Война с персами. Война с вандалами. Тайная история - Кесарийский Прокопий. Страница 78

Улитея, убили оставшихся его копьеносцев. (34) Тут, как обычно бывает, поднялся сильный крик и великое смятение. Заметив это, те из армян, которые стояли рядом со стражей тирана, быстро схватив, как им было заранее указано, щиты этой стражи, бегом бросились к ложам и убили всех вандалов и верных приверженцев Гонтариса, ибо никто им не сопротивлялся. (35) Тогда Артаван настоятельно предложил Афанасию позаботиться о деньгах, находящихся во дворце, так как все, что осталось после Ареовинда, находится, говорил он, здесь. (36) Когда стража узнала о кончине Гонтариса, многие в ее составе стали в одни ряды с армянами, поскольку большинство их было из дома Ареовинда, и единодушно провозгласили Юстиниана победоносцем. (37) Этот крик, раздавшийся из массы людей и потому неожиданный в сильный, смог донестись до большей части города. (38) Тогда те, кто остался преданным василевсу, напав на дома мятежников, часть их быстро перебили; одни из них уже спали, другие ели, а иные были охвачены страхом и находились в крайнем смятении. (39) В числе их был и Пасифил. Иоанн же с некоторыми вандалами бежал в храм. (40) Артаван, дав им обещание неприкосновенности, заставил их выйти оттуда и отправил в Визáнтий, а сам охранял город, который он спас василевсу. (41) Убийство этого тирана произошло на тридцать шестой день после захвата им власти и на девятнадцатом году единодержавного правления василевса Юстиниана [93].

(42) За это дело Артаван получил великую славу среди всех людей. (43) Жена Ареовинда Прейекта тотчас одарила его великими дарами, а василевс назначил главнокомандующим войск в Ливии. (44) Немного времени спустя Артаван стал просить василевса отозвать его в Византии, и василевс полностью исполнил его желание. (45) Отозвав Артавана, он назначил единственным стратигом Ливии Иоанна, брата Паппа. (46) Как только этот Иоанн явился в Ливню, он тотчас начал войну с Анталой и маврусиями, жившими в Бизакии, победил их в сражении, многих врагов убил и отнял у этих варваров все знамена Соломона, которые они захватили в качестве трофея, когда Соломон погиб; их он отослал к василевсу. Остальных варваров он отогнал как можно дальше от пределов Римской державы. (47) Вскоре левафы из окрестностей Триполиса вновь большим войском явились в Бизакий и соединились здесь с маврусиями Анталы. (48) Иоанн, двинувшись против них, потерпел в битве поражение и, потеряв многих своих людей, бежал в Лариб. (49) Тогда враги стали совершать набеги на все тамошние места, вплоть до самого Карфагена, причиняя попадавшимся им ливийцам страшные беды. (50) Немного времени спустя, собрав оставшихся невредимыми солдат и склонив к союзу с собой маврусиев, в том числе тех, которых возглавлял Купина, Иоанн вступил в сражение с врагами и, против всяких ожиданий, обратил их в бегство. (51) Большую часть их, отступавших в полном беспорядке, римляне убили, а остальные бежали до самых крайних пределов Ливии [94]. (52) Таким образом, для ливийцев, еще оставшихся в живых, немногих и крайне обнищавших [95], хотя и поздно и с большим трудом, наступило некоторое успокоение.

Тайная история

I. Обо всем том, что вплоть до сегодняшнего дня выпало на долю римского народа в ходе войн, я рассказал, как смог, расположив изложение событий в соответствии со временем и местом происходившего [1]. Отныне, однако, мое повествование пойдет иным путем, ибо теперь я буду описывать все, что произошло в самых разных частях Римской державы. (2) Причина же заключается в том, что, пока были живы вершители этих дел, я не мог описывать их должным образом. Ибо невозможно было мне укрыться от множества соглядатаев, а если бы я был изобличен, не избежать мне было бы самой жалкой смерти. Ибо даже на самых близких родственников я не мог положиться. (3) Более того, я был вынужден скрывать причины и многих из тех событий, которые были изображены мной в прежнем повествовании. Поэтому я считаю своим долгом рассказать в этой книге о том, о чем доселе не было сказано, и раскрыть причины уже описанного мной.

(4) Но, обращаясь к [этому] новому предприятию, весьма тяжкому и трудновыполнимому, касающемуся жизни Юстиниана и Феодоры, я дрожу от страха и испытываю желание отступиться от него, стоит мне лишь помыслить, что то, о чем я ныне собираюсь написать, покажется будущим поколениям невероятным и неправдоподобным, особенно, когда неумолимый ход времени сделает молву совсем древней. Я боюсь, как бы я не заслужил славу мифотворца и не был бы причислен к поэтам-трагикам. (5) И все же, решившись на это, я не убоюсь тяжести этого предприятия, поскольку рассказ мой отнюдь не испытывает недостатка в свидетелях. Ибо ныне здравствующие, являясь осведомленнейшими свидетелями, передадут будущему свою веру в правдивость моего рассказа.

(6) Но было и нечто другое, что, в то время как я горел желанием взяться за свое повествование, то и дело надолго удерживало меня от этого. Мне мнилось, что будущим поколениям оно принесет один лишь вред, так как было бы гораздо лучше, если бы бесчестнейшие из дел оставались безвестными для будущих времен, нежели, дойдя до слуха тиранов, они стали бы предметом подражания. (7) Ибо большинству властителей по их невежеству присуще стремление подражать дурным поступкам их предшественников, и они легко и без труда склоняются к порокам древних времен. (8) Однако в дальнейшем написать историю этих деяний меня побудила мысль, что для тех, кто в будущие времена окажется тираном [2], станет вполне очевидным, что им самим никак не избегнуть кары за собственные прегрешения подобно тому, как пришлось претерпеть ее и этим людям [3], а кроме того, их дела и нравы тоже окажутся навеки запечатленными, вследствие чего они, возможно, с большим опасением станут совершать свои беззакония. (9) Кто бы из поздних поколений знал о распутной жизни Семирамиды или о безумии Сарданапала и Нерона, если бы память об этом не оставили сочинители тех времен? Кроме того, и для тех, кому выпадет судьба претерпеть подобное от тиранов, мой рассказ не окажется вовсе бесполезным. (10) Ибо попавшие в несчастье обычно находят утешение в том, что не на них одних обрушиваются беды. Поэтому я и начну свое повествование, поведав сначала о том, что постыдного было совершено Велисарием, а затем открою и порочные деяния Юстиниана и Феодоры.

(11) Была у Велисария жена, о которой я упоминал в своих прежних книгах [4]. Дед и отец ее были возничими, показывая свое искусство в Визáнтии [5]и Фессалонике, мать же была блудницей при театре [6]. (12) Сама она тоже вначале вела развратную жизнь, не ведая удержу в своих страстях. К тому же она приобрела большой опыт в изготовлении снадобий, что передавалось у них в семье по наследству. Получив все необходимые ей познания, она впоследствии сделалась законной женой Велисария при всем том, что была уже матерью многих детей. (13) И здесь она с самого начала отнюдь не считала для себя зазорным предаваться прелюбодеянию, однако тщательно скрывала это не потому, что стыдилась собственного нрава или испытывала какой-либо страх перед супругом (она никогда и ни в чем не ведала даже и малейшего стыда, а мужа, опутанного многими ее чарами, крепко держала в руках), но по той причине, что опасалась наказания от василисы. Ибо Феодора была очень сердита на нее и открыто проявляла свой гнев [7]. (14) Но потом, оказав ей [Феодоре] помощь в трудных для той обстоятельствах, [Антонина] сделала ее кроткой по отношению к себе. Сначала она умертвила Сильверия [8], каким образом, об этом я скажу позднее [9], а затем погубила Иоанна Каппадокийского, как я рассказал об этом в предшествующих книгах [10], с тех пор-то она, без малейшей боязни и нисколько не таясь, стала считать для себя дозволенным любой грех.