Дядя самых честных правил 9 (СИ) - Горбов Александр Михайлович. Страница 9

Когда же саркофаг оказался у меня в подвале, пришло время «пообщаться» с покойником, выяснить, кто он, откуда, и понять, как возвращать его на место.

— Открывай, Дмитрий Иванович.

— А зачем? — поинтересовался Киж, снимая цепи. — Хотите размотать эту «куколку»? Потому и не отдали приставучему деду?

— Допрашивать будем. То есть я задавать вопросы, а ты переводить.

Наконец цепи со звоном упали на пол, и Киж сдвинул крышку. Тут же на бортик саркофага легла рука в бинтах, и мумия попыталась выбраться наружу.

— Лежать!

Ага, так она меня и послушала! Пришлось зажечь на ладони магический огонь и сунуть ей прямо в лицо. Мумия отшатнулась и грохнулась обратно в саркофаг. Боишься? Это правильно!

— Дмитрий Иванович, скажи ей, чтобы лежала и не пыталась встать.

— Он вас понимает, Константин Платонович, — усмехнулся Киж, — не хуже чем я. И говорит, что вы унижаете его царское достоинство. Он великий фараон…

Киж поморщился, будто съел зелёную сливу.

— Не знаю, как это должно звучать. Импхотутепь. Хопупепь. Нет? Ыхнутон?

Мумия страшно заскрипела зубами и замотала головой.

— Да не знаю я, как твоё имя звучит!

Покойник, хрипя, снова попытался подняться.

— Лежать! — гаркнул Киж, прежде чем я отреагировал, и стукнул его кулаком в лоб.

Саркофаг снова принял в свои объятья беспокойную мумию.

— Говорит, я великий фараон Верхнего и Нижнего Египта могущественный… Хухупеп?

Услышав новое имя, мумия забилась в истерике.

— Тихо! — я добавил в голос силы, и после окрика в саркофаге затихло.

Сделав паузу, я наклонился и посмотрел мумии в глаза, горящие зеленоватым огнём. Она не выдержала моего взгляда и постаралась отвернуться.

— Слушай меня внимательно, Хотепка.

Мумия заскребла ногтями по стенкам.

— Я сказал Хотепка, значит, Хотепка. Ещё одно возражение, и я отдам тебя Сумарокову. Дмитрий Иванович, объясни ему, кто это такой.

— Он знает, — Киж коротко хохотнул, — и понимает, что его там ждёт.

— Вот и отлично. Значит, Хотепка, слушай в оба уха, повторять я не буду. Ты сидишь в своём «домике» тихо-тихо, чтобы ни одна мышь тебя не услышала. Даже не пытаешься выбраться наружу. А я тебя отвезу в твой любимый Египет, или как вы там его называли… Та-Кемет? Вот туда и отвезу. Ты же точно оттуда?

— Он оттуда.

— Где находится твоя гробница?

Беспокойный мертвец заскрипел зубами и что-то «говорил» почти целую минуту. Киж выслушал до конца и только потом начал переводить.

— Он говорит, что был великим фараоном Хотепкой, — Киж усмехнулся, а мумия дёрнулась, — и его похоронили в самой величественной пирамиде, запечатав страшными заклинаниями и прокляв разорителей на мучительную смерть. Но его внук, которого он трижды проклинает, вынес его гроб из пирамиды и приказал похоронить себя вместо деда. Хотепка просит, чтобы мы вернули его в гробницу, и он отблагодарит нас великой наградой.

— Предположим.

Снова раздался скрип. Киж слушал, усиленно сдерживая улыбку.

— Хотепка говорит, что мы должны облегчить его посмертную участь, потому что он безмерно страдает. Нужно убить тридцать рабов, забальзамировать, и они будут служить ему, пока он мучается без своей гробницы. Также нужны семь наложниц, тоже правильно забальзамированные, чтобы обмахивать его опахалом, стричь ногти и менять бинты. Хотепка приказывает сделать это немедленно, чтобы заслужить его благосклонность.

— Может, в центре Москвы временную пирамиду построить, чтобы ему приятнее было лежать?

— Он не возражает, но говорит, что пирамида должна быть не ниже десяти царских локтей мехе.

— Хотепка, — я наклонился над саркофагом и в упор посмотрел на мумию, — ты, кажется, не понял, с кем имеешь дело. Рабынь тебе? Наложниц и пирамиду? Сейчас я покажу, что тебя ждёт, если продолжишь вести себя подобным образом.

Анубис только и ждал этой минуты. Лицо у меня вытянулось, превращаясь в морду шакала, а на бинты мумии лёг красный отсвет от моих пылающих глаз.

Мумию от внезапного преображения затрясло, как в лихорадке, и она просипела:

— О, Великий господин Запада, сидящий под тамариском, Судья мёртвых, Взвешивающий сердце на весах, Хранитель душ! Прости жалкого раба, не узнавшего тебя в плотском облике! Повергаю себя ниц в прах у сандалий твоих! Исполню все приказы твои, дабы умилостивить тебя. Да будут звать меня отныне Хотепка, по слову твоему!

— Молодец!

Я выпрямился, и лицо приобрело нормальный вид. Киж наблюдал за моими метаморфозами с восторгом и лыбился до ушей.

— Работаем, Дмитрий Иванович. Сейчас мы его замотаем в полотно для лучшей сохранности и упакуем в ящик. В этом гробе, — я кивнул на саркофаг, — его будет сложно перевозить.

Мумия больше не дёргалась, даже когда мы обмотали её тканью и крепко перевязали верёвками. Я не особо надеялся на её благоразумие и подстраховался, чтобы она не сбежала. После мы положили «свёрток» в крепкий ящик, который запечатали с помощью цепей и железных скоб. На всякий случай я ещё укрепил всё это дело Знаками. Пока мы не окажемся в Египте, я не собирался выпускать неуправляемого мертвеца.

Эпидемия пошла на спад, и смысла оставаться в Москве не было. Орлов и сам отлично справлялся с организацией больниц, карантинов и прочих вещей. Новых случаев заражения почти не случалось, а умерших становилось всё меньше и меньше. Так что я распрощался с Орловым и отправился домой. Кстати, Сумароков при встрече здоровался со мной крайне холодно и в разговоры не вступал, продолжая обижаться.

Ящик с мумией я, естественно, забрал с собой. Такую опасную штуку нельзя выпускать из поля зрения — непредсказуемый мертвец, которого к тому же можно использовать для пробуждения чумы, слишком опасен без присмотра. Я и Кижу приказал следить за грузом, чтобы к нему ни в коем случае не прикасались посторонние.

Насчёт поездки в Египет я испытывал двоякие чувства. С одной стороны, у меня и дома полно дел, за которыми нужен пригляд. Одна эфирная дорога то и дело требовала вмешательства и решения проблем. С другой — посмотреть другие страны и побывать на Ближнем Востоке было весьма заманчиво. Правда, поездка выпала совершенно не вовремя, когда мне совсем не до туризма. Быть может, получится с помощью Лукиана отложить её хотя бы на год.

Но интуиция подсказывала, что ехать придётся в любом случае. Поэтому я попросил Орлова выправить мне документы, необходимые для путешествия за границу. Осталось только раздать указания на время отсутствия, назначить заместителей и собрать вещи.

Дормез уже подъезжал к Владимиру, когда на меня напала сонная одурь. Я прикрыл глаза и откинулся на сиденье. Но вместо здорового сна меня вытряхнуло из реальности и швырнуло за грань.

Здесь всё было по-прежнему: сухая трава, туман и тишина. Никого вокруг, и непонятно, зачем меня затянуло сюда. Стоять столбом и ждать было скучно, и я двинулся вперёд куда глаза глядят. Через сотню шагов показались три тени, нарушающие гармонию белёсого тумана. Якорь! Я улыбнулся, вспомнив это место. То самое, куда Хозяйка разрешила приходить и задавать вопросы.

— Смелее, Бродяга, — услышал я голос, — я жду тебя.

Хозяйка сидела на низкой лавочке, сплетённой из тумана, на полянке между сосен.

— Садись, — она улыбнулась мне, — поговорим.

Поклонившись, я присел рядом, полный подозрений. Не просто так она меня вызвала! Сейчас окажется, что меня ждёт очередная Жатва или я нарушил какой-нибудь запрет, о котором все знают, кроме меня.

— Хотела лично поблагодарить за последнюю душу, что ты мне привёл. Ту девицу, спятившую из-за мести.

Я пожал плечами. Гагарину прикончил Киж, но записали её на мой счёт — шорох чёрного песка не дал в этом усомниться.

— Из-за безумия Геката не стала перехватывать её душу. А вот мне удалось разговорить бедняжку, — Хозяйка улыбнулась, — и сложить последние кусочки мозаики. Я знаю, где искать логово Павшей.