Наследница солёной воды (ЛП) - Кларк Кэссиди. Страница 2

— Недостаточно.

Не похоже, чтобы она ожидала, что мать с энтузиазмом примет её предложение. Идея Сорен отправиться через королевство тех самых людей, которые нанесли Элиасу смертельную рану… нет, она не ожидала, что это будет лёгкая победа. Но она отрабатывала свой аргумент неделями, повторяя его со своими сёстрами, пока они не убедились, что изучили все контраргументы, которые могла предложить королева Равенна.

Но, по большому счёту, это не имело значения. Энна едва удосужилась выслушать, прежде чем недвусмысленно сказала ей, что экскурсий по Атласу не будет. Даже ради спасения жизни её боевого товарища.

— Кто знает, поможет ли Арбориус, — пробормотал Элиас, его голос был приглушён сном и шёлковой наволочкой.

Он снова устроился на животе, мышцы спины расслабились, разглаживая рунические татуировки, которые он получил во время своего пребывания в храме Богини Смерти.

— Королева Арбориана, как ты знаешь, рождена в Атласе. Сестра королевы Адриаты.

— Это не имеет значения. Их целители дают клятву лечить любого, кто придёт к ним за помощью, независимо от королевства, независимо от местоположения. Если мне придётся пройти через Атлас, чтобы получить противоядие в Арбориусе, я буду более чем счастлива сделать это.

— Ты даже не пересечёшь границу. Твой атласский акцент ужасен.

Она схватила лишнюю подушку со своего края кровати и кинула её ему в голову.

— Не так плох, как у тебя.

Её напарник едва вздрогнул и, открыв рот, зевнул. Он снова зашарил рукой, пока не нашёл её руку и не сжал её.

— Не беспокойся обо мне. В любом случае, рисковать жизнью не стоит. У меня есть время, и когда оно закончится… Я знаю, куда иду. Я не боюсь.

Сорен тяжело сглотнула, её взгляд скользнул к амулету в виде черепа, висевшему над его сердцем. В её горле завязался клубок неистовых эмоций, каждая из которых обжигала сильнее, чем предыдущая.

Вера Элиаса всегда была для неё загадкой. Она слышала слухи, ходившие по казармам, когда он только поступил на военную службу: священник-стажёр, который отказался от своего призвания, променяв молитву и мир на кровопролитие, и месть во имя своего отца, погибшего от атласского клинка.

Так чертовски несправедливо, что та же участь, которая стоила Элиасу его отца, теперь будет стоить ему собственной жизни.

«Я не боюсь», — сказал он, и она знала, что он не боялся. Это был Элиас — бесстрашный и тронутый огнём.

— А я боюсь, — сказала она громче, чем собиралась.

Единственным его ответом был храп.

— Это грубо, — пробормотала она, просто чтобы убедиться, что он спит.

Затем она снова села и убрала от него руку. Она спрятала руку под подушку. Её пальцы скользнули по ножу, закрывавшему небольшую книжку, которую она спрятала вместе с ним, единственную, которую ей удалось найти по ядам в публичной библиотеке. Самые потенциально опасные книги находились в личной библиотеке королевы на четвёртом этаже дворца, и она знала, что лучше не попадаться на том, что она вынюхивает. В прошлый раз она и Элиас оба попали в затруднительное положение, и как бы ни было забавно наблюдать, кто быстрее сгребает конский навоз, она не горела желанием снова быть брошенной на месяц в конюшню.

Обложка была потёртой и мягкой под её мозолистыми пальцами, страницы потрескались из-за часов лихорадочных исследований, когда Элиаса не было рядом, что в эти дни случалось нечасто. Они всегда делили её комнату во дворце в ночь перед отправкой, но поскольку он был отравлен, ему вообще было трудно спать в казармах. Он утверждал, что жалость других солдат вызывает у него тошноту.

Отвлекшись на книгу, лежащую у неё на коленях, читая, она гладила волосы Элиаса, его храп усилился. Свеча начала догорать, её пламя из прозрачно-золотого превратилось в умирающе-красное. Её глаза цеплялись за обрывки текста, сканируя части, которые она подчеркнула:

Яды медленного действия редки, но не менее смертоносны…

Жертвы могут жить без симптомов от нескольких недель до нескольких лет…

Как только серьёзные симптомы появляются, жертвы часто не проживают и неделю.

Её охватил новый ужас, и ей пришлось провести рукой по спине Элиаса, чтобы убедиться, что она всё ещё тёплая, всё ещё двигается с каждым вдохом, всё ещё охраняет бьющееся где-то внизу сердце.

Это была её вина. Она на полсекунды потеряла концентрацию, и Атласская Гадюка прорвалась сквозь её защиту, вонзив нож по рукоять в руку Элиаса. Её ошибка сделала его новой жертвой этой элитной секты воинов с клеймом в виде змеиных голов на доспехах и особенно жестоким ядом на ножах. Целью Атласа было не только поражение Никса, но и страдания Никса. Гадюка могла отравить более двадцати солдат в одном бою, просто задев их своим ножом. Некоторые даже не осознавали, что их ударили, пока несколько месяцев спустя у них не начали проявляться симптомы на давно зажившей ране.

Она с резким щелчком захлопнула книгу. Элиас подскочил и засопел, но не проснулся.

Не было смысла задерживаться на этом сегодня вечером. Завтра ожидает война, и ей нужен был отдых. Она сможет снова спросить Энну, когда они вернутся… Она спросит, а если это не сработает, она потребует. Она собиралась добраться до Арбориуса, чего бы это ни стоило.

Но когда она задула свечу, погрузив их во тьму, она не могла не задаться вопросом, что бы она делала, если бы ей пришлось проводить ночи перед отправкой в одиночестве.

ГЛАВА 2

ЭЛИАС

В оружейной царил хаос.

Какофонический хор «Брось мне сапоги!», «Это мой меч, тупица» и «Кто взял мои наручи? Уна, я знаю, что это была ты! Отдай их!» — раздавались в комнате, пока Элиас протискивался сквозь накачанных адреналином солдат в различной боевой форме. Стены оружейной роты имели встроенные деревянные отсеки, похожие на бельевые шкафы, битком набитые личными вещами и доспехами. Смех и словесные перепалки сопровождались тревожной тишиной, каждый щелчок часов над дверью приближал их к отъезду.

Некоторые в последний раз находились в этой комнате.

Элиас провёл пальцами по чёткам, вознося молитву Мортем, чтобы он не оказался одним из таких людей.

В оружейной было душно и сыро, несмотря на холод снаружи, бодрящий запах свежевыпавшего снега заглушался нервным потом, а между друзьями передавались фляги прекрасного никсианского виски. Перед битвой всегда было напряжение, но на этот раз что-то ощущалось иначе, как будто у каждого была перенапряжённая мышца, которая которую не было возможности расслабить, и слишком острая боль, лишающая возможности дрожать. Некоторые вытаскивали религиозные символы и статуэтки, смеясь над нанесёнными ударами, сжимая свои символы в кулаках с побелевшими костяшками.

На этот раз «Элиас Благочестивый» был не единственным, кто выставлял напоказ свои суеверия, но это его не утешало. Он чувствовал кислый привкус страха в воздухе.

— Элиас!

Голос Сорен прорезал шум, её рыжие волосы сверкнули в лучах утреннего солнца, когда она помахала ему рукой. На ней оказалось меньше брони, чем он ожидал. Она надела тёплые штаны цвета крови и белый верх без рукавов, обнажив мускулистые веснушчатые руки. На её левом плече виднелся старый глубокий шрам от ножа, который едва не задел её шею; другое было сплошное месиво, кожа покоробилась от огня, который сжег дом её детства. Её волосы были собраны в небрежный пучок, пряди свободно ниспадали на плечи, а глаза блестели, как будто этим утром она уже побывала в драке и рвалась в другую.

Грудь Элиаса свело, и одновременно в ней вспыхнул жар, что-то в нём расслабилось при виде её. Он не часто полагался на людей в поисках умиротворения, но почему-то с Сорен всё стало немного логичнее. Как будто она привела всё в фокус.

— Ты опоздал, — отругала она, когда он сел на скамейку напротив и повернулся к ней лицом. — Ты заблудился?

— Не все просыпаются утром перед битвой с таким воодушевлением, как ребёнок во время Зимней Ярмарки, — он замолчал, скользнув взглядом по её ногам. — Ты снова в моих носках.