Дрянь с историей (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 37

— Не думаю, — вздохнула Ева. — А ты что такое проектируешь… сложное? — уточнила для отвлечения себя от мрачных раздумий и поддержания разговора. С её места было не видно точно, но удалось опознать пару популярных справочников по начертательному чародейству и астрономический альманах за текущий год.

— А, это, — слегка смутился собеседник, но прятать записи не стал и с лёгкой улыбкой пояснил, потирая скулу указательным пальцем: — Просто игры разума на грани законности.

— На грани законности? — озадачилась Ева.

— Большое и сугубо теоретическое исследование о влиянии типа жертвы на мощность ритуала призыва.

— Ничего себе…

— Не подумай дурного, это совершенно легальная штука, которая может быть полезна патрульным, — поспешил заверить он. — А для меня — отличная зарядка для ума.

Яков не лукавил. Конечно, ритуалы с человеческими жертвами находились под строжайшим запретом, считались тяжёлыми уголовными преступлениями и карались строго, вплоть до смертной казни, но никто не запрещал вести теоретические изыскания на эту тему. Ева одобряла подобный подход: тому, для кого человеческая жизнь ничего не стоит, не помешают запреты, а так наличие хотя бы теоретической базы оказывалось хорошим подспорьем в охоте за преступниками и призванными ими порождениями Той Стороны.

— А ты что изучаешь? Просто Котёл или ищешь что-то определённое?

— И то и другое, — призналась Калинина. — Любопытно, оказавшись здесь, узнать, что писали о Котле мои предшественники. Да и исследования Той Стороны очень интересны… Впрочем, может, ты и сумеешь помочь. Нет ли здесь каких нибудь интересных работ о связях с Той Стороной? Имею в виду не способности контактёров, а более… осязаемые каналы. Например, о тех, что появляются во время призыва. Или других типах, вроде постоянных природных мест истончения грани или потусторонних паразитов.

— Довольно неожиданная тема. — Яков удивлённо приподнял брови и вновь задумчиво потёр скулу.

— Но интересная. — Ева независимо пожала плечами. Не тому, кто рассчитывает человеческие жертвоприношения, попрекать её необычными научными интересами.

— Тоже верно, — согласился он. — А знаешь…

Стоцкий запнулся на мгновение, потом качнул головой и — Ева могла поклясться — сказал совсем не то, что собирался изначально:

— Попробуй работы Льва Владимирского, он много этим занимался.

Фамилию Ева слышала, но ассоциации были слишком смутными, чтобы она могла самостоятельно обратить внимание на работы этого человека. А обратив, наверняка отложила бы на неопределённое светлое будущее, уж слишком зубодробительным языком писал этот Лев. Но слегка привыкнув к стилю, Калинина позволила себе осторожный оптимизм: тематика работ неведомого потусторонника казалась весьма близкой к тому, что её интересовало.

В какой-то момент увязнув в выкладках и расчётах, Ева смирилась, что одолеть с наскока заумного Владимирского не получится. За время борьбы с наследием покойного мужа она здорово поднаторела в начерталке и отлично помнила схемы, которые практики обычно перерисовывали со справочников, а вот теорию плетений последний раз открывала тогда, когда готовилась к экзамену по этому предмету. Работа патрульного не требовала составления новых чар, тем более быстрого составления, там использовалось три десятка отработанных до автоматизма действий и их комбинации, а в случае, если предстояло столкнуться с чем-то из ряда вон выходящим, они тщательно готовились к операции с привлечением специалистов.

Хорошие учебники по теме она знала, они наверняка имелись в фонде библиотеки, но уж слишком не хотелось идти в общий читальный зал, а потом ещё ждать, пока библиотекарь найдёт нужную книгу и запишет в карточку. Решив попытать счастья здесь, Ева без удивления нашла четырёхтомник Горшкова: монументальный труд, написанный лет сорок назад, прятался в закрытой секции из-за некоторых очень спорных чар, которые он вроде бы переписал из исследований казнённого преступника, но, поговаривали, сам на ком-то отработал. Ну и язык, и манера изложения… Впрочем, после Владимирского это не пугало.

Также без удивления Ева обнаружила, что толстые тёмно-зелёные книжки большого формата буквально приросли к полке и друг другу: их давно уже никто не брал. В первом томе нужных тем не нашлось, а вот второй…

— Это ещё что? — растерянно пробормотала она, когда из книги выпала небольшая стопка жёлтых от времени листов, собранных скрепкой. Подобрав их, Ева с книгой вернулась к столу.

Конечно, не стоило тратить время на неведомые записи, сделанные на пишущей машинке, но слишком заманчиво оказалось хоть ненадолго вынырнуть из теории и расчётов. Всё же она стопроцентный практик и во всё это не полезла бы, кабы не жизненная необходимость.

Разобраться, что попало в руки, удалось не сразу, ещё дольше не удавалось определиться со своим отношением к тому, шутка это или серьёзно.

В старую и мало кому нужную книгу затесался кусок черновиков исследования, посвящённого переродцам, судя по всему — очень монументального и основательного. Без начала и конца, и единственной сделанной от руки пометкой оказалась карандашная цифра девять в углу рядом со скрепкой. Понять, какую именно теорию выдвигал неведомый автор, по первой паре страниц так и не удалось, и Ева бросила бы на этом чтение, вернув листы обратно, если бы новый абзац не зацепил неожиданным поворотом.

Речь в статье зашла о двух сказочных персонажах, стоявших, по мнению автора, особняком — Бабе Яге и Кощее Бессмертном, которых предлагалось рассматривать отдельно. Мотивировал исследователь это тем, что в народных суевериях нередко фигурировали существа, в которых люди превращались после смерти, либо персонажи потустороннего происхождения, а эти двое существовали вне привычных понятий жизни и смерти, не в одном мире, а на границе с Той Стороной: первая — привратница, второй — некое высшее начальство над всей нечистью, сверхсущество.

И если первая Калинину не интересовала вовсе, то упоминание второго заставило продвинуться дальше.

А там исследователь, опуская момент знакомства, скрупулёзно описывал внешность кого-то, чертовски похожего на Дрянина. Ева бы даже заподозрила, что это именно он, но запнулась об описание рисунка на груди неизвестного переродца: явно построенный по похожему принципу, он, однако, был откровенно другим, имел зеленоватый оттенок и состоял из трёх окружностей, а не пары ромбов.

Согласно приведённой информации, перерождение «объекта» случилось на границе жизни и смерти — во время Волны человек оказался при смерти и одной ногой шагнул за грань. Подробно описывалась природа его и существование фактически сразу на двух сторонах, упоминались некоторые особенности этой связи и её угнетающее действие на окружающих, много ещё всяких мелочей, но всё вскользь: основное исследование явно содержалось в каких-то других записях.

А вслед за внешним описанием последовало то, что заставило шевельнуться волосы на затылке; были бы короче — встали бы дыбом.

Описывались эксперименты и реакции «подопытного образца», для которых приводились сказочные аналогии. Несмотря на значительную физическую силу, надёжные цепи оказались способны удержать существо. Факт бессмертия проверялся практическим путём. Пускание крови и сцеживание её в объёме, который для человека тех же пропорций стал бы смертельным, сильно ослабляло переродца, но обыкновенная вода позволяла очень быстро восстановиться.

Стопка черновиков обрывалась на рассуждении о смерти на конце иглы и рассказе о поисках того, что могло оказаться пресловутой иглой в реальности.

Почему-то не вызывало сомнений, что цели своей некто достиг и испытания провёл.

Ева судорожно вздохнула, потёрла обеими ладонями лицо, пытаясь сообразить, что делать с этими записями. От хладнокровного равнодушия, с которым неведомый исследователь препарировал переродца, веяло застарелой привычной жутью. Он бы точно нашёл общий язык и с профессором Градиным, и с Антоном, и… интересно, это не из их ли исследований кусок?..