Юсупов. Серое Братство (СИ) - "Гоблин - MeXXanik". Страница 44

— Федор сам признался, что был на том мероприятии, — возразил я. — Хотя мог не делать этого.

Дядя покачал головой:

— А вот и не мог. История про вечеринку, где творились всякие непотребства, стала достоянием репортеров. Ясное дело, что про тех, кто там засветился, стало известно общественности. И он понимал, что шила в мешке не утаишь. Вот и решил разыграть покаяние.

— На мой взгляд, это было лучшее, что он мог сделать, — без особого азарта ответил я.

— Надеюсь, ты взял за него деньги за прием заранее? — уточнил Петр и флегматично продолжил, не дожидаясь ответа. — А то этот хлыщ может сбежать куда-нибудь в Британию и ныть там о том, что в Империи его притесняют.

— Брось, зачем ему бежать, когда тут его любят…

— У попа была собака — он ее любил, — пробормотал дядька.

— Не нагнетай, — махнул рукой я.

— Вошла псина не в ту дверь, и он ее прибил, — закончил за родича Волков и прыснул, не стесняясь остальных собравшихся.

— Верно понимаешь, Сергей, — похвалил его Петр и тоже захихикал.

— Злые вы, — вздохнул я. — Человек может и впрямь искренне раскаивается в том, что оказался в том месте.

— А на фото и видео с мерзкой вечеринки он выглядит весьма довольным, — мстительно добавила Виктория Ильинична.

В этот момент у меня в кармане зазвонил телефон. Я вынул аппарат и увидел незнакомый номер. Нахмурился и поднялся на ноги.

— Прошу меня простить. Я отлучусь, — сообщил я.

— Только дверью не ошибись. А то окажется в подвале, — не унимался Петр Феликсович.

Мне не хотелось портить ему настроение, и потому я лишь пожал плечами.

Я встал с кресла, вышел на кухню и принял звонок.

— Василий Михайлович, это катастрофа, — прозвучал в динамике знакомый голос.

— Федор Борисович? — поразился я. — Откуда у вас мой номер?

— Вы меня слышите? У меня случилась катастрофа! — воскликнул мужчина, игнорируя мой вопрос. — Вы дали мне совет, и я им воспользовался.

— Совет? — я потер переносицу, точно припоминая, что ему говорил.

— Вы посоветовали мне сказать, что я ошибся, что перепутал дверь. И теперь эту фразу перевирают репортеришки и всякие подонки кричат мне вслед шутки про дверь.

Говорить открыто о том, что текст извинения Федор придумал сам, а потом наверняка согласовал со своим секретарем, я не стал. Потому что понимал, что Федору был нужен виновный и он никогда не признает, что виноват он сам.

— Так, давайте по порядку. Где вы взяли мой номер телефона? — твердо произнес я.

— Да при чем тут вы? У меня беда. Мне плохо! Надо решать мои проблемы. А вы все о себе. Нельзя же быть настолько самолюбивым, мастер Юсупов. Вы все же душеправ. И вы клятву давали. И должны меня спасать.

От его голоса у меня зазвенело в ухе, и я отодвинул аппарат от головы. Однако это не помогло, и я слышал Федора очень отчетливо.

— Исправляйте все, Василий Михайлович. Скажите, что мне надо делать?

— И вы выполните все, что я вам посоветую? — уточнил я.

— В пределах разумного, — тотчас отозвался артист.

— То есть, у вас снова условия, — протянул я, старательно имитируя разочарование.

— Я не принадлежу себе, господин душеправ. И не могу решать…

— … в какие двери входить, — закончил я за него и приготовился к крику.

Но мужчина меня удивил и неожиданно решил завершить разговор. Я даже проверил, не показалось ли мне, хотя короткие гудки были красноречивее слов. Я смотрел на экран и считал про себя секунды, решив, что десяти вполне хватит. На девятой экран вспыхнул. Я с довольной ухмылкой нажал на кнопку приема и вежливо произнес:

— Слушаю.

— Я полагал, что вы мне друг, Василий Михайлович. Не думал, что вы опуститесь до оскорблений… — начал Федор отповедь, но я его перебил.

— Давайте начистоту: вы решили меня использовать. Когда узнали, что я уволился от Дельвига, то вы могли бы воспользоваться его добротой и отменить все наши сеансы. Мы оба знаем, что вы считали их излишними и не горели желанием получить помощь.

— Она не была мне нужна в том вопросе, — согласился артист.

— Именно так вы считаете, — не стал спорить я. — И полагаю, что вы могли бы избежать визитов к душеправу. Но решили приехать ко мне. Потому как были уверены, что вам это выгодно. И знаете, кажется, я понял, в чем эта самая выгода заключается.

— И в чем же? — осторожно спросил Федор.

— Вы решили сбросить на меня вину за произошедшее. Думаю, что вы посчитали, что если на вас начнут давить, то вы вполне можете сказать, что молодой и неопытный душеправ не справился с вашей терапией. Что он посоветовал вам развеяться. И подтолкнул отправиться получать яркие эмоции в какое-нибудь нехорошее место.

На другом конце провода молчали. Я каждую секунду ожидал, что в динамике зазвучат короткие гудки.

— У вас богатая фантазия, — процедил после паузы Федор.

— А у вас плохой секретарь. Это он вам посоветовал провернуть подобный трюк? — осведомился я. — Имейте в виду, что я квалифицированный мастер. А значит, могу отчитаться за каждое сказанное на сеансе слово.

— А как же тайна лекаря? — тотчас вскинулся Федор.

— На дисциплинарной комиссии все тайны будут сорваны. И поверьте, после этого могут возникнуть вопросы к душеправам, которые занимались вами ранее. Их тоже могут расспросить о том, как проходили ваши сеансы. Не составит труда выяснить, проводили ли они с вами терапию или вы просто получали справку на руки.

— Вы серьезно? — деловито уточнил мужчина. — Не шутите?

— Какие уж тут шутки, — усмехнулся я.

— Но все это будет оставаться внутренним расследованием, — предположил артист. — Я скажу, что неправильно вас понял. Что до прежних душеправов, то это они нарушали закон. А я всего лишь считал, что мне не нужна помощь и они со мной соглашались. И за это я платил за приемы.

— Все так, — терпеливо продолжил я. — Но вы должны понимать, что тайну проще хранить, когда о ней знают двое. Когда же начнут вскрываться эпизоды, то знающих о вашей практике «недолечения» станет все больше. Как считаете, сколько душеправов могут пострадать? Сколько у них помощников и секретарей?

— На что вы намекаете? — голос Федора стал глухим.

— Кто-нибудь обязательно расскажет эту историю репортерам.

— Вы мне угрожаете? — прорычал певец.

— Не повредите связки, — посоветовал я. — И это не угроза. Мне не о чем беспокоиться. Я пройду любую проверку, а потом подам на вас в суд за клевету. Даже если суд будет закрытым, вы не сумеете избежать наказания. Вы не с тем связались, Федор Борисович. Пусть я не имею большого опыта в лекарском деле, но могу защитить свою репутацию. Вы не учли этого?

— Вы все не так поняли, — мужчина откашлялся.

— Вы поступили скверно. И сделали это вновь. Раз за разом вы позволяли себе дурное и решили, что вам все позволено.

— И что же вы станете с этим делать? — вдруг злобно уточнил собеседник, и я тяжело вздохнул:

— Лечить вас буду, Федор Борисович.

— Зачем мне это? — опешил артист.

— Я могу стать вашим спасением, Федор Борисович. На самом деле я считаю, что все ваши поступки вы совершаете не потому, что непроходимо глупы…

— Что? — артист задохнулся от возмущения.

— Глупых порют на площади, Федор Борисович. А вот заблудившихся — лечат и прощают. Решите сами, к кому вы себя относите. И если хотите выбраться из этой ситуации без потерь, то попрошу вас согласовать свой визит с моим секретарем. На этом я с вами прощаюсь. Времени на праздные разговоры у меня нет.

Я сам завершил вызов и усмехнулся, подумав, что мне удалось удивить звезду. Пожалуй, он сейчас в шоке.

Телефон тренькнул, и я решил, что Федор надумал оставить за собой последнее слово. Но ошибся. Видимо, он был все же неглуп.

Сообщение пришло от моего приятеля Дениса Алексеевича. Он написал, что прибыл в столицу и хочет увидеться. Я уточнил удобное для него время, и он удивил предложением встретиться через час в кафе, где мы часто любили обедать. Я согласился и направился в гостиную.