Страсти по Фоме. Книга 1 (СИ) - Осипов Сергей. Страница 65
— Ты дома? — спросила Ирина из прихожей; потом послышались легкие шаги и долгожданная рука на голове. — Бедный, даже не дышит!.. Хочешь, я тебя полечу?
Он закрыл глаза в знак согласия. Кто же откажется лечиться в его положении, тем более что способ, который она предлагала, был восхитителен, мало того, он был единственным, если не считать чудо-метода Льва Андреевича. Ирина раздевалась до своих тончайших кружев, («А вот это настоящие блонды!» — показывала она), потом забиралась к нему в постель — невесомая, восхитительно освежающая (именно поэтому ее метод и был восхитителен: ее тело источало упругую свежесть)!
Иногда она так и засыпала вместе с ним, принося ему только короткий облегчающий сон, за которым снова следовала боль, но чаще кровь отливала от бедной Андроновой головы, устремляясь совсем в другие места, и тогда вставал вдруг среди раскаленных Палестин чудный оазис, который освежающе утомлял их обоих. Ирина могла оттянуть визит к Льву Андреевичу почти на сутки «краще» всякого экстрасенса. А началось все с легкого массажа, который они так и не смогли закончить.
— Здорово! — только и смог сказать Фомин тогда. — Что это?
— Русское народное средство.
— Откуда у тебя, махровой горожанки, народные средства?
— От верблюда! У меня бабушка, между прочим, из деревни!
Бабушка из деревни, белье из Парижа, сама словно Шемаханская царица, дерзкие скулы кочевницы, москвичка! Россиянка, как сказал бы первый российский президент…
— Так помянем бабушку еще раз!..
Голова прошла. Ирина снова оказалась на высоте и как всегда в таких случаях, победительно улыбалась. Но уже через пять минут она вспомнила вчерашнее. Как быстро устроены женщины, восхитился Фомин.
— Ты опять ушел последний? Это неприлично!..
Ирина была хорошей девочкой, придерживалась приличий и хороших манер везде, кроме того места, где сохранять хорошие манеры неприлично. Она всегда здоровалась со старушками у подъезда и никогда не забывала воспитывать Фомина.
— Не помню, — сказал он, с трудом припоминая, что же было после ее ухода; в голову лез какой-то бред. — Нет, не последний. Кажется, кто-то еще играл на бильярде.
— То-то мне Игорь с утра звонил, жаловался, что ты его обыграл на сто долларов. А потом поджег бар.
— Да ла-адно! — протянул он. — Не было ничего такого!
— Он говорит, что полыхало, словно на арсенале.
— Слушай ты его! Привиделось спьяну, так же как и сотня долларов, я даже играть не умею!
— Он поэтому и звонил. Говорит, что ты прикидывался пьяным чайником, а потом разделал их всех под орех тупым концом кия. Просил вернуть, это у него последние. Ты, наверное, так же как в санатории простачком прикидывался?
— Я в санатории все эти аттракционы вообще первый раз увидел! — возмутился Фомин. — Или вспомнил…
«Господи, что же я еще там натворил?» — вспоминал он о баре и о звонке Юлия.
— Вот что значит быть без дамы!.. — Началось воспитание.
— Дама меня бросила!
— Ты пил как сумасшедший!
— Я был нормальный!
— Ага! Я видела, какой ты нормальный пришел! Как бомж: волосы дыбом, грязный, пьяный! И дымом несет! Ты что, действительно что-то там поджег?.. Алик, тебя посадят!
Так у них заканчивались все разговоры: пьяница, алкоголик, по тебе дурдом плачет!.. Но как он успел зайти среди ночи еще к ней и когда?..
— Нес какой-то бред: я стайер, дизайнер каких-то пространств, шаровые молнии!..
Значит это действительно не сон, мрачно подумал Фомин, черт знает что!
— Там был какой-то тип, вот он это все и нес: ассоциация, стай…теры какие-то, — попытался он оправдаться.
— Во-во! Ты в ссылке!.. Белая горячка! — удовлетворенно констатировала Ирина. — Тебя лечить надо!
— Наверное, — пробормотал он. — Но на бильярде я играть не умею!
— Да ладно, видели, как ты с завязанными глазами в дартс играл,! Ты точно спецагент, но спившийся, — агент Хренов. Тебя за это и уволили!..
Ирина внезапно замолчала, словно вспомнив что-то. Замолчала надолго. Фомин вопросительно посмотрел на нее: что?..
— А я от тебя ухожу, — сказала она.
И словно в доказательство, стала выбираться из постели.
— Замуж. Мне предложение сделали… От тебя его все равно не дождешься… Да и как я могу связаться с алкоголиком, да еще безработным, да еще без памяти? — стала почему-то оправдываться Ирина, одеваясь.
Все вокруг Фомина странно рассыпалось: голова, память, работа, теперь вот Ирина не выдержала.
— Это тот боксер на джипе? — спросил он.
— Какая тебе разница? — тихо и печально сказала она.
Ну вот, еще одна история закончилась, подумал Фомин. Может повеситься? Ведь невозможно жить с этой болью и тоской…
С Ириной он познакомился в санатории под Москвой, куда его направили после реанимации. За его способность выигрывать во всех конкурсах, что предлагала программа санатория для заболевших новых русских, будь то дартс, боулинг или битвы эрудитов и при этом почти ничего не помнить из своей жизни, она стала называть его спецагентом. Она бы и женила его на себе, если бы не его подозрительные провалы в памяти и такие же подозрительные, неожиданные исчезновения на несколько дней, которые он не только не мог объяснить, но и отрицал. Нагло, с ее точки зрения, пользуясь пресловутыми провалами. От него, как она говорила, постоянно исходил возбуждающий запах тайны, греха и чужих духов, что пугало Ирину не меньше, чем привлекало. И еще ее неудержимо влекло к Фомину физически, она просто теряла голову в его присутствии вместе со способностью сопротивляться. Это ее тоже пугало.
Чтобы разобраться во всем этом, но и не потерять его из виду при его способности исчезать, Ирина привела его в агентство недвижимости, где работала сама.
— Чем порожняком пребывать в беспамятстве, — сказала она, — лучше осваивай новую профессию! Будешь мне помогать, может быть, быстрее все вспомнишь.
А через два месяца (невиданный срок!) он стал самым эффективным агентом этой конторы. Был там такой показатель для оценки менеджеров, введенный искушенным старшим специалистом специально для того чтобы доказать руководству ненужность Фомина — пьяницы, прогульщика и соперника в борьбе за Ирину. О последнем ему сказала Ирина то ли чтобы взбодрить, то ли чтобы взбодриться.
У Фомина к тому времени была уже своя группа из молодых оболтусов, которые на рысях бросались на любое объявление, которое он помечал зеленым фломастером. «Его» квартиры покупались и продавались с первого показа, словно билеты в Большой театр. Сначала старший намекал всем и каждому, что Фомин крутит квартиры бандитов, которые устраивают карусель с пропиской-выпиской на тот свет, но вскоре это стало смешно, покупать квартиры так часто не могли даже бандиты.
— Фантастика какая-то! — сказала Ирина, когда он вытащил самый дохлый ее проект: разъезд большой и совершенно «убитой» коммуналки на Ордынке.
Казалось, люди только и ждали, когда он даст объявление о покупке или продаже, и тут же выстраивались в очередь на сделку.
— Что ты делаешь с людьми, спецагент Хренов? — спрашивала она его. — Я эту квартиру продавала чуть не год, а ты только один раз позвонил и все! Ты что, колдун?
— Да я и не звонил, они сами! — оправдывался Фомин.
За четыре месяца он вытащил две трети мертвых проектов агентства, вернув в оборот полмиллиона долларов и «замутив» несколько перспективных проектов. На него смотрели как на черта и даже не завидовали. Впрочем, Фомина эти успехи нисколько не вдохновляли. Если бы он мог так же играючи, как от неликвидных квартир, избавляться от головной боли и непонятной тоски, возникающей по вечерам!..
Что может быть лучше и печальнее выходных в постели с женщиной, которая уходит замуж? Это как проводить в последний вальс выпускницу. Он с удивлением обнаружил, что женщины от него уходили не куда-нибудь, а именно замуж. Словно он был последним прогоном, за которым следовали станции «белая фата» и «семейная жизнь» Безумным прогоном, дистанцией, на которую всегда можно вернуться, но никто не пробовал. Фомин даже подумал, что мог бы провести так всю жизнь, провожая и давая последние наставления. Лучше может быть только смерть, резюмировал он, с содроганием представив грядущую вечернюю боль…