любила маму, и это делало ее счастливой, а теперь ты должна попробовать полюбить своего папу.

— Он не любит меня.

— Я думаю, в глубине души он очень любит тебя, — сказала Атейла. — Но иногда люди стесняются показывать свою любовь, и надо растопить лед, который сковывает их сердце.

— Спичками? — спросила Фелисити.

— Ну, ненастоящими, конечно. Ты потихоньку будешь растапливать этот лед, улыбаясь папе. Ты можешь сказать ему что-нибудь приятное, быть ласковой с ним, а не хмурой и капризной.

Девочка засмеялась:

— Это забавно!

— Да, давай это будет такая игра, ты попробуешь заставить своего отца улыбнуться и засмеяться. Вот увидишь, как сильно он любит тебя.

Но про себя Атейла подумала, что будет очень трудно заставить графа принять ребенка. Неожиданно она почувствовала, что если граф, вдова, да и она сама не перестанут оскорблять и унижать друг друга, то больше всех пострадает Фелисити.

«Я бы забрала девочку отсюда — , — подумала девушка, — но здесь она дома, и я обещала ее матери помочь ей. А я не смогу помочь ей полюбить своего отца, если сама буду относиться к нему так враждебно».

Посмотрев на Фелисити, Атейла представила, каково этой маленькой девочке, которую сначала увезли из одного дома в другой, где она была никому не нужна, а теперь прислали обратно, словно посылку.

Атейла опустилась на колени и крепко обняла девочку.

— Самое главное, — сказала она, — что ты должна быть счастлива в этом прекрасном замке, с его зелеными лугами, где мы будем кататься верхом на самых замечательных лошадях. И поверь мне, если ты будешь счастлива, все вокруг тебя станут счастливее.

Фелисити внимательно посмотрела на нее, а потом быстро, словно поддавшись внезапному порыву, обвила ручонками шею девушки.

— Я люблю вас, — прошептала она. — Мне нравится, когда вы рядом. Обещайте, что никогда… никогда не уедете и не бросите меня одну.

Это был крик потерянного ребенка, которого уже дважды предали.

— Я тоже хочу быть с тобой, — ответила Атейла, прижимаясь щекой к девочке. — Поэтому мы должны очень стараться, чтобы твой папа разрешил нам остаться вдвоем надолго.

Глава 5

— Вы только послушайте, мисс! Как вы думаете, что происходит?

С этими словами в комнату ворвалась Джен-ни. Атейла удивленно подняла глаза от книги, которую читала Фелисити.

— Что случилось?

Она не видела вокруг ничего необыкновенного. Наоборот, последние шесть дней в Рот-Касле было на редкость спокойно.

Граф неожиданно уехал, и дом в его отсутствие, казалось, погрузился в сонное оцепенение. Слуги стали спокойнее и гораздо предупредительнее по отношению к ним с Фелисити. Повар даже специально приходил, чтобы узнать, какие блюда предпочитает девочка. Готовил он великолепно. Им подавали кушанья, многие из которых Атейла никогда не пробовала, но знала, что это французская кухня. Она удивлялась, откуда эти рецепты узнал английский повар.

Атейла вообще хотела бы узнать о прошлом обитателей замка, но не позволяла себе спрашивать у Фелисити. Хотя она и считала, что ребенок должен иметь право свободно говорить о своих родителях, но она слишком хорошо представляла, чего им может стоить упоминание о графине.

Вдовствующая леди Ротуэлл постоянно наблюдала за девушкой, и ее замечания не стали менее едкими, но Атейла должна была признать, что общаться с этой странной старухой стало приятнее.

— И что же вы собираетесь делать, мисс Линдсей, — спрашивала она. — Ведь здесь нет молодых людей, которые могли бы оценить ваши наряды?

— Мы с Фелисити очень заняты, миледи. Сначала мы осматривали замок, потом сады вокруг, а теперь собираемся объехать верхом все имение.

Атейле показалось, что ее мягкий ответ на весьма бесцеремонный вопрос утихомирил вдову. Но девушка постоянно чувствовала на себе ее критический изучающий взгляд. Несомненно, Джардин подробно описала своей хозяйке гардероб гувернантки, в том числе и вечерние платья, которые пока не представлялось случая надеть.