Прозрение. Том 2 (СИ) - Бэд Кристиан. Страница 49

А ещё кругом слишком много начальства, и даже сенсорные бэки нельзя ставить на широкое поражение. Узкий луч не так уж опасен, от него в состоянии увернуться и человек.

Лендслер и иннеркрайт сейчас не очень-то люди. Кто, интересно? Вашуг и хайбор? Или полулюди — полузвери?

Далее идёт уже нормальная съёмка, видимо, Мерис хорошо готовился к встрече на «Целебере».

Слов не слышно — их заглушают вопли алайских боевиков, грохот падающих люстр и выкрики Энрека, здорово напоминающие рёв хайбора.

Я вижу, как Колин отшвыривает иннеркрайта от трупа алайца, не давая впиться в него зубами.

Вижу, как Эйгуй что-то говорит Мерису, разводя руками, мол, иначе — никак. Генерал отрицательно качает головой и поднимает ракетницу.

Мерис не дурак, он рассчитал, какое оружие ему пригодится. Вряд ли домагнитное поле защитит сейчас Эйгуя от «портсигара» замполича.

Алайский министр замирает в экстазе. На лице его удивительно светлая, счастливая улыбка. Губы Эйгуя шевелятся, он благодарит богов за то, что дали ему такого замечательного врага.

А вот теперь уже Мерис что-то предлагает, но Эйгуй не согласен. Он морщится, прикрывает ладонями глаза, не желая даже видеть подобный исход.

Мерис поднимает свободную от «портсигара» ладонь и энергично шевелит пальцами. Это похоже на язык жестов.

Один из северян, генерал Николаз Райко, прыгает на стол и начинает курочить кресло алайского министра.

Похоже, Мерис разгадал, как отключается психомашина. Оно и немудрено. На данный момент генерал — самый опытный разведчик в освоенном пространстве.

Северяне начинают нервничать: у неистников — тоже достаточно сильные головные боли. Плюс они видят, что генерал Райко выполняет приказы Мериса, и понимают — их где-то надули.

Всё это время по совещательному залу летают оторванные руки, ноги, головы.

Если Дьюп сражается малозрелищно, но убойно, то Энрека смело можно рекомендовать в киноакадемию. Он рычит, скачет по залу, прыгая с места метров на восемь, уворачивается от сетей и прикрывается чужими телами от сенсорных излучателей. Он эффектен и смертоносен.

Колин только рвёт и уворачивается. Но давит так, что вокруг него целая куча дохлых крокодилов, не выдержавших психического наката.

К нему просто не могут подойти близко. Он стоит над телом Имэ, не давая алайцам стащить недорегента.

Только Мерис в глазу урагана. На него никто и не пытается нападать.

Он — личный противник Эйгуя. Алайский военный министр посчитал бы оскорблением, если бы вмешался кто-то из подчинённых.

Мерис с Эйгуем мирно беседуют. Спокойные и взаимно вежливые. Вокруг них скачут боевики, летают трупы.

Алайский министр светел и благостен. И так же кровоохотлив.

И вдруг Эйгуй с рёвом бросается на Мериса. Потому что мнимый генерал Райко всё-таки нашёл нужную кнопку!

Невидимая сеть психического воздействия гаснет. Это заметно по лицам северян: только что болезненно-искажённые, они разглаживаются.

Мерис стреляет из своей смешной пластиковой коробочки. Эйгуй падает, но совсем не так, как пару минут назад Имэ.

Министр воет от боли, по искажённому лицу текут прозрачные блестящие слёзы — оказывается, плачут алайцы совсем как люди, только более обильно. Он рычит, пытаясь подняться.

В проломленную в дверях дыру проникает инспектор Адам Джастин. За ним идут тяжеловооружённые десантники, и боевики отступают к дыре в арене.

Среди алайских генералов начинается раздрай. Старенький Пегус героически бросается наперерез инспектору, пытаясь увлечь за собой струсивших боевиков.

Я смотрю на секундомер — если считать от времени первого слайда, прошло три минуты двенадцать секунд. А по внутренним ощущениям кажется, что прошла целая вечность.

Зал разгромлен. Трупов на полу не меньше сотни. На потолке осталась только одна люстра — алайцы сами их посбивали, пытаясь попасть в скачущего по залу Энрека.

Лицо Колина дёргается, и звериная гримаса утекает куда-то вовнутрь, но это мало влияет на его физическую силу. Отброшенный им алаец отлетает метров на пятнадцать и проламывает пластиковый декор стены.

Алайские боевики уныло готовятся к обороне, но у них появляется суперпроблема. Вслед за инспектором Джастином через дыру, проделанную Энреком, в совещательный зал «Целебера» проникают две тонкие девичьи фигурки.

Эйниток трудно не опознать по юбкам и ритуальным браслетам, и суеверные алайцы с воем сбиваются в кучу.

Алайских боевиков осталось не больше сотни, хотя поначалу я насчитал что-то в районе трёхсот. Часть мертва, часть разбежалась или прикинулась «мясом».

Я различаю слова молитвы. Боевики не хотят умирать «белой смертью». Для них это страшный грех.

Мерис наклоняется надо мной, бьёт по щекам, пытаясь привести в сознание. Суёт что-то в рот. Потом приподнимает за шиворот, и я сажусь, где лежал.

Инспектор Джастин приближается к корчащемуся Эйгую, шевелит губами. В зале становится тихо, и я слышу:

—…Формулу отречения!

Эйгуй морщится, но, встретившись глазами с инспектором, кашляет и давится воздухом, словно его душат. Скорее всего, так оно и есть.

Алайский министр сдаётся и бормочет что-то по-алайски. Я останавливаю видео и нажимаю: «Перевести».

Потом начинаю хохотать, давясь смехом и проснувшейся от тряски болью. Формула отречения у алайцев очень похожа на обещание удовлетворить инспектора сексуально. Очень похожа. Ну, вот прямо-таки это оно и есть!

Получив своё, инспектор Джастин отводит глаза, и министр валится мордой в колючий ворсистый ковёр. Но после приподнимается кое-как и что-то кричит своим. Это я понимаю и без перевода, потому что боевики тут же пятятся к люкам в полу.

Эйгуй злится и кричит что-то ещё. Алайцы, косясь на эйниток, начинают собирать трупы товарищей и сбрасывать вниз.

Человек Мериса, в облике генерала Райко, лихорадочно чешется. Я догадываюсь, что маску ему накладывали второпях на гель, и кожа под ней зудит.

Остатки стальных дверей открываются с душераздирающим визгом. Появляются остатки нашей делегации: два эйнитских парня — Йтан и Ликста, самый молоденький, тот, что с алайской кровью.

Судя по довольным лицам, они сами разблокировали дверь.

Я с удивлением замечаю, что генерал Мерис не только колет мне стимулятор, но и пытается перевязать. У него есть спас-пакет, который сам выделит нужный антибиотик, нужно только распаковать и наложить.

Вот тут сознание возвращается ко мне, и я понимаю, что примерно с этого момента помню кое-что сам.

Но силы кончаются, и я засыпаю в медкапсуле, так и не вспомнив, что было дальше.

Открытый космос. «Факел». Четыре часа спустя

Табличка карантинного оповещения над дверью медбокса мигнула и погасла. Значит, тот, кто хочет войти, условно здоров.

Противоэпидемические правила всё ещё действовали на Юге, ведь историю с борусами никто не отменял.

Келли уже вывел «Персефону» нос в нос к «Факелу», но медик разрешения на транспортировку не дал, и я изучал курс реанимации на крейсере инспектора Джастина.

Ввалился Мерис с огромным лимонно-жёлтым алкокосом в руках, почти с мою голову.

Фрукт этот скоропортящийся, значит, специально попросил привезти. Разведчиков, скорее всего, кто бы тут ещё сейчас шнырял?

— Ну, как ты? — спросил генерал.

Я не привык к сантиментам с его стороны и осторожно пожал плечами.

Медкапсула была раскрыта и напоминала сейчас кровать с высокими прозрачными бортиками. Лечить меня было нечем. Такое не лечится.

Голова болела при малейшей попытке пошевелить ею. Я был фиксирован в капсуле так, чтобы можно было хотя бы смотреть головидео.

Изголовье было немного приподнято, шею, плечи и грудь удерживали специальные крепления из силикона. Руки оставались свободными только до локтей. Ибо пошевелив рукой, легко было попасть прямо в страдающий мозг.

— Новости есть? — спросил я, чтобы не молчать.