Похищение века - Серова Марина Сергеевна. Страница 41
Женщина засмеялась.
— Ну хорошо, идемте. Только, чур, не попадайтесь на глаза Владимиру Леонидовичу — он сейчас на сцене, ведет репетицию. Страх как не любит любопытствующих, невзирая на личности!
И не пропадайте надолго, а то Федору Ильичу придется организовывать поиски.
Я заверила, что обойду сурового худрука за три театральных яруса, и спросила, не в курсе ли она — появлялся сегодня Николай Лебедев или еще нет. Я, мол, хочу засвидетельствовать ему, как мне понравился его вчерашний Онегин.
Запирая «предбанник», его хозяйка ответила, что сама она сегодня Лебедева еще не видела, но точно это знает только вахтер, у нее и надо спросить.
— Людмила Иванна! — крикнула она, поравнявшись с вахтой. — Лебедев проходил, нет?
— Нет, не было, — твердо отчеканила вахтерша. — Ох уж мне этот Лебедев… Теперь только за ним одним и смотри в оба! А то вон вчера из-за него Маше досталось от Владимира Леонидовича — как говорится, не за понюшку табаку.
— А что такое?
Мы приостановились возле вахты.
— Да все мотался утром туда-сюда, так что Маша запуталась в конце концов, здесь он или нет. Николай-то! Нелегкая его носила… Время уж репетиции начинаться, а его нет. Владимир Леонидович посылает к Маше справиться, здесь, мол, или не здесь. Она говорит — пришел, точно. Запомнила хорошо, потому что Коля минут пять болтал с ребятами у раздевалки. И еще рассказывал, громко так, что троллейбусы сейчас встали на Московской, и он, мол, боялся опоздать: кого-то там провожал на вокзале. Ну вот, а потом она заметила, как Николай прошел в раздевалку, и тут кто-то Машу отвлек. Да что ей, только и дела, что за Лебедевым этим следить? Так и сказала, что, мол, здесь, явился. А минут через пять глядь — а он бежит с улицы, с гвоздиками и, главное дело, в какой-то чужой куртке! Потому она, верно, и не углядела, как он обратно выскочил: Колино-то пальто, в котором он сейчас ходит, приметное.
— И не говорите — прямо Голливуд! А цветочки он, верно, Ирке Григорян тащил, новенькая у нас в кассе. У нее вчера день рождения был.
— Ну да, так он и сказал. Маша ему: что ж ты, мол, опаздываешь, там тебя с собаками ищут.
Уж, говорит, и меня пытали, а я доложила, что ты пришел. А он смеется: да вот, говорит, знакомую провожал, поезд задержался, и совсем из головы вон, что цветы надо было купить Ирине. Вот и выскочил, магазин-то рядом, а для скорости Валерки Дьякова куртку накинул, чтобы длинное пальто на бегу не забрызгать. Часы, говорит, отстали у меня, думал, время еще есть.
— Ну, Коля артист… Так а за что же тете Маше влетело, я не поняла?
— Да ни за что! Под горячую руку попалась Вешневу, вот и все. Разве ты его. Света, не знаешь? — Вахтерша понизила голос:
— Видно, ребята на репетиции ему настроение испортили, вот он после и напустился на Машу. Что же это вы, говорит, Мария Федоровна, спите на вахте, что ли? Вас спрашивают, пришел ли артист на работу, а вы не в курсе! Как тебе это нравится?
Света красноречиво воздела глаза к небу и развела руками, всем своим видом говоря: чего вы хотите от гения? Деспотический нрав Вешнева был известен так же хорошо, как и его дирижерские и организаторские таланты.
— Маша, конечно, спорить не стала, но расстроилась, бедная, — страх… Даже всплакнула.
Ты же знаешь, Света, женщина она аккуратная, ответственная, и чтобы с вахты отлучиться или еще что — такого ни-ни… Попробуй тут будь про всех «в курсе», когда народу тыща человек! Зря Владимир Леонидович ее обидел.
— Да уж… Ладно, тетя Люда, я сию минуту назад, только вот Татьяну провожу — театр поглядеть.
Светлана подвела меня к главной театральной «магистрали» — длинному многоступенчатому переходу через сцену, соединяющему зрительскую и служебную части, объяснила вкратце, где что находится, и еще раз попросила остерегаться Вешнева. Всем же прочим, кому может не понравиться мое любопытство, я имела полное право отвечать, что нахожусь здесь с разрешения директора.
Как видно, мандат, выданный Федором Ильичом, не имел здесь силы только для худрука.
Я подождала, пока Светлана скроется за поворотом коридора, и, проигнорировав проход через сцену, откуда доносились звуки репетиции и недовольный голос Вешнева, усиленный громкоговорителем, нырнула на лестницу, ведущую вниз — в подвал. Там размещались многочисленные театральные службы.
Это было, по сути дела, огромное «натуральное хозяйство», где практически все необходимое театру (от обуви до громадных «задников» — декораций) производилось у себя, своими силами.
Наблюдать, как оно функционирует, поддерживая жизнь гигантского организма, было и вправду очень интересно. И я бы с удовольствием потратила в лучшие времена несколько часов или даже дней, постигая всю эту хитроумную механику. Но — не сейчас.
Сейчас мне нужно было на ходу менять свои планы. И причиной стал случайный разговор директорской секретарши Светланы и вахтерши, рассказавшей о злоключениях своей товарки.
Я не зря решила, что мне не стоит ставить на глупость Лебедева. Он оказался умнее, чем я надеялась!
Обдумывая сегодня утром свое «соображение» (а заключалось оно в том, что плащ Радамеса спрятан где-то в театре), я слишком упростила стоящие передо мной задачи. Конечно же, Коля не стал бы дефилировать мимо театрального вахтера с большим тяжелым пакетом — тем же самым, с которым его могли видеть близ «Астории» в вечер похищения и с еще большей вероятностью — в камере хранения. Даже если б он этот черный пакет сунул в другой — белый или, скажем, желтый, — все равно не стал бы: груз слишком заметный, кому-нибудь да обязательно бросится в глаза! (Между прочим, один только египетский плащик весит около семи кг! Да плюс наркотическая «начинка», о которой похититель и не подозревает, да плюс вещички для дамского «маскарада», которые, как я думала, Лебедев прихватил в театре, и их надо было вернуть… Все это никак не спрячешь даже под свободным темно-вишневым пальто!) Так что, если дело дойдет до суда и следствия, — улика налицо.
Нет уж, так подставляться Коле было совсем ни к чему! А значит, решила я, его не устроил бы вчера и любой другой «легальный» путь в театр, скажем, через кассу, где работает одна из его девиц. Нет, со своим криминальным грузом Лебедев непременно должен был искать другой вход в храм муз — тайный, через который он сам, а с ним и плащ Радамеса могли попасть внутрь незамеченными.