Нити судьбы. Дорога жизни 2 - Ли Эмили. Страница 10

– Я, в своё время, решала по-другому… И как бы ни сложилась моя судьба, я ни о чем не пожалею, даже если потом будет ждать разлука или смерть. Это лучше, чем пустая, но спокойная жизнь без него.

Лайя слишком хорошо знала вкус слова «потерять», поэтому несогласно поджала губы – открыто спорить не стала.

Тэруми чуть толкнула воина в бок и весело сказала:

– Не подслушивай.

Азур открыл глаза, но вместо приветственной улыбки, в глазах застыла нежная печаль. Он тихо заговорил на азурианском. Интонации его голоса вызывали у Лайи стойкое ощущение, что она лишний элемент.

– Прекратите так делать, это чертовски смущает. Да и невежливо говорить на языке, который не знают другие, – проворчала тихонечко Лайя.

– Вы с Фенрисом только что тоже магию свою запускали, которая нам недоступна, и ничего, не думали, что это смущает, – сразу же отреагировала Тэруми. – Считай, тоже говорили на своем языке.

Возразить было нечего. Лайя перевела взгляд на лес, снова вспоминая, что Фенриса давно нет.

– Кстати, как раны? Помогло? – сразу же отвлекла её танэри.

Лайя с удивлением осознала, что помимо внутренней наполненности, рука и нога уже не болели так сильно.

– Сработало! – восторженно проговорила она.

Фенрис вернулся и сел рядом, так близко, словно собрался её сейчас обнять. Учитывая, что азуры уже не спали, это вызывало неловкость. Ещё и ироничный взгляд хитрых карих глаз танэри раззадоривал огонь её внутреннего протеста от такого быстрого развития событий. Лайя не удержалась и посмотрела на Фенриса. Сдержанный и отстраненный, он был привычный именно таким для неё, а сейчас его натиск, страсть и открытость сбивали её с толку. Перемена была внезапной, и она была к ней не готова, может, поэтому её оборона терпела фиаско. Фенрис не давал ей возможность выстроить барьер между ними. Ощутив на себе её взгляд, он повернулся и спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше… – под нос себе буркнула она и поспешила отвести взгляд, не желая снова поддаться притягательной силе его глаз.

Когда настало время отправляться в путь, Лайя замерла в нерешительности, ища правдоподобную причину, чтобы отказаться от помощи Фенриса. Надежда опять вывести их отношения на нейтральную составляющую ещё слабо билась внутри, радостно поддерживаемая всеми гранями разумности.

Тэруми подошла и подставила руку.

– Ты вчера целый день была с эльфом, сегодня моя очередь наслаждаться твоим обществом. Поэтому пойдешь со мной, – лучезарно улыбнулась ей танэри и незаметно для мужчин подмигнула.

Фенрис и Чонсок одновременно скривились. По разным причинам.

Лайя облегченно выдохнула и схватилась за её руку, как за спасительную соломинку. Повисшее молчание танэри сразу же развеяла ничего не значащей болтовней, делая вид, что не замечает обращенных на неё взглядов мужчин. Волны благодарности разливались на душе Лайи, исцеляя. Она почти не слушала веселую болтовню Тэруми: утопала в собственных чувствах к этой странной девушке, встреченной случайно в таверне. Легко, радостно, уютно… Так было возле неё. Она словно потерянная когда-то часть… Сестра… И Лайя думала, что дело не только в единстве, которое невольно испытывают все ведьмы по отношению друг другу. Тэруми была… семьей, которая принимает тебя любой и любит, несмотря ни на что.

– Тэруми… – Лайя позвала и умолкла. Она не знала, как сформулировать то, что хотелось сказать, мысли в голове смешивались, сталкивались и застревали, так и не сорвавшись с губ.

– Ты тоже дорога мне, ведьмочка, ты тоже, – снова угадала Тэруми.

Чонсок бросил обеспокоенный взгляд на танэри и осуждающий на Лайю.

– Это великая клятва двух ведьм, – не сдержалась Тэруми, злясь на реакцию воина, – после неё я стану приемником темной колдовской силы!

Воин разозлился в ответ, лицо приобрело неприятные властные оттенки. Тэруми внутренне напряглась, но дерзко уставилась на него, не собираясь показывать секундную слабость.

– Двух ведьм? – раздался приглушенный голос Фенриса.

– Он ещё не знает?! Я думала, ты рассказала ему… – промолвила Тэруми.

– Это не моя тайна, – поспешила оправдаться Лайя в первую очередь перед ошеломленным Фенрисом.

– Это невозможно, – промолвил эльф. – Азуры не обладают магией… Тогда как танэри?..

– И это наша тайна, – сказал вдруг Чонсок, обводя спутников взглядом. – И она должна остаться только между нами.

Прозвучало приказом. Голос был под стать недавнему выражению лица. Властным. Не оставляющим возражений.

Лайя поежилась, отмечая про себя, что интуиция её не подвела: Чонсок привык к другой жизни, привык он и командовать, более того, он привык к тому, что его волю исполняют.

– Невозможно… – повторил Фенрис, изумленно рассматривая Тэруми.

– Синеглазый, ты слишком много мне уделяешь внимания, – усмехнулась она, – недолго привыкнуть… Ты красивый, я тоже ничего… – она озорно ему подмигнула.

«Месть Чонсоку за надменный тон», – догадалась Лайя. А вот Чонсок не догадался. Он разозлился. Его вид стал устрашающим. И снова Лайя поразилась выдержке Тэруми. Само очарование непосредственности. Невинный взгляд и милая улыбка. Ни капли страха.

– Ведьма… – не мог прийти в себя эльф.

– Она не ведьма! – вспылил Чонсок.

Фенрис уже вообще перестал понимать, что происходит, и Лайя сжалилась над ним и спешно пояснила, при этом часто глазами прося Тэруми быть более… благоразумной и не вносить неразбериху в их отряд.

На удивление Фенрис довольно быстро принял мысль, что азурианка отмечена рунами, а значит, имеет отношение к колдовству. А тот факт, что мать Тэруми была ведьмой, и вовсе успокоил его строго организованный ум и логику. Остаток дня прошел вполне мирно. Разве что отношения у Тэруми и Чонсока остались слегка натянутыми. Оба сердились друг на друга, но продолжали идти рядом, словно и это тоже являлось негласным противостоянием. Лайя же снова шла, опираясь на руку Фенриса, давая возможность Тэруми помириться с Чоном.

Остановка на ночлег в этот раз была раньше обычного. Так решил Фенрис. Никто и не думал возражать: участок леса, по которому сегодня шли, напоминал одно сплошное препятствие. Кусты, тесно сплетенные колючие растения, множество поваленных веток – и через всё это приходилось пробираться часами без шанса выйти на нормальный просторный участок. То место, где решили заночевать, стало подарком судьбы. Островок, лишенный плотного насаждения растений, выглядел идеальным для сна.

Охранный круг стоял. Костер весело хрустел ветками. Азуры, что расположились напротив, хмурились, но сидели плечом к плечу. Фенрис был рядом. Это было так… волшебно. Лайя широко улыбнулась, чем вызвала заинтересованные взгляды.

– Встреча с вами, определенно самое лучшее, что могло случиться со мной, – пояснила Лайя свой сияющий вид.

Тэруми тепло ей улыбнулась. Фенрис обнял за талию и придвинул ещё ближе к себе. Чонсок скептически хмыкнул. Последнее вызвало смех не только у Лайи, но и у Фенриса, и у Тэруми. Радость развеяла недавнюю ссору и обняла всех, объединяя. И хоть воин осуждающе покачал головой, но глаза его выдавали истинные чувства.

Дежурить первым вызвался Фенрис. Азуры улеглись в стороне и сразу же закрыли глаза, погружаясь в сон. Лайя бросала на них завистливые взгляды: у самой так не получалось. Поняв безуспешность своих попыток, девушка подсела к Фенрису. Он продолжил сидеть, задумчиво смотря на огонь, иногда шевеля горящие веточки.

– Расскажи мне про магнесс в башне, – попросила Лайя, вспоминая их разговор в таверне и желая услышать его голос.

– Что именно тебя интересует? – уточнил он, поворачиваясь и хитро прищуриваясь.

– Есть ли у них отношения с другими магами?

– Тебя интересует в общем? Или какой-то конкретный маг и его отношения с магнессами? – веселые искорки в его глазах ясно показывали, что он понял суть её интереса.

Богатое воображение Лайи сразу нарисовало картины, в которых Фенрис страстно целует и обнимает другую, прижимая к себе. Настроение испортилось, она и сама была не рада, что завела этот разговор. Конечно, у него были другие отношения, она умом это понимала, но гнев, поднимающийся волной внутри, шептал ей «убей» ту девушку с медальона, чтобы Фенрис никогда больше не смог к ней прикоснуться, чтобы не вспоминал, не носил её портрет с собой. Это были неправильные мысли, недостойные, но она ничего не могла с собой поделать.