Снова хочу быть твоей (СИ) - Малиновская Маша. Страница 17

Вижу ее сидящей на диване. Рядом какие-то документы, на столике открытый ноутбук.

Она поднимает на меня глаза, что-то говорит, но я не слушаю. Все перед глазами плывет, я чувствую, как внутри меня назревает буря, готовая разорвать на части. Нас обоих.

Она смотрит на меня с легким удивлением, а потом бледнеет, когда я швыряю перед ней тест на стол.

— Что это значит, Лиза? — мой голос звучит тише, чем я ожидал, но за этим спокойствием кроется настоящий ураган.

Она поднимает на меня глаза, ее лицо застывает.

— Сева... — начинает она, но я уже не могу дождаться ответа.

— Ты лгала мне, — продолжаю я, чувствуя, как напряжение рвёт всё внутри. — Всё это время. Ты скрывала от меня моего сына.

Она медленно тянется к листку, поднимает его, ее пальцы едва заметно дрожат. Глаза бегут по строкам теста, и я вижу, как на ее лице усиливается бледность.

— Как ты могла? Как вообще, блядь, посмела?

Ее глаза наполняются слезами, но мне уже всё равно.

24

Лиза

Задержав дыхание, я смотрю на листок бумаги, который лежит передо мной на столе. Слова, напечатанные чёрными буквами, словно кричат ​​на меня, хочется зажмуриться и заткнуть уши.

Тест ДНК.

Рома — сын Севы.

Я снова поднимаю глаза на Севу, ощущая, как внутри поднимается дрожь. Живот сводит от страха до тошноты.

Его лицо застыло, словно из камня высеченное, бледно, будто вся кровь отлила. В глазах — злость.

Всё внутри меня леденеет. Каждый орган, каждая клетка. Холодно становится.

Как он узнал? Когда успел? Почему сейчас?

— Лиза, что это значит? — его голос звучит как выстрел. Он смотрит на меня так, что у меня волоски на руках дыбом встают.

С шоком. С презрением. С… ненавистью.

И я знаю, что он прав. Знаю. Я сама всё испортила. Сама скрывала правду. Он имеет право так смотреть.

Это мой час расплаты. Моя Голгофа.

Час икс, которые неминуемо должен был настать.

Я хочу что-то сказать, хочу найти слова, чтобы объяснить ему, что собиралась сказать. Что я боялась. Что просто не знала, как решиться.

— Сева... — мой голос ломается, и слезы начинают душить меня. — Я не хотела так... Я просто не знала, как сказать тебе...

— Ты не знала как? Не смогла открыть свой лживый рот и просто сказать? — его голос звенит сталью в тишине квартиры. Он наполнен таким презрением, что я разрушаюсь на кирпичики. — Лиза, ты отняла у меня пять лет жизни с моим сыном! Пять лет! Как, черт возьми, ты можешь это объяснить?

Он делает резкий шаг ко мне, и я вижу, как его глаза горят яростью. Отчаянием. Он тяжело дышит, сжав кулаки. Каждое его слово бьёт меня, и даже кажется, что ударь он меня по-настоящему, это будет пережить проще.

— Я боялась! — восклицаю я, чувствуя, как рыдания подступают к горлу. — Я боялась за Рому, когда ещё была в браке с Русланом. А потом мне стало страшно, что ты поступишь также, как Руслан, что захочешь забрать его у меня! Что не простишь… Я просто хотела защитить его...

— Защитить? — Сева горько усмехается. — Ты правда думала, что я пойду на то, чтобы отнять у своего сына мать из-за личных обид и амбиций? Ты никого не защищала, Лиза. Кроме себя и своей лжи. Ты только всё разрушила. И наше прошлое и наше будущее. Ты лгала мне каждый день, глядя в глаза. Ты лгала моему сыну, лгала своему бывшему мужу.

— Сева…

— Да откуда, блядь, в тебе столько этого? Когда ты успела сгнить в душе, скажи?

Его слова стреляют в самое сердце. Я стою перед ним, чувствуя, как вся моя жизнь рушится прямо сейчас, погребённая под обломками собственной лжи. Слёзы текут по щекам, но он не смотрит на меня. Его взгляд скользит мимо, словно я уже не существую для него.

— Сева, я... Я не хотела... — я тянусь к нему, хочу коснуться его руки, но он резко отшатывается, как будто от огня. — Прости меня, Сева, прости!

— Не трогай меня, — бросает холодно и безразлично, даже с брезгливостью. — Я не могу тебя видеть. Я не могу быть рядом с тобой, Лиза. Ты не представляешь, как ты всё испортила.

Он уходит к двери, и я понимаю, что он уходит не просто из комнаты. Он уходит из моей жизни. В этот момент я чувствую, как всё рушится. Тот крошечный шанс для нашего будущего тонет, а я ничего не могу сделать.

Ему слишком больно. И боль эту причинила я.

— Сева, пожалуйста... — я бегу за ним, пытаясь остановить его, но он уже открывает дверь. — Не уходи... Пожалуйста. Я не могу без тебя. Прости меня! Я не знаю, что мне делать...

Он оборачивается на секунду, и по его взгляду, полному боли, я понимаю, что у меня нет ни единого шанса.

Ни единого.

Он ни за что не простит.

Это конец для нас.

— Я тоже не знаю, Лиза. Не знаю, что тебе делать.

Дверь захлопывается, и я остаюсь одна. В квартире тишина, такая оглушительная, что свинцом придавливает к полу. Я без сил оседаю на пол и сжимаюсь в комок прямо на ковре. Руки дрожат, сердце бьётся, как будто вот-вот вырвется наружу.

Дышать нечем. Грудь сдавило.

Хочется кричать, но горло будто пережали.

Дрожащими руками хватаю телефон. Звоню ему. Пять раз подряд. Пытаюсь оставить сообщение, но слова расползаются по экрану от слёз, как кляксы.

Его нет. Сева исчез, как исчезла я пять лет назад, и теперь я понимаю, какую боль я ему причинила.

25

Я не могу найти себе места. Внутри горит огонь, сжигая меня до пепла.

Больно.

Всё, что я делала после обеда, как ушёл Сева — было на полнейшем автоматизме. Забрала сына из сада, приготовила ему ужин. Сама ни куска проглотить не смогла.

Весь день будто за серой завесой. Туман.

Я даже не помню, о чём говорила вечером с сыном.

Может, и ни о чём, и Рома просто весь вечер смотрел мультики. Я, признаться, и вспомнить не могу — будто подтёр кто в голове.

Будто сквозь толщу воды слышала его голос. Кажется, даже Яна звонила. Кажется, я что-то ей даже отвечала.

В телефоне — лента неотвеченных вопросов от пациентов.

Рома уже два часа как спит, а я всё нарезаю круги по квартире, изнывая от тягостных дум. Пыталась уснуть, обнимая сына, но только передала ему свою нервозность, и он стал ворочаться и хныкать во сне.

Где Сева?

Куда он ушёл?

Когда вернётся?

Вернётся ли вообще?

Вернётся, конечно же, это ведь его квартира.

Я пытаюсь притормозить, пытаюсь немного уравновесить себя, но здесь все буквально кричит о нём — его рубашка на спинке стула, его ключи на тумбочке, запах его одеколоны в воздухе. Всё говорит о нём, но его здесь нет.

А вот мне в его квартире больше делать нечего. Придётся уйти, ведь да, чёрт возьми, я сама во всём виновата!

Виновата.

Я иду в свою спальню и вытаскиваю из шкафа чемодан. Собираю вещи, бросаю в чемодан всё подряд, не понимая, куда поеду, собираюсь что делать вообще.

Я не могу оставаться здесь. Прямо сейчас разбужу Ромку и вызову такси. Переночуем в отеле, а потом постараюсь найти квартиру на съём. Зарплата у меня неплохая в двух клиниках, должно хватить. Вот только сад придётся сменить на государственный. Оплату частного я точно не потяну.

Как-нибудь справимся.

И тут я слышу, как ключ входит в замок двери.

Я вздрагиваю всем телом, а сердце сжимается в груди. На ладонях тут же влага появляется, на спине испарина.

Я бегу к двери и замираю, когда вижу Севу на пороге. На секунду, где-то очень-очень глубоко в душе я думаю, что всё будет хорошо. Что он вернулся, чтобы простить меня, чтобы дать нам ещё один шанс.

Но его лицо остается жёстким. Он оглядывает чемодан, который я уже успел собрать.

— Разбери его, — говорит он сухо. — Ты остаешься.

Я не понимаю. Стою, как вкопанная, смотрю на него, не в состоянии что-то сказать.

— Я?.. — Шепчу, не верю своим ушам.

— Ты. И мой сын, — в его голосе столько стали, что режет больно. — Я уезжаю. На неделю. С Ангелиной. Когда вернусь, решим, как быть.