Хёрай. Японские сказания о вещах не совсем обычных - Автор неизвестен. Страница 13

— Что за ужасная фантазия! — воскликнул испуганно муж. — Тебе просто слегка нездоровится, моя единственная. Ляг, полежи немного. Отдохни, и боль пройдет.

— Нет! Нет! — ответила она. — Я умираю! Мне это не кажется. Я знаю! Мой дорогой, теперь ни к чему больше скрывать от тебя правду: я не человеческое существо. Душа дерева — моя душа, сердце дерева — мое сердце, жизненные соки ивы — моя жизнь. В этот роковой момент кто-то там, далеко, срубает мое дерево. Вот почему я умираю. Сейчас даже плакать — выше моих сил. Скорее, скорее прочти Нембуцу… Ах!

С криком боли Аояги отвернула свою милую головку и закрыла лицо рукавом. И почти в тот же момент все ее тело странным образом поникло и стало исчезать. Томотада вскочил, чтобы поддержать ее, но поддерживать было уже нечего. На полу, покрытом татами [41], лежали лишь пустые одежды прекрасного существа и украшения, которые Аояги носила в волосах. Тело перестало существовать…

Томотада обрил свою голову, принес буддийскую клятву и стал странствующим священником. Он пересек все провинции Империи и во всех святых местах возносил молитвы за душу несравненной Аояги.

В одном из своих паломничеств он достиг Эчизена. Здесь бывший самурай решил разыскать дом родителей своей возлюбленной. И он нашел это пустынное место среди холмов. Но дома не было. Не осталось ничего, что могло хотя бы служить приметой того, что здесь когда-то стояло жилище. Ничего, кроме пней от трех ив: двух старых деревьев и одного молодого. Их срубили задолго до его прихода сюда.

Рядом с пнями тех ивовых деревьев Томотада воздвиг памятную плиту из камня с различными святыми текстами. Над ней он прочел множество молитв во имя успокоения души Аояги и ее родителей.

Как просто срубить дерево.

Сон Акиносуке

В Тойчи, что в провинции Ямато, жил гёши [42] по имени Мията Акиносуке. В его саду рос развесистый старый кедр, под которым он любил отдохнуть в знойные дни. Как — то раз, после полудня, Мията устроился под этим деревом с двумя своими друзьями — тоже гёши. Люди сидели лениво перебрасываясь словами, попивали вино и ожидали часа, когда жара начнет спадать. Неожиданно Мията почувствовал сильную сонливость. Побороть ее просто не хватало сил, и Мияте пришлось просить у своих друзей извинения за то, что он вздремнет в их присутствии. Он лег у самого ствола кедра, закрыл глаза и вскоре увидел сон.

Ему приснилось, что он лежит в саду на своем любимом месте. Вдруг какой-то шум привлек его внимание, и Мията встал, чтобы узнать, в чем дело. С ближнего холма спускалась процессия, похожая на свиту какого-нибудь даймиё. Ничего подобного по красоте и пышности Мияте видеть не приходилось ни разу в жизни. Его очень заинтересовало, что эти придворные могут делать вблизи его дома. Впереди процессии шло множество богато одетых людей. Следом молодые носильщики несли большой лакированный гошо-гуруму [43], обитый внутри блестящим голубым шелком. Свита подошла к дому гёши и остановилась. Из нее выступил роскошно одетый человек, — несомненно, очень важный сановник, приблизился к Акиносуке, низко ему поклонился, а затем произнес:

— Досточтимый господин, перед собой Вы видите керая [44] Кокуё Токоё [45]. Мой повелитель, Император вышеназванной страны, приказал мне приветствовать Вас от его августейшего имени и предоставить себя полностью в Ваше распоряжение. Также он приказал мне довести до Вашего сведения, что высочайше желает Вашего присутствия во дворце. Соблаговолите немедленно войти в этот достойный экипаж, который был послан специально за Вами,

Услышав такие слова, Акиносуке был просто ошеломлен и хотел было ответить подобающим образом. Но удивление лишило его речи, да и силы, казалось, ушли от него. Поэтому единственное, на что он остался способен, — это безмолвно последовать предложению керая. Он поднялся в экипаж. Керай разместился рядом. Затем он подал знак, и юноши, подняв гошо-гуруму за шелковые веревки, повернули на юг. Путешествие началось.

К удивлению Мияты, очень скоро их экипаж остановился перед гигантскими двухъярусными воротами, выполненными в китайском стиле. Ничего подобного так близко от дома Акиносуке припомнить не мог. Керай сошел с гошо-гуруму, сказав:

— Я пойду объявить о высокодостойном прибывшем.

И скрылся.

После короткого ожидания из ворот вышли два очень важных придворных в одеждах из пурпурного шелка, с высокими головными уборами, своей формой указывающими на очень высокий ранг. После самых вежливых приветствий они помогли Мияте выбраться из экипажа и повели его через огромные ворота и просторный сад к входу во дворец, фасад которого простирался на восток и на запад на сколько хватало взгляда. Войдя в исполинское здание, все трое проследовали в приемную залу удивительных размеров и сказочного убранства. Провожатые подвели Акиносуке к почетному месту, усадили на подушки, а сами почтительно устроились в отдалении. Появились девушки-служанки в парадных одеждах и принесли легкую еду и прохладительные напитки. Те двое, одетые в пурпурные одеяния, терпеливо ждали, пока Мията насытится, затем приблизились к нему, низко поклонились и обратились со следующими словами, говоря по очереди, согласно дворцовому этикету:

— Наша почетная обязанность заключается в том, чтобы дать Вам знать…

— …причину Вашего вызова сюда…

— Наш Господин и Император высочайше желает, чтобы Вы стали его зятем, ..

— …и это его желание и приказ — жениться сегодня же…

— …на Ее Высочестве Принцессе, его дочери…

— Мы сейчас приведем Вас в покои Его Величества, где Его Величество уже ожидает…

— Но сперва необходимо облечь Вас в одеяния, приличествующие этой высокой церемонии.

Последнюю фразу оба они произнесли одновременно.

Сказав так, придворные вместе последовали к нише в стене, в которой находился огромный тонсу, отделанный лаком и золотом. Они выдвинули ящики и вынули из них прекрасные одежды, пояса из драгоценных материй и небольшую камури [46]. Во все это они облачили Акиносуке, и тот принял вид, подобающий жениху столь высокой невесты. Затем его взяли под руки с двух сторон и повели в покои Императора. Кокуё Токоё замер на дайсэ, одетый в желтый шелк. Высокая черная камури на голове свидетельствовала о его императорском сане. Слева и справа от дайсэ сидели множество сановников в порядке соответствия их придворным званиям. Все они были прекрасны и неподвижны, как статуи Будды в храме, Мията вышел на середину и трижды простерся ниц перед Императором.

Его Величество ответил добрыми словами, а затем произнес:

— Тебе должны были сообщить о причине вызова в Наш Дворец. Мы решили, что ты станешь мужем Нашей дочери. Сейчас начнется твоя свадьба.

Как только Император закончил свою речь, послышались звуки веселой музыки и появилась длинная вереница прекраснейших придворных дам, которые проводили Акиносуке в зал, где ждала его невеста. Хотя это помещение было необъятных размеров, оно едва вместило множество гостей, удостоенных присутствовать на свадебной церемонии. Все склонились перед женихом, и он занял свое место на приготовленных подушках, напротив дочери Императора. Невеста казалась божественно прекрасной, а ее одежды походили на светлое легкое летнее небо. И началась свадьба с великим весельем и радостью.

Глубокой ночью молодых проводили в отведенные для них покои. Там их опять окружили знатные особы и вручили им подарки, которым не было числа.

Прошло несколько дней, прежде чем Акиносуке снова позвали в тронный зал. На этот раз его приняли с еще большим почетом, и Император удостоил своего зятя беседой. Он сказал: