Честное пионерское! Часть 1 (СИ) - Федин Андрей. Страница 3

Женщина всхлипнула.

Но не пустила слезу (лишь на пару секунд прикрыла глаза, словно настраиваясь на рассказ).

— Тебя зовут Миша Иванов, — сообщила она. — Тебе десять лет. Ты учишься в третьем «А» классе семнадцатой школы. В сентябре пойдёшь в четвёртый. Я твоя мама, Надежда Сергеевна. Мы с тобой живём вдвоём в двухкомнатной квартире по адресу улица Первомайская, дом семнадцать, квартира шесть — это на втором этаже. Твой день рождения мы отмечаем пятого апреля. В этом году мы купили тебе велосипед «Школьник». Ты просил его ещё в прошлом году, но тогда мы расплачивались за холодильник. Тебе я в тот раз подарила большой альбом и набор фломастеров. Помнишь, как ты нарисовал мой портрет? Тот, где у меня вместо волос были ромашки? Я тогда подумала, что ты…

С каждой новой фразой женщина всё больше успокаивалась и всё больше увлекалась собственным рассказом. Я не перебивал её (хотя теперь уже мог бы). Смотрел в её глаза (находил их очень даже симпатичными). Прикидывал, не познакомить ли эту мамзель со своим старшим сыном (этот балбес полтора года назад всё же развёлся с женой — толстогубой охотницей за чужими деньгами). Слушал женщину без особого интереса — всё больше погружался в собственные мысли.

— … Мне позвонили на работу в понедельник седьмого мая, — говорила женщина. — Сказали, что у тебя снова случился приступ. Это произошло на перемене в младшем корпусе школы. Повезло, что рядом с тобой оказалась учительница. Она попыталась привести тебя в чувства, но не смогла. Вызвала скорую. Мне сказали потом, что машина скорой помощи ехала долго. Но ты за это время так и не пришёл в себя. Тебя увезли в больницу. И уже здесь ты перестал дышать. Но сердце билось. Мне сказали, что тебя вовремя нашли. Обнадёжили, что надежда на твоё выздоровление есть. Я целых семь дней ждала, когда ты сможешь дышать сам, без этой трубки. Потом узнала, что ты открыл глаза…

Я снова подумал о том, что женщина спутала меня с тем самым мальчишкой, что лежал в этой палате до появления рыжего. Не помнил, чтобы тот парень открывал глаза. Но видел, как его кормили из бутылочки через соску — как и меня поначалу. А значит, парень и дышал, и самостоятельно глотал. Вот только тот момент, когда его увезли, я благополучно проспал. И расспросить санитарок о судьбе парнишки пока не мог. Но обязательно уточню, куда он подевался — когда смогу выцедить больше двух коротких слов.

— …Доктор считает, что полное выздоровление займёт несколько месяцев, — сказала женщина. — Он говорил, что возможно понадобится и год, но я в такое не верю. Мы с тобой справимся с болезнью быстро. Ведь ты не в первый раз меня так пугаешь. И в прошлые разы приходил в себя быстро — за считанные минуты. Уверена, что мы пойдём домой уже в начале лета. Именно пойдём: ты и я — на своих ногах. До нашего дома от больницы недалеко, справимся. В июле ты сможешь кататься на велосипеде. Я помню, как у тебя это хорошо получалось. Сел — и поехал. Я только глаза растопырила от удивления. Пришью тебе на коленки кусочки плотной ткани — от моего старого плаща. Чтобы ты не боялся изорвать одежду. А к сентябрю куплю… или сама пошью тебе новую школьную форму. За лето ты из старой наверняка вырастишь…

Женщина почти не делала пауз в своём рассказе.

Окончательно успокоилась — её голос звучал монотонно, убаюкивал.

Я сам не заметил, когда задремал.

Разбудил меня голос рыжеволосого малолетнего соседа.

Я открыл глаза — увидел в метре от своего лица конопатый нос мальчишки.

— Эй! — повторил рыжий. — Ты уснул, что ли?

Я приоткрыл глаза, сквозь щёлочки между веками взглянул на назойливого паренька. Тот сопел, разглядывал моё лицо, будто собирался после запечатлеть мои черты на холсте. Я не ответил парню. Пробежался взглядом по палате — женщину (Надежду Иванову) не увидел. Мне ещё мгновение назад слышался её голос. Помню, как она рассказывала о своём сыне. Показалось даже, что её слова превратились в мои сны — вновь увидел во сне себя маленьким, снова слушал папины рассказы.

Не услышал, как женщина попрощалась. Искренне понадеялся, что Надя не обиделась на меня — сделала скидку на моё состояние. Мысленно пообещал себе после вознаградить женщину за внимание (хотя бы букетом цветов, если она откажется от дорогих подарков). Её очередного появления я теперь ждал едва ли не больше, чем визита жены или детей (но те не спешили меня навещать — подозревал, что попросту не знали, где я и что со мной). Почти не сомневался, что завтра увижу её снова.

— Я знаю тебя! — вдруг воскликнул рыжий.

Его голос прозвучал резко и громко — пробудил звон у меня в ушах.

— Я видел тебя в школе, — сказал конопатый парень. — Помню, как ты корчился в коридоре на полу, как тот червяк на сковородке! Ты этот… как его…

Он указал на меня пальцем.

— Ты тот самый Припадочный из третьего «А»!

На следующий день Надя Иванова снова пришла ко мне до обеда. Прошлась по палате — я заценил её не слишком стройную талию (под тонкой тканью сарафана угадывались горизонтальные складки на животе и на боках). Выгрузила из сумки на мою тумбочку банку с бульоном, вручила рыжему несколько конфет (тот сразу же извлёк одну из фантика, затолкал её себе за щёку). Признаков слёз на лице женщины я не заметил. Напротив — она выглядела весёлой, лет на пять помолодевшей. Даже губы накрасила — раньше её макияж ограничивался тушью на ресницах и пудрой, прятавшей мешки под глазами.

Надя ещё с порога защебетала о хорошей погоде. Сообщила, что на улице тепло, что сегодня «все горожане» устремились к реке. Заявила, что тоже отправилась бы купаться. Вот только ей скучно идти на пляж в одиночестве — поэтому она с нетерпением ждала, когда я смогу составить ей компанию. Она в красках расписывала все прелести отдыха у реки; рассказывала о лотках с мороженым, которое продавали уже прямо на пляже; о чайках и о чистой тёплой речной воде (мой сосед по палате заслушался, печально вздохнул — тут же подсластил грусть очередной конфетой).

— Зеркало, — произнёс я.

Женщина прервала свой монолог.

— Что ты сказал, сынок? — переспросила она.

Я повторил свою просьбу. Надя Иванова чиркнула молнией, поспешно сунула руку в сумку, загрохотала «нужными женскими вещами». Её напускная весёлость исчезла. Суетливые движения женщины выдали волнение. Я скосил взгляд на Надино лицо, ставшее вдруг серьёзным и сосредоточенным. Снова порылся в памяти — попытался найти там хотя бы крошечный намёк на то, что всё же видел эту женщину до аварии. Вспомнил слова Ивановой о том, что (якобы) говорил о моем состоянии доктор: будто бы я потерял память. Подумал, что память — сейчас едва ли не единственное, на что я не мог бы пожаловаться.

— Вот.

Надя показала мне овальное косметическое зеркало, вставленное в красный пластиковый корпус.

— Мишенька, — сказала она, — ты хочешь на себя посмотреть?

— Да.

Женщина улыбнулась. Она бросила беглый взгляд на своё отражение, поднесла зеркальце к моему лицу. Не слишком близко: на зеркальной поверхности отразилась не только голова с коротко остриженными светло-русыми волосами, но и тонкая шея, и часть смятой подушки. Я дважды моргнул — отражение повторило эти действия (без задержки). Сглотнул собравшийся в горле комок. «Ты тот самый Припадочный из третьего «А», — вспомнил я слова рыжего соседа по палате. Никаких шрамов или царапин я на лице (что смотрело на меня из зеркала) не заметил. Как и своего лица.

Понял, что вокруг меня всё не реально — и эта палата, и находившиеся в ней люди. Они всего лишь плод моего воображения — без сомнения. Они мне снились, пока я лежал без сознания (после аварии) в отделении реанимации и интенсивной терапии одной из великозаводских больниц. Точно: я сейчас спал и видел сон! Потому что я увидел в зеркале вовсе не себя. Не Павла Викторовича Солнцева. Обнаружил там большеглазого, бледнолицего мальчишку. Незнакомого… но чем-то похожего на следившую за моей реакцией Надежду Иванову. «Это её сын, — подумал я. — Миша Иванов».