Страсти по Фоме. Книга 1 (СИ) - Осипов Сергей. Страница 69

— Что это? — спрашивал он у Ирины, найдя очередную подметную газетенку.

— А в ящик бросают! — пожимала она плечами.

— А ты их здесь разбрасываешь как листовки? Не успеваю выбрасывать. Ты что веришь во все это?

Ирина перестала крутить и перешла в атаку:

— Андрон, давай честно признаемся: ты больной!

— Спасибо!

— А больной должен лечиться! Может, это твой последний шанс!

— Запомни, мне это не поможет! — твердо сказал Фомин.

— Ты меня не любишь! — еще тверже сказала Ирина. — Кто я для тебя? Пустое место, очередная…

И так изо дня в день. Ирина билась за него и Фомин, чувствуя себя подлецом, вынужден был сдаться. Сначала они пошли к наркологу, за руку, потому что он норовил завернуть под все встречные призывные вывески. Нарколог составил план жизни для Фомина на ближайшие десять лет, по окончании которых он, как горький пьяница, преображался и становился гражданским эталоном. Успех, деньги, поприще, слава — все это неминуемо грозило Фомину. Мы сделаем из вас человека, сквозило в каждой фразе, произнесенной в кабинете, увешанном плакатами из безысходной жизни пьющего человека. Кроме того был составлен подробный распорядок дня, до минуты. Обливание, бег на немыслимые расстояния, диетическое питание по часам, театры и концерты, шахматы и шашки, медитации, ребефинг и, как венец терапии, посещение клуба таких же трезвенников, как он.

«Каждую минуту вы должны быть чем-то заняты, тогда у вас даже мысли не возникнет о спиртном!» — заверил его нарколог. А у Фомина никогда и не было таких мыслей. Сначала были мысли о больной голове, потом тоска. Он и пил-то для того, чтобы их не стало, а так ему на фиг был не нужен этот алкоголь, тут он полностью согласен с…

— Сергей Иванович, — подсказал нарколог.

— Во-во! Пить-то я не буду, только что же мне с ней-то делать?

— С кем — с ней? С водкой?

— С Тоской!

— Тоски не будет! — заверил его Сергей Иванович. — Она сбежит от вас в первый же день, как только вы начнете жить по распорядку! Даже не вспомните!

В этом Фомин сильно сомневался. Уж он-то знал старую каргу, ей этот распорядок, как раз повод для грязного зубоскальства.

— Я вас познакомлю с такими интересными людьми в вашем клубе, — продолжал Сергей Иванович. — Один марки собирает, другой — монеты…

«Третий — бутылки», — мысленно продолжил Фомин список занятий трезвенников.

— У вас начнется новая, прекрасная жизнь! Вы забудете, что такое тоска!

— Зато она меня не забудет! Скажет, твою мать, ты что совсем меня забыл, алкоголик несчастный?!

Нарколог подозрительно посмотрел на него.

— Она что к вам приходит? — вкрадчиво спросил он.

— О чем и речь! Что мне с ней делать? Не пить-то я могу хоть пару дней, да больше!

Нарколог стал внимательным-внимательным. Ирина еле увела его от психушки.

— Ты что, с ума сошел? Что ты там наплел? Не можешь просто жить по распорядку?

Она заставила-таки его написать распорядок и жить по нему примерно полдня, пока Фомин не наткнулся на пункт «культурные мероприятия» и тут же не вспомнил Лешу.

Следующим этапом было общество анонимных алкоголиков. Встаешь и говоришь: я, Иван Забубуев-с-утра, во-от с таким стажем! Семья по барабану, дети по помойкам, сам себя ненавижу, всех — тоже, помогите, пить не брошу, пока есть рот… нос, уши… в конце концов, клизма!..

Фомин так наслушался и проникся этими покаяниями, что напоил после собрания сразу всех, кто был в обществе, и был изгнан с позорной для членов клуба анонимщиков формулировкой «за нарушение анонимности». Якобы он всех подзывал к стойке со словами: «Эй ты, фамилия… имя… отчество, алкоголик анонимный, будешь еще коньячку?»

Но Ирина не сдавалась и Фомин пошел кодироваться.

— Ты умрешь! — с ненавистью сказал ему кодировщик (Так надо, объяснил он Ирине до этого). — Ты умрешь, если выпьешь хоть каплю спиртного в течение десяти лет! Умрешь в страшных мучениях!

— От капли коньяка? — не поверил Фомин.

— Даже пива! — было заказано ему.

Фомин проверил прямо на выходе, у ларька, пока Ирина рассчитывалась с гипнотизером. Ирина потребовала деньги обратно, и Фомину пришлось повторить это дважды — то есть, выпить. Кодировщик глазам своим не верил и деньги возвращать не хотел.

— Он все равно умрет! — зло и настойчиво убеждал он Ирину. — Не сегодня завтра!

— Вот тогда я вам и заплачу! — сказала Ирина.

— А как я узнаю?..

Разговор получался серьезный. Прямо при покойнике.

— Из газет! — отрезала Ирина, в смысле: не на ту напал, дядя!..

Пришлось вернуть денежки.

Фомина удивило только одно: Ирина была в бешенстве, что он остался жив?..

— Ты за что платила? — поинтересовался он у нее, стоя у того же ларька, спасителя денег. — За то чтобы я завязал или сдох?

Ирина только расплакалась:

— Господи!.. Сколько я еще буду с тобой мучиться?..

Фомин не знал.

— Вот вылечу и уйду! — пригрозила она.

После этого не подчиниться ей было нельзя. Он мотался по церквам и монастырям, бил поклоны в каких-то подвалах среди белых балахонов, выходил ночью со свечей и крестом. Только что кошек не ловил по крышам.

Увешанный талисманами, пропахший благовонными дымами и зловонными парами, стоял Фомин в толпе таких же несчастных или один и повторял слова молитвы, заговора за очередным батюшкой-чудодеем или старушкой-ворожеей, а перед глазами стояла его почерневшая подруга, старая карга Пушта и хохотала гнилыми зубами: «Ну и не будешь ты пить, а я-то останусь! Ты же так и не понял, зачем ты! Неужели затем, чтобы не пить, а, дубина?»

И Фомин напивался прямо в амулетах и заговоренных крестах, иной раз при чудодее.

— Я тебя торпедирую! — грозила Ирина, твердо веря, что уж это не подведет

Даже Высоцкому помогало. Это не какие-то там пассы-выкрутасы, чих в глаза, это настоящая медицина, не какая-нибудь народная, была твердо уверена она…

— Ну торпедируй! — сказал он, зная, что от нее не отделаешься.

И торпедировался. Вшили по-честному, все показали с зеркалом: где разрезали, что вставили. Ирина просила даже двойной заряд зашить. «Вы что, девушка, — сказали ей. — Взяли бы сразу денатуратом напоили или бритвой по горлу, вас бы оправдали!»

Фомин хохотал.

— Это она от волнения, — объяснил он, и поинтересовался:

— Уже прижилось? Нельзя уже?..

Имея в виду — пить…

— Да, молодой человек, — скорбно сказали ему такие же горькие пьяницы, только в халатах. — Теперь, как минимум, год… А через год, если уж очень захочется, что вряд ли, приходите, вырежем. Тогда медицина будет бессильна…

Но Фомин хотел доказать ее бессилие уже сейчас, немедленно. Ему хотелось унять, наконец, Ирину, а заодно и этих торпедоносцев, свято верящих в химию.

— Так точно уже нельзя, прижилось?

— Хана, парень! — по свойски пожалел его один из фельдшеров, с которым они потом сильно подружились.

Понятно, что у Фомина уже было припасено, и не какой-нибудь там, а «Васпуракан». А потом весь «Склиф» стоял на ушах, ничего не понимая, а Ирина разуверилась и в традициях. Бедный Гиппократ, Гален и сам Склифосовский, не имеющие, в общем, никакого отношения к торпедному подразделению! Что им пришлось выслушать в коридорах прославленного заведения?! А уж что услышали про себя живые эскулапы!..

— Да идите вы к черту со своим алкоголиком!.. к другой больнице! — опомнившись, посоветовали они. — Отвечать еще за него!..

— Он же у вас ненормальный! — уверяли Ирину.

— Это я и сама знаю! — огрызалась она. — А вот что у вас за лекарства такие? Левые?

— Нормальные лекарства! Убивают сразу!.. А вот ваша ретивость нам очень даже непонятна! Хотя, понятна! Сами провоцируете? Такого мужика! У нас, между прочим, его паспортные данные остались, имейте в виду!.. Парень, держись, нас не переделаешь!

И рука в приветственном кулаке:

— Ром в рот!

— Рот в ром!