Дьявол сказал "бах" (ЛП) - Кадри Ричард. Страница 69

— Эй, Старый Брехун, можешь оторвать свою толстую задницу и впустить того, кто бы там ни был? Я пытаюсь стать опасным.

Я слышу, как Касабян ворчит, топает через всю гостиную и открывает дверь. Он говорит слов кому-то несколько слов и топает обратно.

— Эй, ты.

Я разворачиваюсь.

— Кэнди? Что ты здесь делаешь?

Она выглядит немного бледной и измученной. На ней всё ещё порванная рубашка. Под ней окрашенные бетадином свежие бинты. Через плечо у неё висит рюкзак «Ковбой Бибоп». Входит в спальню, где я разложил пистолеты. Бросает рюкзак на пол. Морщится, когда садится.

— Не возражаешь, если я зависну здесь навсегда? Аллегра только что меня уволила. И мне кажется, мы с Ринко только что расстались. Трудно было сказать наверняка под все эти крики и швыряние вещей. Между вами двумя что-то произошло?

— Она всего лишь хотела распороть мне швы, вот и всё. У меня уже есть сосед по комнате, — отвечаю я, кивая на Касабяна. — Но это большое место. Думаю, мы сможем втиснуть тебя.

Она улыбается и ложится на спину рядом с пистолетами.

— Это большая кровать. Как думаешь, может я могу остаться здесь с тобой? Обещаю хорошо себя вести.

— Хорошие люди попадают на диван. Только плохие получают полный доступ.

— Я изо всех дьявольских сил постараюсь не оказаться на диване, сэр.

Я ложусь рядом с ней. Она прижимается ко мне. Кто-то стучит в дверной косяк спальни.

— У нас закончилось пиво, — говорит Касабян. — Затем, увидев нас: — О, Боже. Неужели это превращается в ситуацию семейного счастья? Терпеть не могу подобного «Эта замечательная жизнь» [209] дерьма. Верните меня обратно и дайте умереть в «Макс Овердрайв».

— Кас, будь паинькой, и я одолжу тебе свои диски с хентай, — говорит Кэнди.

Касабян хмурится.

— Школьницы и щупальца? Нет уж, спасибо. Предпочитаю порнуху только-млекопитающие.

— Порево бык-корову? Мне нравится, — говорит Кэнди.

Касабян поднимает руки в жесте «с меня хватит».

— Оставлю вас, дегенератов, отрабатывать то, над чем вы работаете. Просто запомните, что я претендую на спальню в дальнем конце номера. Там второй по величине телевизор.

Я смотрю на Кэнди.

— Как бы мне ни хотелось поприветствовать тебя надлежащим голым образом, мне нужно идти навестить одного человека по поводу одного призрака. Где еда, ты знаешь. Пожалуйста, заставь Касабяна смотреть то, что, как тебе кажется, будет раздражать его сильнее всего.

— Куда направляешься? Можно мне с тобой?

— Тебя пырнули ножом несколько часов назад, так что нет.

— Она едва задела кожу. Даже не попала в мышцу.

Я надеваю ботинки и проверяю свой арсенал.

— Нет.

Она садится.

— Серьёзно, мы говорили на эту тему. Когда ты сбегаешь куда-то, откуда можешь не вернуться, я иду с тобой. Больше никакого стоического немногословного дерьма.

Я откладываю «Глок», и кладу в пальто.45, нож и наац. Мне не нравится, что Кэнди права. Мы заключили сделку, и мне не хочется тут же оказаться чрезмерно заботливым лжецом. Для этого будет уйма времени потом.

— Ладно. Но если ситуация накалится, ты будешь держаться позади меня. Никакого включения режима нефрита и поедания людей. Это мой цирк, и я здесь инспектор манежа. Уяснила?

— И кем же буду я?

— Ты главный клоун. Ты первой выходишь из маленькой машинки, пока остальные всё ещё стиснуты внутри.

— А когда они выберутся, знаешь, чем мы займёмся?

— Чем?

— Сексом «клоунская машинка» [210].

— Надеюсь, Травен скоро приедет.

Травен звонит через двадцать минут. Мы с Кэнди спускаемся и встречаемся с ним у входа. У неё с собой складной пистолет. Она уже покрыла футляр наклейками «Инуяша» [211] и «Самурай Чамплу» [212]. Не уверен, является ли технически это маскировкой, но коробка скорее напоминает ланч-бокс восьмиклассника, чем футляр для переноски оружия, так что, полагаю, это работает.

Когда мы подходим, Травен сидит в машине. Ему неуютно в окружении последних нескольких бегущих из отеля прекрасных людей. Должно быть, для такого умника-затворника, как он, их богатство и общий упадок, — это как увидеть марсиан.

— Спасибо, Отец, что предложили подвезти.

— Рад помочь. Вы выбрали удачный день для поездки к океану. Большинство здравомыслящих людей…

— Дайте-ка, угадаю. Затаились из-за того, что небо в клеточку, а на парковке здания Сайентологии Годзилла дерётся с Полом Баньяном [213].

— Я поведу, и вы сами увидите.

— Привет, Отец, — говорит Кэнди.

Он улыбается ей в зеркало заднего вида.

— Рад тебя видеть.

Травен едет за запад по Сансет, и я действительно вижу. Небо неплохого цвета, но свет пульсирует, как медленный стробоскоп. Подобные вещи, если достаточно долго смотреть на них, могут вызвать приступ мигрени. Чем дальше по Сансет, тем становится интереснее. Порой за ночь машины, почтовые ящики, светофоры и телефонные столбы погрузились на полметра в дорожное полотно, словно кто-то включил горячую плиту под улицей. «Гео Метро» [214] Травена подпрыгивает на застывшем в виде невысоких волн асфальте. Полицейские машины блокируют провалившиеся в воронки переулки. Некоторые выглядят так, словно парят в воздухе на высоте метра. Набирают силу адские ПТСР флешбэки. Хотя бы здесь не так много машин.

— Ты всё ещё хочешь проехать весь путь до Малибу?

— Я должен, а вы нет, — отвечаю я. — Высадите нас, и я смогу что-нибудь угнать.

Он качает головой.

— Нет. Я хочу рассказать тебе историю, и хотел бы рассказать её сейчас. Она имеет отношение к Комрама Ом Йа, и связана со всем этим безумием.

— Девочка-призрак тоже. Она до смерти боится его.

— Ты показывал его ей?

— Я запустил им в неё. Это единственное, что её остановило. И у неё есть имя. Ламия.

— Ты абсолютно в этом уверен?

Голос Травена звучит так, словно кто-то только что зачитает ему выигрышные номера лотереи, и ему кажется, что он выиграл джек-пот.

— Всего два слога. Даже я могу столько запомнить.

— Так что такое Комрама? — спрашивает Кэнди.

Травен краем глаза смотрит на меня.

— Помнишь, ты как-то спросил меня, куда, по моему мнению, пропали старые боги, Ангра Ом Йа?

— Ага. Вы ответили, что полагаете, что они не ушли, но не сказали, что это значит.

— Ну, я ошибался. Они ушли. Но ненадолго.

— Насколько ненадолго? Я имею в виду, что мир разваливается на части.

Травен берёт книгу с приборной панели. Она старая, из тех, что я однажды видел в его квартире. С ржавыми пятнами на обложке, которые, наверное, от крови.

— Ламия — это имя аватара одного из Ангра Ом Йа.

— Я врезал пистолетом по богине?

Он качает головой.

— Думаю, то, с чем ты столкнулся, было своего рода демоном. Неполным фрагментом одного из Ангра.

— Но она призрак реальной маленькой девочки. Она родилась в Испании.

— Как потерянные божества войдут в нашу Вселенную извне? Они существа без тела. Возможно, чтобы обрести материальность, им приходится делать это через тела смертных. Что за девочкой она была? Её считали святой? Она творила чудеса?

— Она была чудовищем. Её собственная деревня убила её и похоронила на неосвящённом кладбище.

Травен с минуту молчит.

— Интересно, они принесла Комраму Ом Йа с собой или пришла, чтобы вернуть его.

— Забудь о девочке. Что такое Комрама?

Травен сбавляет скорость и объезжает воронку, поглотившую часть магазина сэндвичей и магазина автозапчастей. Копы в переулках выглядят измученными и шокированными.

— На первом языке «Ом Йа» просто означает «Бог». «Ангра» в зависимости от того, как ты его произнесёшь, означает «великий» или «скорбный». «Комрама» не столь очевидное, но означает что-то вроде «пожиратель». Комрама Ом Йа означает Пожиратель Богов. Оружие, созданное богами для убийства других богов.