Советский Союз в локальных войнах и конфликтах - Попов Игорь Михайлович. Страница 72

Текст этого письма Председателя Совета министров СССР был передан в американское посольство в 17.00. Однако напряженность момента была настолько высокой, что Хрущев принял решение одновременно передать его на английском языке по московскому радио.

Несмотря на примирительный характер письма Хрущева, ответ Белого дома был достаточно сдержанным, если не сказать жестким. Вопрос об американских ракетах в Турции выводился за рамки переговоров на том основании, что проблемы безопасности Западного полушария и Европы не взаимосвязаны. Подчеркивалось, что решение всех других проблем возможно только после урегулирования Карибского кризиса.

Пространство для компромисса, однако, явно расширилось.

Но вскоре этот с таким трудом налаживаемый переговорный процесс едва не был сорван. В этот день было зафиксировано восемь нарушений воздушного пространства Кубы американскими самолетами. Кубинские зенитчики сбили один из истребителей Ф-104, летевший на малой высоте. В тот же день над Кубой был сбит самолет У-2, совершавший разведывательный полет. Летчик майор ВВС США Р. Андерсон погиб. Решение на уничтожение самолета было принято генерал-лейтенантом С.Н. Гречко, заместителем командующего ГСВК по ПВО. Самолет, летевший на высоте 21 км, был сбит первой же ракетой С-75 (ЗРК «Десна») дивизионом под командованием майора И. Герченова, который нес боевое дежурство в районе города Банес [174].

Генерал армии И. Плиев во время доклада о происшествии пришел в ярость: накануне он запретил открывать огонь без его личного разрешения. Однако, по свидетельству генерал-майора в отставке Л.С. Гарбуза, заместителя ГСВК по боевой подготовке, также высказавшегося за уничтожение самолета, «решение на пресечение полета определялось оперативно-стратегической необходимостью не допустить получения руководством США сводных разведданных о ракетной группировке». В войсках тогда доминировало мнение: высадка американского десанта на остров неизбежна.

Как бы то ни было, об инциденте надо было докладывать в Москву. Министр обороны маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский, узнав о случившемся, сдержал свой гнев. Его обратная шифротелеграмма содержала только одну фразу: «Вы поторопились».

Но реакция Хрущева была значительно более острой.

Сначала он думал, что самолет сбит самими кубинцами, и в шифротелеграмме Кастро, посланной 28 октября, в достаточно резкой форме обвинил в этом кубинские ПВО. Затем он решил, что самолет сбит советскими войсками, но по личному указанию Кастро.

Инцидент действительно мог иметь самые серьезные последствия. Президент США и его советники пришли к выводу, что все эти действия являются звеньями одной продуманной стратегии Москвы, свидетельствующей о намерении Хрущева занять самую жесткую позицию, вплоть до развязывания войны.

Д. Раск вспоминал, что все члены исполнительного комитета были крайне обеспокоены «возможностью того, что Хрущев может ответить полномасштабным ядерным ударом; что он может находиться в такой ситуации, что не способен контролировать свое собственное Политбюро, независимо от того, какими являются его личные взгляды…» [175]

В исполнительном комитете СНБ США сразу возобладала позиция «ястребов». Американцы знали, что у кубинской ПВО отсутствует необходимое ракетное вооружение для поражения высотных целей. Значит, решение на поражение самолета могло быть принято только в Москве. Значит, Кремль с высокой степенью вероятности решился на ведение военных действий. Исполнительный комитет с редким единодушием стал склоняться к целесообразности нанесения упреждающих ударов по пусковым установкам советских ракет.

Хладнокровие в этой обстановке проявил американский президент. Настойчивое предложение о бомбардировке было им отклонено. Кеннеди, подводя итоги дискуссии, прозорливо заметил, что его беспокоит не первый шаг к эскалации, а то, что «обе стороны пойдут на четвертый и пятый, но не дойдут до шестого, так как его уже некому будет сделать».

Результатом совещания стал визит Р. Кеннеди в советское посольство в Вашингтоне. Министр юстиции США сообщил советскому послу, что в результате инцидента с У-2 обстановка усугубилась. На президента оказывается сильный нажим, с тем чтобы он отдал приказ отвечать огнем на огонь. В то же время США не могут прекратить разведывательные полеты, так как это единственное средство контроля за строительством стартовых позиций баллистических ракет на Кубе. Одновременно он высказал предложение о начале переговоров по урегулированию кризиса на базе советских предложений от 26 октября и ответного письма американской стороны. Р. Кеннеди заявил: «Правительство США готово дать заверения, что никакого вторжения на Кубу не будет, и все страны Западного полушария готовы дать аналогичные заверения». Советский посол, придерживаясь инструкций из Москвы, вновь поднял вопрос о необходимости «бартерной» сделки: советские ракеты на Кубе в обмен на американские в Турции. На это Р. Кеннеди заметил, что президент не видит непреодолимых трудностей в разрешении этой проблемы, но американские ракеты находятся в Турции по решению НАТО, и для проведения необходимых переговоров и дальнейшей эвакуации ракет потребуется не менее 4—5 месяцев.

Тем временем одновременно с кубинской едва не произошла другая трагическая «случайность». Американский разведывательный самолет У-2 нарушил теперь уже воздушное пространство СССР. Он следовал на базу после облета Северного Ледовитого океана и, по американской версии, сбился с курса из-за плохой погоды. Навстречу «заблудившемуся» с разных направлений вылетели советские и американские истребители. К счастью, выдержки у советских и американских летчиков хватило и в бой они не вступили. В сопровождении американских истребителей У-2 повернул на Аляску.

Если данный полет и был случайностью, он тем не менее мог иметь самые трагические последствия. Расценив этот шаг как разведку перед началом широкомасштабных военных действий, Советское правительство могло поднять даже вопрос о необходимости нанесения упреждающего удара.

Сообщение о сбитом У-2 и послание Ф. Кастро о возможном начале американской агрессии в ближайшие 24—72 часа стали последней каплей для встревоженного Н. Хрущева. Он понял, что больше медлить нельзя.

В Вашингтон ушло срочное послание: после официального подтверждения согласия США с большинством советских условий Советский Союз готов вывести ядерное оружие с Кубы.

Именно этот день вошел в историю как кульминация Карибского кризиса, когда мир был на волосок от термоядерной катастрофы.

Была ли возможна ядерная катастрофа?

Вероятность трагического исхода Карибского кризиса сохранялась по разным причинам вплоть до последних дней напряженности.

Во-первых, война могла возникнуть из-за нелепой случайности.

Такой случайностью могло бы стать, например, уничтожение советскими средствами ПВО 27 октября американского самолета-нарушителя У-2.

Сценарий «случайного» развязывания войны досконально обсуждался в исполнительном комитете СНБ США. Большинство участников дискуссии пришли к мысли, что Советский Союз и Куба готовы развязать войну. Один из членов комитета, Т. Соренсен, вспоминал: