Честное пионерское! Часть 1 (СИ) - Федин Андрей. Страница 4

Первая стадия принятия неизбежного была у меня во время дневной встречи с Надеждой Ивановой — отрицание. Я анализировал всё то, что женщина мне наговорила за прошедшие с момента моего появления в этом сне время. Вспоминал её слова о моих «приступах» и о «потере памяти». Воскрешал в памяти её истеричные рыдания. Понимал, что поведение Ивановой выглядело странным даже для коматозного сна. А рассказы о том, что я её сын, неделю пролежавший без чувств (в коме?) — не что иное, как подсказки моего сознания: я в действительности находился в медикаментозном сне.

Вторая стадия — гнев — началась после ужина. Она накатила внезапно, будто цунами «накрыла» меня «с головой». Я радовался, что Надя Иванова уже ушла: не услышит так и норовивших сорваться с моих губ грубых слов. Буквально скрежетал зубами, слушая надоедливого рыжего мальчишку. Тот щебетал о своей школьной жизни, рассказывал о своей семье, продолжал величать меня не иначе как Припадочным. Парень не обращал внимания на мои обещания «надрать» ему уши. Ему здорово повезло, что я не мог пошевелиться: в ином случае я непременно отвесил бы конопатому звонкий подзатыльник.

Ночь я проспал, как младенец. И видел сны… во сне. Этот факт не рассердил меня — заставил задуматься. Я призвал на помощь логику: попытался найти противоречия и несуразности в своём так походившем на реальность видении. Доказывал себе, что вовсе не потерял память (даже мысленно воспроизвёл в голове несколько заученных ещё в школьные годы стихотворений). Убеждал себя, что не являюсь десятилетним Мишей Ивановым. Потому что прекрасно помню своё настоящее имя и все значимые события своей почти полувековой жизни — настоящей, а не вымышленной.

Вот только я понимал, что к воспоминаниям о «настоящей» жизни добавилось уже немало новых — впечатления о пребывании в больнице. Моя больничная жизнь (пусть и воображаемая) длилась второй десяток дней. И пока я не видел признаков того, видения вскоре развеются. Я примерно представлял, во что превратилось моё «настоящее» тело после встречи с лесовозом. Поэтому не надеялся вернуться в реальность в ближайшее время. А это значило, что пробуду в «медикаментозных видениях» ещё долго. Призвал себя не паниковать и не злиться. И если не смириться с новыми обстоятельствами, то хотя бы потерпеть.

До этой злополучной поездки в Санкт-Петербург и подумать не мог, что буду так сильно скучать по жене и детям. Давно считал, что мы с супругой надоели друг другу, что неплохо чувствовали себя, проживая порознь. И только теперь, в этом сне, отметил: хочу увидеть лицо жены, услышать её хрипловатый насмешливый голос. Злился, что супруга не навещала меня в больнице. Но особенно сильно грустил от того, что обо мне позабыли и дети. Оба моих мальчика за все эти дни не переступали порог моей больничной палаты. Но ведь на самом деле такое не случилось! Дети и жена не забыли меня, а лишь остались за пределами этой новой реальности.

«Могло быть и хуже», — думал я, наблюдая за попытками медсестёр оживить моё тощее детское тело — то, что досталось мне в этом сне. Лежать в палате и слушать болтовню рыжего паренька — всё же приятнее, чем жариться у чертей на сковородке. А ведь моё воображение могло придумать и иные варианты вымышленной жизни, не столь безобидные. «Похоже, сработали детские комплексы и записанные в подсознание мечты», — подумал я, когда в палату снова вошла Надя Иванова. В настоящей жизни я вырос без матери: та умерла, рожая мою сестру (их похоронили рядом). Вот я и придумал себе маму — на время.

Глава 2

Сегодня Надя Иванова изменила своим привычкам. Хотя начался её очередной визит, как обычно. Надежда Сергеевна снова вручила конопатому мальчишке горсть конфет (будто внесла арендную плату), придвинула к моей кровати скрипучий стул. Поцеловала мою руку, поправила мне одеяло. Сообщила, что с каждым днём я выгляжу всё лучше, что не сомневается: совсем скоро мы с ней пойдём домой — пешком. Вот только она не продолжила рассказ о жизни своего сына (так она пыталась «разбудить» мою память). Но и сидеть рядом со мной молча не собиралась. Женщина принесла с собой книгу.

Она продемонстрировала мне и рыжему потёртую обложку с библиотечными пометками («Кирилл Булычёв, — прочёл я. — Сто лет тому вперёд»). Заявила, что будет нам читать. Сказала, что хорошая история поднимет нам настроение и поспособствует выздоровлению. Ни я, ни мой сосед по палате не отказались от её предложения: рыжий умаялся от безделья, а я устал слушать его жалобы на скуку и его дурацкие рассуждения о больничных завтраках-обедах-ужинах. Хорошая аудиокнига скрасила бы нам время. Я с грустью вспомнил, что моя коллекция аудиокниг осталась в покорёженном автомобиле.

Рыжий зашуршал фантиком — затолкал за щёку конфету. Появления Нади Ивановой он ежедневно ждал не меньше, чем я. К нему тоже являлись — родители. Но его родня не задерживалась в нашей компании — передавали конопатому из рук в руки свёртки, подобно курьерам, и тут же покидали палату. Парень сказал мне, что его папа и мама «боятся подцепить заразу». А вот Надю Иванову больничная «зараза» не пугала — та приходила к нам по будням после работы (я узнал, что она трудилась в швейном ателье) и развлекала нас дотемна. В выходные появлялась дважды — будто не имела других дел.

Иванова чуть повернула мою голову (чтобы мне было проще на неё смотреть) открыла книгу. Я отметил, что припудренные «мешки» под её глазами не уменьшились — напротив, лишь потемнели и «потяжелели», точно их владелица страдала от хронического «недосыпа». Порылся в памяти — воскресил перед мысленным взором лицо мамы (помнил его лишь по изображениям на старых фотографиях). Отметил, что моё воображение наделило Надю Иванову некоторым сходством с моей умершей родительницей. Не внешним. Но вот голову Надя сейчас склонила в точности, как мама на одном из фото. Женщина кашлянула — прочистила горло.

— Родители у Коли сравнительно не старые, — прочла она, — им ещё сорока нет. А сами себя считают совсем молодыми, купили катер, красят его…

— …Там космический корабль прыгает через пространство, — уже охрипшим голосом декламировала Надежда Сергеевна. — Наверно, здесь то же самое. При случае надо будет уточнить.

Она потёрла глаза; зевнула, спрятав рот под ладонью. Надежда Сергеевна не признавала, что устала (хотя я ещё около часа назад предлагал ей отдохнуть, чем вызвал недовольное сопение рыжего соседа). Темп её чтения с каждой прочитанной главой снижался. Надя (мысленно я называл её именно так) всё чаще сбивалась, делала вынужденные паузы. За окном стемнело. Пару минут назад в палату заглянула санитарка — с намёком показала Ивановой на часы (та кивнула, но продолжила чтение). Упрямо добралась до конца седьмой главы. И лишь теперь прервала рассказ.

— На сегодня всё, — сказала она.

Взглянула на меня, виновато улыбнулась. Я вновь подумал, что не отказался бы от такой невестки. Будь мы не во сне, а в реальности, обязательно попытался бы сосватать Наде своего старшего. Пару месяцев строгой диеты и активных занятий в тренажерном зале — Иванова стала бы просто красавицей. Уж точно посимпатичнее той губошлёпки с силиконовым выменем, что недавно отобрала у моего старшего трёхкомнатную квартиру в центе Великозаводска. Хотя и сейчас эти Надины большие глазищи буквально притягивали мужские взгляды (видел, как она гипнотизировала ими моего лечащего врача).

— Устала, — сообщила женщина. — Даже руки немеют. Смотри, Мишутка, какие пальцы холодные.

Я увидел, как она взяла меня за руку (аккуратно, будто боялась повредить мне пальцы). Я смотрел на свою детскую ручонку на ладони женщины. Вот только моя бледнокожая конечность по-прежнему казалась чужой: не из-за своего внешнего вида — я всё ещё не ощущал прикосновений к ней. Мог лишь гадать: действительно ли у Нади холодные пальцы, или та хитростью хотела разоблачить моё воображаемое притворство. Я напомнил себе, что эта женщина считала меня своим сыном (так распорядилось моё воображение); представил, какие чувства испытал бы на её месте, если бы вот так же пришёл в больницу к одному из своих мальчиков.