Кофе и полынь (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 53

 И я отвечаю:

 – Вы поступали так, как вам велела совесть. И долг… – умолкаю, а потом добавляю: – Я думаю, что вы поступали хорошо. Я… буду помнить о вас.

 Наверное, это именно то, что графу Ллойду нужно услышать, потому что ощущение света, пробивающегося сквозь него, становится сильнее.

 – Спасибо, – произносит он и, кажется, улыбается. – И за то, что вы сдержали обещание, я тоже благодарен… Пришёл срок и мне ответить тем же.

 Стоит ему произнести это, и всё замирает: луна; звёзды; трава, колеблемая незримым ветром. На в сравнении с неподвижным, безмолвным миром живой город внизу, в долине, кажется похожим на бушующее море.

 Где-то там – Валх.

 – Тогда найдите колдуна, – прошу я тихо. – Того, кто не жив и не мёртв. Того, кто преследует мою семью уже три поколения. Того, чьи руки в крови; кто несёт зло… Некогда он был жрецом и в каком-то смысле защитником этой земли, но всё изменилось. Найдите его; найдите, где он прячет своё тело, потому что иначе мне не победить.

 Договорив, я достаю из-за корсажа медальон, тот самый, где леди Милдред, совсем ещё девочка, и Абени изображены вместе – а за ними стоит Валх, грозная тень, мертвец, жадный до жизни… Медальон на самом деле хранится у маркиза, но сейчас, во сне, это не имеет значения.

  Граф Ллойд забирает его и долго-долго смотрит на изображение – так, словно пытается не просто запомнить в деталях, а проникнуть в самую суть. Затем он поднимает руку – и в руке возникает рог. Над холмом прокатывается низкий, будоражащий звук, и на пение это откликаются другие рога. И звенит металл – мечи и доспехи; и трепещут знамёна на ветру. Граф Ллойд – в полном рыцарском облачении, непохожий на себя – берётся за рукоять и обнажает клинок.

 И – указывает на город.

 Целое мгновение, бессмысленное и мучительное, не происходит ничего, а затем поднимается вдруг волна, сизо-серая, похожая не то на дым, не то на туман, и захлёстывает холм. Меня она обтекает с двух сторон, как вода огибает камень в стремнине, но я слышу отчётливо и ясно и боевые кличи, и перестук копыт, и бряцание оружия…

 Граф Ллойд дарит мне долгий взгляд – и тоже вливается в этот поток; тень среди теней, мертвец среди мертвецов.

 Волна, в которой чудятся лица и силуэты, скатывается с холма и захлёстывает Бромли.

 «Сонмы, – думаю я. – Их сонмы».

 Звёзды и луна, замершие было, снова приходят в движение, и ветер снова колеблет верхушки травы. Бромлинское «блюдце» захлёстывает сизо-серый поток, переливается через край, в Ист-хилл, и рассеивается. В какой-то миг кажется даже, что он уходит, как вода в песок, исчезает бесследно… Но то здесь, то там вздымается снова эта волна.

 В Смоки-Халлоу.

 Близ королевского дворца.

 В Дэйзи-раунд…

 Докатившись до Вест-хилл, поток задирается к небу – и обрушивается назад, в город, откатывается, как море во время отлива. Я снова слышу конский топот, и металлический звон, и голоса, и пение рогов. Волна прокатывается мимо меня, огибая, и уносится во тьму за холмом.

 Из тумана выступает граф Ллойд, рыцарь в полном облачении. На поясе у него рог; меч убран в ножны. Становится очень тихо – так, что слышен звон, который издают звёзды высоко-высоко над головой.

 Здесь только я; и мёртвый граф; и вечность.

 – Мы не нашли колдуна, – говорит он. – Но нашли его след.

 И протягивает мне цветок.

 Это подсолнух – чахлый, одичалый, размером с детскую ладонь. На секунду он вспыхивает вдруг, точно на него падает луч закатного солнца… и так же вспыхивает купол вдали.

 Собор святой Люсии.

 – Договор исполнен, – произносит граф тихо и глухо, а затем делает шаг назад и исчезает прежде, чем я успеваю что-либо спросить.

 Когда я проснулась, уже совсем рассвело. Окно распахнулось настежь; комната выстыла. Выветрились бхаратские благовония, и пахло осенью – сухой листвой, увяданием, обнажившейся землёй… С площади доносились автомобильные гудки, звук шагов, перестук копыт, человеческие голоса. Быстро летели по небу облака, линялые, рваные. Верхушки деревьев начали оголяться. Близость зимы ощущалась как никогда ясно: вот-вот, сейчас, совсем скоро.

 В руке у меня был зажат цветок подсолнуха – пусть хилый, с тонким стеблем и редкими лепестками, но живой, словно только что сорванный.

 – Значит, собор святой Люсии, – пробормотала я. – Что ж, по крайней мере, ясно, с чего начать.

 В одиночку ехать мне не хотелось, но Мадлен нужна была в кофейне – всё же нехорошо оставлять гостей совсем без привычной заботы. Клэр выглядел очень сонным и откровенно измученным – бдения у постели Кеннета порядком измотали его, и потому после завтрака я спросила Паолу, не желает ли она составить мне компанию.

 Паола удивилась, но согласилась, разумеется.

 Хоть поездка выдалась и недлинная, но молчать всю дорогу было бы глупо, а потому мы беседовали о пустяках. О погоде, особенно переменчивой нынче осенью; о том, что по краю Спэрроу-плейс частенько стала гулять пожилая дама с очаровательным сеттером на поводке, и этот сеттер иногда гоняется за опавшими листьями; о том, что Лиам в последнее время полюбил рыцарские романы… В романах я, увы, не разбиралась, в отличие от Паолы, которая даже в образе «мистера Бьянки» всюду возила с собой несколько дюжин книг.

 – …считаю, впрочем, что подобные сюжеты воспитывают благородство духа, да и к тому же помогают заинтересовать мальчиков историей. Рэйвен тоже считает так же, хотя, по его мнению…

 Она осеклась на полуслове и побледнела, словно совершила преступление, и её поймали. Я даже не сразу сообразила, что такого страшного, а когда поняла, то ощутила острое сочувствие – и странную нежность.

 «Наверное, больно любить человека и не иметь возможности признаться, – пронеслось в голове. – Но всё же лучше, чем любить и потерять».

 – Вы можете называть его по имени сколько угодно, по крайней мере, когда мы с вами наедине, – сказала я, поймав её взгляд. И ободряюще улыбнулась: – И к тому же что не позволено миссис Мариани, то позволено сеньоре де Нарвенья – а именно этот титул унаследовала недавно, напомню, ваша семья. Так что считает маркиз?

 – Что нет такой книги, из которой нельзя извлечь пользу, – ответила она, пусть и не сразу, с запинкой. Взгляд у неё стал задумчивым; кажется, моя полушутливая ремарка насчёт романского титула задела очень важные струны – и заставила взглянуть на всё чуть иначе. – И что детям порой не хватает опыта, чтобы отличить низкое от достойного, но это не значит, что от низкого их надо беречь. Лучше обсуждать с ними и то, что они читают, и то, на что они смотрят. Мы с… с Рэйвеном часто говорим о книгах, – добавила она, вздёрнув подбородок с непривычной для неё дерзостью.

 – О, чудесно. Уверена, что ему не хватало таких обсуждений в последние годы, – ответила я, опустив окончание реплики: «…особенно после смерти моего отца».

 – Чего ему не хватает, так это свободного времени, – вздохнула Паола и искоса глянула на меня, точно проверяя, как откликнутся слова. – И… и, знаете, мы обсуждали кинематограф. Вы слышали что-нибудь о компании «Коллинз и Смит»?

 – Припоминаю шумиху несколько лет назад, но тогда мне было не до кинематографа, – улыбнулась я немного виновато. – Период между похоронами родителей и смертью леди Милдред выдался нелёгкий… Да и потом проще не стало. Однако надеюсь однажды наверстать упущение.

 Похоже, что-то в моём ответе утвердило Паолу в мысли, что она на правильном пути.

 – Рэйвен тоже так сказал, представьте себе, – ответила она, и у неё тоже дрогнули уголки губ. – Я… я собиралась предложить ему посетить киносеанс. «Смит и Коллинз», судя по всему, хотят вернуть себе утраченное влияние и собираются делать фильм по книге сэра Монро. Верней, уже сделали, но отложили премьеру из-за того, что пришлось перемонтировать финал.

 – Полагаете, им можно надеяться на успех?

 – Отчего нет! Ведь это они выпустили кинокартину «Побег грабителя»… – Паола разомкнула сложенные на коленях руки, а потом снова сцепила в замок; единственный жест, который выдавал её волнение. – И я вышила для Рэйвена платок.