Учитель Фехтования - Перес-Реверте Артуро. Страница 66

Дон Хайме больше не мог слушать стоя. Он чувствовал, что ноги его слабеют, а сердце бьется едва слышно. Он медленно опустился в кресло, боясь потерять сознание. Когда он заговорил, из горла у него вышел едва различимый шепот. Он с ужасом предвидел ответ.

— А что произошло с Лусией… со служанкой?.. — Запнувшись, он взглянул на тень, которая стояла напротив него. — Ведь она была такого же роста… Примерно одного с вами возраста, и тот же цвет волос… Что с ней случилось?

На этот раз молчание затянулось. Наконец вновь зазвучал равнодушный, бесцветный голос Аделы де Отеро:

— Неужели вы настолько недогадливы, дон Хайме?

Он поднял дрожащую руку, указывая пальцем на застывший перед ним призрак. Слепая кукла в пруду, — вот как все это было.

— Вы ошибаетесь. — В звучании собственного голоса ему послышалась ненависть, и он знал, что Адела де Отеро тоже ясно это чувствует. — Я все понял. Слишком поздно, что и говорить; но я все понял. Вы ее выбрали специально, так ведь? Из-за ее внешнего сходства с вами… Все было продумано с самого начала, даже эта чудовищная подробность!

— Похоже, мы вас недооценили. — Ее голос звучал раздраженно. — А вы между тем проницательны.

Лицо дона Хайме исказила страшная гримаса отчаяния.

— Так, значит, вы и это взяли на себя? — В его голосе слышалось безграничное презрение.

— Нет. Мы наняли двоих, они ничего толком не знали… Это были просто два негодяя. Те самые, которых вы потом встретили в доме вашего приятеля.

— Мерзавцы!

— Они немного перестарались…

— Сомневаюсь. Думаю, они тщательно исполнили указания, данные вами и вашим дружком.

— Ну, если вам от этого будет легче, знайте: девушка была уже мертва, когда с ней… проделали все это. Она почти не мучилась.

Дон Хайме Астарлоа смотрел на нее, приоткрыв рот, словно не веря собственным ушам.

— А вы по-своему очень разумный человек, Адела де Отеро… Предположим, это ваше настоящее имя. Очень разумный. Так вы говорите, несчастная не мучилась? Чуткость вашего женского сердца достойна преклонения.

— Наконец-то вы не так серьезны, маэстро.

— Не зовите меня «маэстро», умоляю вас. Вы, надеюсь, успели заметить, что и я не называю вас «сеньора».

Она рассмеялась, на этот раз искренне.

— Туше [49] , дон Хайме. Вы меня ранили, да, сеньор! Мне продолжать, или вы уже знаете достаточно и предпочитаете оставить этот разговор?

— Интересно узнать, как вы пронюхали про беднягу Карселеса…

— О, это было совсем несложно. Мы считали, что документы потеряны навсегда; о вас мы, разумеется, и подумать не могли. И вдруг этот ваш Карселес появился в доме у моего друга и попросил уделить ему немного времени: вопрос якобы касался одного запутанного дела. Его приняли, и он нагло заявил, что к нему попали кое-какие документы. Зная о хорошем материальном положении моего друга, лица в данном случае заинтересованного, он в обмен на бумаги и молчание дерзнул потребовать некую сумму…

Дон Хайме прикоснулся ладонью ко лбу: он был оглушен грохотом своего вдребезги разбившегося мира.

— Значит, и Карселес туда же! — Слова его прозвучали как болезненный стон.

— А почему бы и нет? — спросила она. — Ваш приятель был такой же жалкий и тщеславный, как и любой другой человек. Он сделал ставку на эти бумаги, чтобы выбраться из своего убожества.

— Он казался мне честным человеком! — воскликнул дон Хайме. — Он был таким отчаянным… Таким неподкупным… Я ему целиком доверял.

— Боюсь, что для своих преклонных лет вы слишком хорошо относитесь к людям.

— Да, вы правы. Ведь я доверял даже вам.

— Ладно, хватит. — Она была раздражена. — Ваши нападки сейчас совсем не к месту. Неужели вам больше ничего не хочется узнать?

— Да, продолжайте, прошу вас.

— Они с Карселесом расстались как лучшие друзья, а через час наши люди пожаловали к нему за документами. Его… хорошенько расспросили и в конце концов вытащили из него все, что ему было известно, в том числе и ваше имя. И вот тут-то появились вы и, надо сказать, поставили всех нас в весьма затруднительное положение. Я ждала неподалеку в экипаже, как вдруг увидела этих молодчиков: они мчались как угорелые. Честно говоря, если бы я не была замешана в эту историю, я бы от души повеселилась. Вы уже не юноша, но умудрились отделать их просто на славу: у одного сломан нос, у другого две раны, в руку и в пах. Они сказали, что вы защищались, как сам Люцифер.

Адела де Отеро помолчала, затем поинтересовалась с явным любопытством:

— А теперь я задам вам один вопрос: чего ради вы впутали несчастного Карселеса в это дело?

— Я его не впутывал. Точнее сказать, это произошло не по моей воле: я не сумел понять содержания документов.

— Вы шутите? — Ее удивление казалось совершенно искренним. — Вы же сказали, что прочли документы!

Дон Хайме смутился:

— Правильно, прочел, но ничего не понял. Эти имена, письма и все прочее казалось мне лишенным всякого смысла. Политика не интересовала меня ни в малейшей степени. Я понял только, что какой-то человек доносил на многих, и все это вертелось вокруг государственных дел. Мне понадобился Карселес, чтобы разобраться в этой истории и назвать главное действующее лицо. И бедняга все понял; должно быть, он был в курсе дел, которые упоминались в бумагах.

Адела де Отеро подошла немного ближе, свет вновь падал на ее лицо. Между ее бровями появилась морщинка.

— По-моему, здесь какое-то недоразумение, дон Хайме. Вы хотите сказать, что не знаете имени моего друга, человека, о ком мы говорили все это время?..

Хайме Астарлоа пожал плечами; его серые глаза смотрели прямо, не моргая.

— Нет, я не знаю, кто это.

Она покачала головой, пристально глядя на него. Ее мысли лихорадочно работали.

— Но вы же прочитали письмо, которое было среди прочих бумаг…

— Какое письмо?

— Самое главное; то, которое Вальеспин написал Нарваэсу. Где упоминалось имя… Вы не отдали его в полицию? Оно по-прежнему у вас?

— Я не видел никакого такого письма, говорю вам!

Адела де Отеро села напротив дона Хайме, глядя на него пристально и недоверчиво. Шрам в уголке рта уже не казался улыбкой; теперь он создавал впечатление напряженной гримасы. Дон Хайме впервые видел ее такой.