Рубиновое кольцо - Лоуэлл Элизабет. Страница 41

– Как говорила моя учительница в четвертом классе, все мужчины разные, – сказал Уокер. – Я только один из них.

Последние слова он выдохнул ей в губы. Она задрожала и прильнула к нему.

– Да.

– Да что? – Его губы прошлись по ее лицу, словно лунный свет.

– Просто «да». – Она повернула голову и потянулась к его мучительно теплому рту.

Когда он наклонился, она была готова к быстрому, резкому поцелую и объятиям. Но то, что последовало, превзошло всё ее ожидания. Поцелуй был медленный, нежный, Уокер словно растягивал наслаждение.

Фейт потерялась в его бороде и жарком дыхании, она чувствовала прикосновение его зубов, которые нежно покусывали ее губы. Когда он наконец разрешил ей попробовать на вкус его губы, Фейт тихо застонала и выгнулась всем телом. Уокеру казалось, что он вкушал что-то вроде теплой южной ночи, полной тайн.

Уокер чувствовал, что должен остановиться.

Она горела у него в руках, она горела у него во рту, она прижималась к его пылавшему от страсти телу. Ее стоны действовали на него как удары тока. Не было ничего слаще, чем ее рот. Не было ничего горячее, чем ее бедра, вжимавшиеся в его тело.

Он заставил себя поднять голову и глотнуть воздуха.

– Мы не должны этого делать.

Она едва не задохнулась.

– Почему?

Голос, который вырвался из пересохшего горла, поразил его.

– Я не готов к этому.

– Ты совершенно готов, сказала Фейт не думая, потом она с гневом вспомнила Тони, когда она однажды намекнула, что он нерешительный, и получила сполна. – Извини.

– За что? – Его голос дрогнул. Физически он, несомненно, был готов. Он очень хотел ее.

– Нет, я не имела в виду ничего такого, – быстро сказала она. – Только то, что ты производишь впечатление решительного человека. А я не очень смелая…

Уокер так удивился, что не мог говорить. Она разожгла его одним поцелуем до самых пяток – и она же называет себя…

– Несмелая? – переспросил он, думая, что не так расслышал ее слова.

Она прикусила губу и кивнула.

– Я знаю, что темпераменты мужчин и женщин отличаются, и я… – она быстро выдохнула, – я испытываю наслаждение не часто. – В этот раз ей было хорошо, пока Уокер не начал говорить. Ее никогда не целовали так страстно.

– Отличаются? Да? – проговорил Уокер. Он изучал ее красивые серьезные глаза. – Ты говоришь о Тони?

– Отчасти.

– Я верю тебе на слово.

Он наклонился и прижался лбом к ее лбу. Потом мягко выдохнул ей прямо в губы.

– Все это чепуха. Сладкая моя, нет ничего истинного, и нет ничего ложного. Есть разные обстоятельства. Поверь мне, сегодня вечером все не так, как прежде.

– Ты уверен?

– Уверен. – Голос Уокера был напряжен.

Фейт почувствовала жаркую дрожь. Смесь любопытства и желания читались на лице Фейт так ясно, что Уокер смог представить, как разденет и оближет ее всю, пока она не растает у него во рту.

– Ты лучше надейся на то, что наши комнаты не окажутся смежными, – прохрипел он.

– Почему?

– Потому что я не упущу возможности совратить младшую сестренку своего босса, – заявил он. Глаза Фейт сузились.

– Да? А что, если она совратит тебя и, как змея, проберется к тебе в постель? – Ее голос почти надломился, когда она представила себе то, о чем подумала. С ним у нее все будет по-другому. Она это точно знала. Уокер стоял к Фейт так близко, что ее груди касались его тела при каждом вдохе. А дышала она часто.

– С чего же ты начнешь? – спросил он.

– Оближу тебя… всего, – прошептала она. Он открыл рот от изумления, а его руки стиснули Фейт так крепко, что она не могла дышать.

– Боже, что я делаю?

Но эти слова не остановили его, он наклонился и припал губами к ее рту.

Вдруг Фейт увидела нечто необычное.

– Что… – Крик едва не вырывался из ее груди.

Рука Уокера закрыла ей рот. Он покачал головой, призывая молчать. Фейт кивнула. Он убрал руку, и оба они посмотрели в одну сторону.

Сначала, кроме лунного света и темноты, они не видели ничего. Потом почувствовали какое-то движение в глубине сада. Уокер и Фейт не дышали. Вдруг им отчетливо послышалось, будто плачет девочка.

Холод пронзил Фейт. Она пыталась что-то сказать, но не могла. Во рту все пересохло, горло сдавило от плохого предчувствия. Даже после того как она проглотила застрявший комок, с губ слетал только шепот. Уокер понял ее состояние.

– Плачущая Девочка, – тихо объяснил он. – Она идет в Руби-Баню. Сегодня вышла слишком рано. Обычно ее слышат в полночь.

– Это призрак? – спросила Фейт.

– Ты не веришь, что они есть?

– Э… нет. Нет на самом-то деле.

– Я тоже не верил. Но Плачущая Девочка существует. Мне было семь, когда я увидел ее впервые. То была моя первая ночь на болоте.

– Тебе было семь?

Он кивнул.

– Мой Бог! – сказала она, пытаясь представить состояние ребенка, который встретил призрак. – Как же ты смог это вынести?

– Помню, тогда, я намочил штаны. – Уокер улыбнулся. – Но со временем я привык к ней. Но я не видел ее с тех пор, как Лот начал ходить со мной на болото. Он бы слишком шумный, а Плачущая Девочка любит тишину.

Уокер гладил Фейт по рукам и по спине. Она с опаской посомтрела на сад и не увидела никакого белого мерцания. Не было больше ощущения, что кто-то парил в ночном воздухе…

– Пусть Плачущая Девочка гуляет себе в одиночестве, – сказала Фейт оживленно.

Уокер взял ее прохладные пальцы в свои руки и поднес к губам. Поцеловав каждый из них, он положил ее ладонь к себе на шею, согревая их. Потом подумал еще кое о чем, что согреет их обоих.

– Пошли, – сказал он. – А то в доме станут волноваться, где мы.

– Я не думаю, что они видели, как мы подъехали.

Уокер тоже так не думал, но знал, что если не вытащит ее из сада как можно скорее, то они все исколются переросшими сорняками.

Ветер переменился, он налетел одним порывом, похожим на длинный выдох. Через секунду до них донесся лай собаки.

– Бумер, – сказала Фейт. – Собака Мел.

– Хороший у нее нюх, – заметил Уокер. Они были довольно далеко от дома, но собака поймала их запах, когда переменился ветер. – Я возьму вещи.

– Я помогу тебе.

К тому времени когда они выгрузили вещи, кто-то позвал собаку. Когда Уокер и Фейт поднялись на крыльцо, в холле зажегся свет. Потом засветилась галерея. Вспыхнули огоньки рождественских лампочек, которые обвивали колонны. Большинство лампочек перегорело, но никто их не заменил. Уокер уже отметил сорняки, пробившиеся между камнями на подъездной дороге. Должного ухода здесь не было. Краска на величественных колоннах облупилась, а веранда требовала серьезного ремонта. Уокер подумал, что Монтегю следует продать рубины из ожерелья Мел и отреставрировать старый особняк, прежде чем он рухнет.

– Дом такой же печальный, как и Плачущая Девочка, – пробормотала Фейт.

– Это не первый дом, который рано или поздно превратится в труху. – Голос Уокера был гораздо мягче, чем его слова. Он поставил свои вещи на землю, оторвал надломленный пласт краски от колонны и вспомнил, что двадцать пять лет назад этот дом казался ему волшебным белым дворцом: он горел огнями, в нем играла музыка, и от него исходил свет богатства.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказала она.

Это не был вопрос, поэтому Уокер ничего не ответил. Он растер пальцами осыпавшуюся штукатурку, и она, кружась, устремилась к полу веранды.

Десятифутовые стеклянные двери с необычайными витражами, казалось, дрогнули. Наконец одна створка открылась, нехотя скрипнув петлями. Свет зажегся и хлынул через стекло на веранду. Волосы Фейт зажглись ярким золотом, а глаза засияли серым светом.

Женщина, которая открыла дверь, взглянув на Фейт, вскрикнула и потеряла сознание.

Глава 20

Уокер отпихнул ногой вещи и поймал женщину, не дав ей упасть на пол. Она была худая и очень легкая, словно болотная цапля. Хотя она была в платье до середины икры из блестящей ткани, от нее странно пахло болотом, крабами, а также детской присыпкой и каким-то невинным цветочным ароматом. В ее белокурых волосах было много седины. Они выглядели так, будто она стригла их с завязанными глазами тупым карманным ножом.