95-й. Сны о будущем прошлом (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 27
Я лежала у любимого на плече, на толстом покрывале, и думала, что пора уже на это покрывало сшить нормальный чехольчик, а то от ворса жарко — что я, правда, сапожник без сапог — и переползти уже капитально на пол. Ну, пока Вовка у меня. Мысли бродили тягучие, как мёд. Я поняла, что засыпаю, и от этого осознания резко проснулась.
Ладно, лежи-не лежи, а работа стоит.
— Вов…
— М?
— У меня есть гениальный и коварный план.
— Да-а?
— Ага. Смотри, у нас имеется кусок мяса, рис, морковка, лук и чесночина. Если я пойду пошью, ты плов приготовить сможешь? Просто мне эти завалы к началу августа разгрести надо.
— Да лех-х-хко!
И мы, как порядочные, занялись делами. Периодически я ловила себя на мыслях, типа: А в кинотеатрах, интересно что? И рефлекс такой непроизвольный — в интернете посмотреть. А нету, блин, интернета! И даже вот через год он появится — сильно легче от этого не станет. Видела я эти ретро-сайты, Боже ж мой, обнять и плакать! А до привычных соцсетей и ютуба вообще одиннадцать лет!
Вовка шуршал в кухне, периодически выходя ко мне, чтобы в шейку поцеловать или ещё что. Тем более что из одежды я озаботилась только труселями.
Не могу, слушайте, привязались ко мне эти «труселя» после клипа с миньонами. Эх, а до миньонов вообще пятнадцать лет…
Когда он в очередной раз вышел меня потискать, я сказала:
— Слушай, надо было нам хоть газетку какую-нибудь купить с афишей. В кино бы сходили.
— Завтра купим, какие проблемы?
— А на завтра у нас какие планы?
— Погода хорошая будет, пойдём на речку?
Я представила себе холодный залив Иркутского водохранилища и непроизвольно передёрнулась. Он наклонился вперёд, заглядывая мне в лицо:
— Ты чего?
— Я терпеть не могу мёрзнуть. Особенно в воде. Уо-о-о-й-й.
— А мы не пойдём на холодное, — он подвинул вторую табуретку и сел за моей спиной, обнимая, поглаживая…
— Вовка-а… я так себе пальцы прошью.
— Ай-яй-яй…
— А ты плов проворонишь.
— Не провороню.
— Провокатор! Ну, невозможно же… Нет, надо в следующий раз хоть майку надеть…
— И что, думаешь она меня остановит? — он начал целовать меня в шею и говорить таким низким голосом, от которого у меня начинаются горячие волны в низу живота, — Женщина полуодетая всегда привлекает чуть больше, чем почти раздетая. А потом, представь: соски просвечивают. Вот в этот вырез, — он едва прикасаясь провёл под мышкой, у меня аж дыхание сбилось, — видна округлость груди, и при каждом твоём движении она ещё колышется.
О, Боже… Да пошло оно, это шитьё!
— Всё, я хочу тебя. Прямо сейчас.
ЗАЛИВ
Утром я проснулась в семь сорок. Говорю вам, какая-то еврейская неврастения. Сделала свои утренние делишки, наготовила завтрак. Вовка спал, как отрубленный. Ещё бы, он только из армии своей, не заездить бы, блин, мужика… Ой, что за хрень в голову лезет…
Прикрыла ему дверь поплотнее и пошла отмерять себе на сегодня фронт работ, потому что война войной, а Василич завтра приедет.
Ни на треск разрывающейся ткани, ни на гудение швейной машинки он не проснулся. Выполз в одиннадцать, когда я уже почти дошила.
— Выспался?
Он потянулся, по-моему, достав руками потолок. Вот великан!
— Ещё бы пару часиков — и прям ваще-е, — подошёл, обнял меня, поцеловал…
— Ну, хочешь — так иди, ляг.
— Не. Собирались же купаться. Поедем?
— Конечно, поедем! Иди чайник поставь, а? Пока туда-сюда, я как раз вот это доделаю.
Через пять минут он пришёл, свежий, блестя мокрыми волосами, и занял вчерашнюю позицию — позади меня на табуретке, обнял, уткнулся в шею:
— М-м-м… ой-й, какая обалденная грудь…
Я тихонько засмеялась.
— Чё ты смеёшься? Это я сказал, а не собака гавкнула, — ну да, я-то в курсе, что Владимир Олегович по женским прелестям был величайший специалист.
— Мне просто с тобой хорошо, — я поняла, что шитьё откладывается и выключила машинку, чтоб случайно ничего не нажать, повернулась к Вове и обняла, — Пошли чай пить?
— А, может, сперва не чай?
…
До нужного места от Юбилейного можно было доехать на пятьдесят пятом автобусе, который ходил до крайности редко. Или на пятьдесят седьмом — тот уж вовсе появлялся как ясно солнышко в непогожий день, непонятно по какому графику и с удивительной частотой, типа раз в день или два — случайно, в общем. Но можно было сесть на мою любимую девяносто пятую маршрутку и доехать до ж/д вокзала, а там две с половиной остановки прогуляться пешком, что мы и сделали. Прошли вдоль Парка Парижской коммуны до Джамбула, перешли Иркут по мосту, а там…
— Ну, ёпэрэсэтэ…
Откос уходил вниз чуть ли не обрывом.
— Можно подальше пройти, — предложил Вовка, — Там есть место положе.
— Да нет уж, только хардкор! Только ты, чур, вперёд. И лови меня.
Даром, что ли, я в кружок альпинизма и скалолазанья ходила? Пригодилось! Это я ржу, конечно.
Дальше сквозь сплошные кусты шла довольно натоптанная тропинка.
— Ты не обращай внимания, — предупредил Вовка, — Тут такое слегка бомжатское место, но там, куда мы придём, будет чисто.
Да уж, засрано вокруг было преизрядно. Не в буквальном смысле, конечно, — намусорено, бутылки битые… Вот это меня всегда удивляет: вы пришли отдыхать, нагадили, а в следующий раз куда пойдёте? Эх…
Сегодня народу не было — будний день, всё-таки. Постепенно тропинка сделалась малохоженой, пока не исчезла совсем. Кусты приблизились вплотную к воде.
— А теперь во-он туда, — Вовка показал через воду на вытянутый вдоль Иркута остров.
Остров Дьячий, в ста пятидесяти метрах от берега — это я потом по карте посмотрела, а в тот момент мне показалось, что он прямо офигеть как далеко!
Я потрогала воду:
— Вовка, да она холодная!
— Ну, не холодная, прохладная.
— Ой, неть! Я в такую водичку не полезу.
— Да я тебя донесу!
— Пятьдесят килограмм! — предупредила я и для верности уточнила, — Пятьдесят один.
— Пф-ф! Мешок цемента!
И он правда меня перенёс. Посадил на шею и пошагал. А я, как Чебурашка из анекдота, сидела у него на шее и держала пакеты с барахлом (потому что мы переоделись, прежде чем в воду лезть), пакеты с перекусом и свёрнутый трубочкой коврик. И до самого Дьячего тянулась отмель, Вовке в самом глубоком месте по пояс, надо же!
На острове никого не оказалось, да это и с большого берега видно было. Заросли ивняка покрывали его почти сплошь, только вдоль берега шла полутораметровая полоса чистенького, мелкого речного песка. Серого, конечно, а не жёлтого, но ни тебе стёкол, ни грязи. Основное течение Иркута огибало остров справа, а отделяющая его от берега левая протока вся была мелкой и более медленной. Берег острова с этой стороны прогибался дугой, образуя маленький внутренний заливчик — чашу с чистым песчаным дном и офигенно тёплой водой. А ещё там плавала целая стайка, нет несколько стаек маленьких гольянов, которые щекотно кусали вас за пятки!
— Ой, как здорово!
— Ты плавать-то умеешь? — явно довольный произведённым эффектом, спросил меня Вовка.
— А как же! Великолепным стилем топора! — он засмеялся, — Ещё на спине могу медленно дрейфовать. Но тут возникает проблема слежения за направлением. Понесёт меня река…
— Ну, во-первых, я тебя в любом случае поймаю. Во-вторых, есть лучше способ. Если ты хоть маленько на воде держишься, я плыву, а ты хватаешься сзади за плечи и со мной плывёшь.
— О, вот так давай!
Класс! Обожаю так с ним плавать!
День получился просто обалденный. Накупались мы прям до посинения. И нацеловались до того, что у меня, по-моему, губы немножко припухли. Вот что с людьми буйство гормонов делает, никаких тормозов…
Вечером, распивая в кухне чаи, мы составляли планы на ближайшие дни. Газету мы опять забыли купить, да и хрен с ней. И без газеты найдём, чем заняться.
— Слушай, мне к бабушке с дедом съездить надо, — вспомнил Вовка, — в Мегет.