Время жить и время умирать - Ремарк Эрих Мария. Страница 48

Гребер поднял голову. На лице Биндинга вдруг появилось то самое выражение, как в тот день, когда пьяный эсэсовец Гейни расхвастался насчет своих подвигов в команде СД.

— Рассказывать тут нечего, — ответил он. — Их выдают просто так, время от времени.

Фрау Лизер с удивлением разглядывала штатский костюм Гребера и не сразу узнала его.

— Ах, это вы? Фрейлейн Крузе нет дома, как вам известно.

— Да, фрау Лизер, мне это известно.

— Ну, так что же вам надо?

Она враждебно уставилась на него. На ее коричневой кофте красовался значок со свастикой. В правой руке она сжимала тряпку для пыли, словно собираясь запустить ею в Гребера.

— Я хотел бы оставить пакет для фрейлейн Крузе. Не будете ли вы так добры отнести это к ней в комнату.

Фрау Лизер колебалась. Затем взяла протянутый ей пакетик сахара.

— У меня тут есть еще один, — сказал Гребер. — Фрейлейн Крузе рассказывала мне, как бескорыстно вы жертвуете своим временем для общего блага. Здесь полкило сахару, мне он совершенно ни к чему. А у вас ребенок, ему очень пригодится, вот я и хотел просить вас принять это от меня.

Фрау Лизер напустила на себя чопорность.

— Мы черным рынком не пользуемся. Мы обходимся теми продуктами, которые нам дает фюрер, и гордимся этим.

— И ваш ребенок тоже?

— И мой ребенок тоже.

— Вот это настоящая сознательность! — воскликнул Гребер и посмотрел на коричневую кофту. — Если бы все в тылу придерживались таких взглядов, у солдат на фронте было бы легче на душе. Но этот сахар не с черного рынка. Это из пайка, который фюрер дает отпускникам, чтобы они могли привезти его родным. Мои близкие пропали без вести, и вы можете спокойно взять его.

Лицо фрау Лизер чуть смягчилось.

— Вы разве с фронта?

— Конечно. Откуда же еще?

— Из России?

— Да.

— Мой муж тоже в России.

Гребер сделал вид, что страшно заинтересован.

— А где именно?

— В армейской группе «Центр».

— Слава богу, там сейчас спокойно.

— Спокойно? Нет, там вовсе не спокойно! Армейская группа «Центр» ведет упорные бои. Мой муж на передовой.

«На передовой, — подумал Гребер. — Как будто там еще есть передовая!» На мгновение ему ужасно захотелось разъяснить фрау Лизер, какова она, эта действительность, не прикрытая громкими фразами о чести, фюрере и отечестве, но он тут же одумался.

— Он, верно, скоро приедет в отпуск? — спросил Гребер.

— Он приедет, когда ему выйдет срок. Мы не требуем никаких привилегий. Мы — нет!

— Я тоже не требовал, — сухо ответил Гребер. — Наоборот. Последний раз я был в отпуску два года назад.

— И все время находились на фронте?

— С самого начала. Когда не бывал ранен.

Гребер взглянул на эту твердокаменную нацистку. «Зачем я стою здесь и оправдываюсь перед этой бабой? — подумал он. — Мне следовало бы ее просто пристрелить».

Из комнаты, где стоял письменный стол, вышла дочка фрау Лизер — худенькая девочка с тусклыми волосами. Ковыряя в носу, она уставилась на Гребера.

— А почему это вы вдруг в штатском? — спросила фрау Лизер.

— Отдал мундир в чистку.

— Ах вот как! А я уж подумала…

Гребер так и не узнал, что она подумала. Он вдруг увидел ее желтые зубы, оскалившиеся в улыбке, и ему стало даже страшно.

— Ну, ладно, — сказала она. — Спасибо. Я возьму этот сахар для ребенка.

Она схватила оба пакета, и Гребер заметил, как она взвесила их в руках. Он знал, что стоит ему уйти, и она сейчас же откроет пакет, предназначенный для Элизабет. Этого он как раз и хотел. К своему удивлению, фрау Лизер найдет там всего-навсего полкило сахару и ничего больше.

— Вот и чудесно, фрау Лизер. До свидания.

— Хайль Гитлер! — Женщина пристально посмотрела на него.

— Хайль Гитлер! — ответил Гребер.

Гребер вышел из подъезда. Неподалеку от дверей стоял, прислонясь к стене, привратник, — маленький человечек с брюшком и цыплячьей грудью. Он был в форменных брюках штурмовика и сапогах. Гребер остановился. Неужели и это чучело чем-то ему угрожает?

— Прекрасная нынче погодка! — сказал Гребер, достал пачку сигарет и, взяв одну себе, протянул остальные человечку.

Тот пробурчал что-то невнятное и вытащил сигарету.

— Демобилизованный? — спросил он, покосившись на костюм Гребера.

Гребер отрицательно покачал головой. Он уже собирался поговорить с ним об Элизабет, но решил этого не делать. Лучше не привлекать к ней внимания привратника.

— Через неделю снова назад, — сказал он. — В четвертый раз.

Привратник вяло кивнул. Он вынул сигарету изо рта, осмотрел ее и выплюнул несколько крошек табаку.

— Плохие? — спросил Гребер.

— Нет, почему же? Но я, собственно, курю сигары.

— С сигарами тоже чертовски туго, а?

— А вы думали!

— У одного моего знакомого есть еще несколько ящиков хороших сигар. При случае захвачу вам несколько штук. Хорошие сигары.

— Импортные?

— Должно быть. Я в них ничего не смыслю, они с колечками.

— Колечко еще ничего не доказывает. Его на любую траву можно налепить.

— Мой знакомый — крейслейтер. Он плохих не курит.

— Крейслейтер?

— Да. Альфонс Биндинг. Это мой лучший друг.

— Биндинг ваш друг?

— И даже школьный товарищ. Я как раз от него. Он и штурмбаннфюрер Ризе из СС — мои старые друзья. А к Ризе я сейчас иду.

Привратник посмотрел на Гребера. Гребер понял его взгляд. Тот явно не мог постичь, почему медицинский советник Крузе сидит в концлагере, если Биндинг и Ризе старые друзья Гребера.

— Небольшое недоразумение. Сейчас это дело выясняется, — сказал Гребер равнодушно. — В ближайшее время все уладится. Кого-то ждет неприятный сюрприз. Никогда не следует спешить, верно?

— Верно, — убежденно подтвердил привратник.

Гребер взглянул на часы.

— Ну, мне пора. А насчет сигар я не забуду.

Он двинулся дальше. «Для начала с взяткой недурно вышло», — подумал он. Но затем беспокойство снова овладело им. А может быть, он сделал ошибку? Его поведение представилось ему вдруг ребячеством. Быть может, ничего этого как раз и не следовало делать. Он остановился и окинул себя взглядом. Проклятое штатское тряпье! Греберу вдруг показалось, что оно всему виной. Он пытался ускользнуть от военщины и ее гнета, захотел почувствовать себя на свободе и сразу же очутился в мире страха и неуверенности.

Гребер обдумывал, что бы еще предпринять. Элизабет он не увидит до вечера. Он уже проклинал себя за то, что так торопил ее получить все справки. «Хорош защитник, — подумал он. — Вчера утром я еще уверял, что замужество будет для Элизабет защитой, а сегодня оно уже стало ловушкой».

— Вы что это издеваетесь, молодой человек? — услышал Гребер грубый окрик.

Он поднял голову. Перед ним стоял коротышка-майор.

— Не понимаете, какой теперь ответственный момент, нахал вы этакий?

Несколько мгновений Гребер недоуменно смотрел на него. Потом понял. Он отдал честь майору, не подумав, что одет в штатское. Старик увидел в этом насмешку.

— Виноват, — пробормотал Гребер, — я не хотел вас оскорбить.

— Что? Вы еще позволяете себе глупые шутки! Почему не в армии?

Гребер присмотрелся к старику. Это был тот самый майор, который уже накричал на него однажды вечером, когда он стоял с Элизабет возле ее дома.

— Шкурник этакий! Окопался в тылу! Вы должны со стыда сгорать, а не паясничать, — орал майор.

— Да не кипятитесь вы, — сердито прервал его Гребер. — И вообще из какого сундука вы вылезли? Убирайтесь-ка обратно в свой нафталин.

Глаза майора стали почти безумными. Он захлебнулся слюной и весь побагровел.

— Я прикажу арестовать вас, — захрипел он.

— Это не в вашей власти, вы отлично знаете. А теперь оставьте меня в покое, мне не до вас.

— Да вы… — Майор хотел было снова заорать, но неожиданно сделал шаг к Греберу и начал принюхиваться, широко раздувая волосатые ноздри. Лицо его скривилось гримасой. — А-а, понимаю, — протянул он с отвращением. — Вот почему вы не в армии! Третий пол! Тьфу, дьявол! Баба надушенная! Шлюха в брюках!