Овцы смотрят вверх - Браннер Джон. Страница 82
И преданы враги мои во власть мою
О, чудесно! Бесподобно, невероятно, фантастика, обалдеть! У Петронеллы Пейдж ни для одной части речи уже не осталось превосходных степеней. И как ей теперь выразить то, что она чувствует? А ведь могла и проворонить свой шанс – не взять трубку, когда зазвонил телефон, а она в этот момент разносила все в пух и прах оттого, что ее дом уже третий раз за месяц подвергли обыску. Господи! Да трейнитов нужно искать там, где они реально обитают, – в трущобах!
И все-таки ей повезло – тем более что на имя Пег Манкиевич сработали самые тонкие струны ее профессиональной памяти, и вот – о-ля-ля! Сам Остин Трейн! Реальный, не самозванец! Вся страна ждала, когда этот человек явится на ее шоу и прервет молчание после сорока месяцев добровольной ссылки. Исследовательский отдел вышел на нее с этой провокативной цифрой – сорок, и это был удар в точку, благодаря библейским ассоциациям. Да, эта цифра была, что называется, нагружена смыслами – и базовыми, и побочными. Сорок дней изливал дождь на землю Господь Бог, сорок дней искушал Спасителя демон зла, сорок недель…
– Зрители подумают, что ты притащила на шоу самого Иисуса! – шипел Ян Фарли во время обычных перебранок, сопровождающих работу над сценарием шоу.
– И что? Так оно и есть!
Ян умирал и вновь оживал. А что, команда палачей тоже готовится? Но Петронелла не собиралась устраивать распятие во время первого шоу, хотя Ян на это и рассчитывал, и ей пришлось два дня убеждать его, а через него – и Большого Босса в том, что это непрофессионально. Распятие должно состояться во время второго раунда – разве они не слышали о такой вещи, как право на ответ?
Но зацепят ли они зрителя?
Никогда за всю историю телевидения ни один участник шоу не вызывал столь острого интереса. Это касалось и истории «Эй-би-эс», и истории самой Петронеллы Пейдж. Компания шла ва-банк. Готовясь к передаче, они задали исследовательскому отделу два вопроса: сколько человек, узнав, что на шоу приглашен Остин Трейн, собирается смотреть первый раунд, и сколько собирается смотреть второй – из тех зрителей, кто увидит первый раунд или же по какой-то причине его пропустит.
Количество зрителей зашкаливало – в обоих случаях цифра дошла до шестидесяти миллионов.
Естественно, как только по ящику показали анонс программы, пошли угрозы. Кто-то грозил взорвать студию, кто-то предупреждал, что вооруженные волонтеры ворвутся на передачу и устроят над Трейном самосуд за измену родине. Поэтому, чтобы избежать сбоев в самую неподходящую минуту, команда, готовящая программу, ввела особый режим на все студиях «Эй-би-эс» в радиусе пятисот миль от Нью-Йорка, проложила несколько наземных и УКВ-линий к своим главным передатчикам – чтобы за полчаса до объявленного времени у них была возможность выбора разных вариантов технического обеспечения шоу. После этого они выбрали точку, из которой будет вестись программа. Поскольку Трейн наотрез отказался выступать в записи, команда выбрала место, откуда никогда до этого не работала, – небольшой захудалый театрик, который студия купила для репетиций и который они все равно собирались обустроить перед осенним сезоном. Даже техники, которые монтировали кабели и устанавливали микрофоны, не догадывались, для чего готовится помещение. Не показались им странными и экстра высокие заработки – нынче осталось совсем немного специалистов их профиля!
– Шестьдесят миллионов? Нисколько не удивлен, – сказал Трейн, и его словами управляло отнюдь не завышенное самомнение. Говорить так у него были серьезные основания. Они с Петронеллой сидели в тщательно охраняемом пентхаузе, куда (за счет фирмы) поместил его Большой Босс, узнавший, что он живет вместе с Пег Манкиевич в дешевом отеле. Пег постоянно находилась рядом с Трейном. Словно телохранитель. Нет, не любовница: «Эй-би-эс», повсюду имевшая прослушивающие устройства, установила, что Трейн и Пег спали каждый в своем номере. Ничего удивительного, подумала Петронелла. Она сама была разочарована внешним видом Трейна – лысина во всю голову и жуткие шрамы на голове. Его манеру сидеть неподвижно, подобно статуе, она нашла отталкивающей – он не жестикулировал, когда говорил, едва двигал руками и головой. Ни табак, ни травка, ни кат его не интересовали. А из напитков он не пил ничего крепче пива или легкого вина, да и то – в малых дозах.
Пег была исключительно привлекательна. Но, как сообщили люди из исследовательского отдела, к ней было не подступиться.
– Еще несколько лет назад все было бы по-другому, – сказал Трейн. – Чтобы собрать такую аудиторию, телевизионщикам пришлось бы организовать поистине масштабное событие – посадку на Луну или трагическую смерть какой-нибудь важной фигуры. Но сегодня все не так. Люди практически не выходят из дома. В городах – потому что это опасно. В сельской местности… да куда там пойдешь теперь, в сельской местности? Из-за эпидемии закрылась половина кинотеатров, в том числе и на свежем воздухе, а они были основными центрами общения. В магазины люди ходят не чаще одного раза в неделю и закупаются так, чтобы хватило на многомесячную блокаду. Так что телевизор нынче – единственный контакт человека с окружающим миром.
Ага! Заговорил о мире. Значит, можно поймать его на вопросах о законе и порядке! Петронелла насадила наживку, забросила удочку и была вознаграждена.
– Люди боятся даже полиции, – продолжал Трейн. – Причем больше, чем преступников. Самые умные молодые люди усваивают этот страх с младых ногтей. Недавно, например, я видел результаты опроса среди молодых людей в возрасте до тридцати лет, и там сказано, что редко кто из них не ночевал в обезьяннике. Неудивительно, что в двенадцати городах страны введено и поддерживается военное положение.
– Но если полиция задерживает уклонистов, которые по определению являются преступниками…
– Уточним термин – их можно назвать скорее революционерами, и знают они об этом или нет, совсем неважно. Наше общество порождает преступность – так же, как кровь овцы питает клещей, которые живут на ее коже. Хотя со временем люди начинают задумываться: в чем больше выгоды – в сопротивлении или смирении. Сегодня деньги, получаемые от преступной деятельности, питают «Пуританина» – совсем как в далеком прошлом, когда награбленные пиратами сокровища становились основой благосостояния самых уважаемых ныне фамилий. Те же, кто уклоняется от военной службы, протестуют против системы, которая в равной степени уничтожает и индивидуальность, и среду ее обитания.
Ничего себе!
– И тем не менее люди, которые отказываются готовить себя к защите родины…
– Увы, армия занимается совсем не этим.
Петронелла позволяла Трейну перебивать себя. Ему не нужно было даже задавать вопросы – он ловко закапывал себя сам, выдавая продукт настолько качественный, что о таком она не могла и мечтать!
– Человеку свойственно, – продолжал Трейн, – защищать то, что ему дорого, – собственную жизнь, дом, семью. Но богатые и наделенные властью люди хотят, чтобы человек вел совершенно иную войну – войну ради их интересов; сами-то они своей жизнью и состоянием рисковать не собираются, верно? То есть человек должен положить свою жизнь и здоровье ради людей, которых он никогда не видел и никогда не увидит, более того, вряд ли захочет оказаться с ними в одной комнате! Когда человек воюет за свои интересы, его жестокость оправдана вполне понятной целью. Но чтобы воевать за цели чуждые, цели малопонятные, человек должен воспитать в себе жестокость совершенно иного свойства. Это – жестокость ради самой жестокости. Результат: общество должно защищать себя от своих собственных защитников, ибо то, что приветствуется на ратном поле, в условиях мирной жизни становится психической патологией. Человека значительно проще разрушить, чем восстановить – спросите об этом моего психиатра. И посмотрите на уровень преступности среди ветеранов различных вооруженных конфликтов.