Похищение века - Серова Марина Сергеевна. Страница 47

— А ты сама видела плащ Радамеса?

— Нет, откуда? Он же все время у Мигеля в номере, под замком. А я у него не была.

Ему наверняка известно от Аннушки, что я была у Мартинеса, но будет выглядеть естественно, если я постараюсь это скрыть.

Лебедев взял меня за подбородок (терпеть этого не могу!), пристально-насмешливо посмотрел в глаза:

— Не была?

— Нет…

— Ну ладно… А со стороны посмотреть, так отношения у вас очень теплые!

— Скажешь тоже!

Я осторожно взглянула на часы: оставалось две минуты.

— Это он на публику работает. Нужна я ему больно… бедная родственница! Ему от меня другого тепла требовалось, Коленька.

Ой, держите меня… «Одинокий странник» решил тоже разыграть сцену ревности!

— Ка-зел! Из самого уже песок сыплется, а туда же!

— Ну уж прямо и «песок», скажешь тоже! Он еще вполне…

— Чего? — Лебедев отстранился, не отпуская моих рук, и смерил меня презрительным взглядом:

— Так, может, ты его уже испробовала, а?

Вернее, он тебя…

— Ах, ты мне будешь мораль читать!.. — Я сделала ненастоящую попытку вырваться, и у меня, конечно, ничего не получилось.

— Иди сюда… — Он не грубо, но очень настойчиво притянул меня к себе вплотную. — Сейчас я тебе покажу, как это делается, твоему дяде Мише и не снилось…

Мы сидели на банкетке неподалеку от двери склада. Вернее, теперь уже почти лежали.

И тут за этой самой дверью раздался отчетливый шорох. Я схватила нового «героя-любовника» за руку.

— Коля! Там кто-то есть…

— Не ерунди. Никого там нет.

Шум повторился, хотя и несколько слабее.

Театральный звукорежиссер постарался на славу: было полнейшее ощущение, что шорох слышится со склада, хотя на самом деле источник звука находился вверху, над нами.

Лебедев тоже прислушался.

— Мыши, наверное. Не бойся.

— Мыши! — взвизгнула я. — Как это: «мыши» и «не бойся»! Там заперто, Коля?

— Нет, Валерка забыл запереть, балда. Я смотрел, там никого.

— Коль, посмотри еще! Если это мышь, она может выскочить сюда. Я с ума сойду!

— Дурочка…

Однако новое шуршание за дверью заставило Лебедева чертыхнуться и вскочить на ноги:

— Да это уже и не мышь, а будто кабан! Может, кошка забралась?

Он распахнул дверь темного склада и прислушался. Я с опаской выглядывала из-за его спины, чтобы он, чего доброго, не повернул обратно.

Сделав шаг вперед, Николай включил свет.

Ни кабана, ни кошки, ни даже мышки в пределах видимости, конечно, не было. А шорох явственно слышался теперь сверху, из партера.

— Черт, как я сразу не догадался! — усмехнулся Лебедев. — Это наверху. Здесь слышимость аховая.

Он увлек меня к выходу, но внезапно приостановился:

— Постой-ка, Танек…

Бессвязный шорох в партере постепенно облекся в форму мужских шагов, затем послышались голоса.

— Вы закончили здесь? — начальственно спросил кого-то директор.

— Да, Федор Ильич, ухожу, — ответил женский голос.

Мягкие шаги и — звук прикрывшейся двери партера.

— Вот, Мигель, теперь мы одни. Отойдем подальше.

— Здесь нас не услышат, Федор? — спросил нервный голос фамозо кантанте.

— Исключено. До первого звонка нам тут не помешают. А то у меня в кабинете сами видели, что творится.

Я попробовала увлечь Лебедева к выходу, но он крепко обхватил меня за плечи и не двинулся с места.

— Федор с твоим… — Он мотнул головой в сторону потолка. — Послушаем, Танек. Может, что интересное расскажут, а?

— Ко-оль!

Я сделала вид, что мне все это не нравится, но он только приложил палец к губам и весь превратился в слух. Слабая женщина, конечно, не стала перечить мужчине и господину.

— Так что вы хотели рассказать мне, Мигель?

Это касается плаща Радамеса?

— О madre mia, ну конечно! Я ни о чем другом сейчас и думать не могу. Эта паршивая газетенка заварила такую кашу, я вам скажу! А туг еще КГБ со своим советом…

— ФСБ, Мигель, ФСБ!

Кошачьи глаза Лебедева оставались тусклыми, на губах застыла равнодушная усмешка, но его пальцы чуть сильнее впились мне в плечо.

— Ну да, только какая разница… Содержание-то осталось прежнее! Я говорю — посоветовали мне выступить по телевидению и от всего этого откреститься. Ясно, что они спасают честь мундира. Но если сегодняшняя операция не даст результатов, Федор, то что будет? Они-то останутся в стороне, а меня после завтрашнего провала все газеты мира смешают с грязью как лгуна и душителя свободы прессы!

Черт побери, «дядюшка» играл смятение превосходно! Да он не только фамозо кантанте, но и фамозо артисто… Впрочем, возможно, «артист» по-испански звучит совсем не так.

Я чуть было не позабыла, что мне тоже надо убедительно изображать удивление, но вовремя спохватилась.

— Полно вам убиваться, Мигель, еще не все потеряно! В ФСБ же не дураки сидят. Мы с вами со вчерашнего дня не говорили… У них появился подозреваемый ?

— Нет, пусто. В том-то и ужас ситуации! Вернее, они подозревают одного человека… из моего прежнего окружения здесь, в Тарасове. Но против него никаких улик. И еще они считают, что у него есть сообщник, который имеет отношение к вашему театру.

— О Господи!

— Да, милейший Федор Ильич, потому я и затеял с вами этот тайный разговор. Некоторые обстоятельства слишком явно указывают на причастность к похищению плаща человека театра.

И более того: в ФСБ склонны считать, что этот самый сообщник спрятал плащ Радамеса где-то здесь, в этих стенах.

— Но это безумие! Вы не шутите, Мигель?

— Увы, мне не до шуток. Они обыскали весь город, Федор. Проверили всех хоть сколько-нибудь подозрительных, всех их родственников, друзей и знакомых. Камеры хранения, даже банковские сейфы. И всюду пусто, понимаете? Вместе с тем они уверены, что плащ Радамеса не вывозили из Тарасова. Вот почему они склонились, наконец, к тому, что плащ находится в театре. А это значит, что, скорее всего, плащ спрятал человек, который работает здесь! Но на проверку каждого члена коллектива уйдет уйма времени, поэтому они решили действовать иначе.

— Я просто не верю своим ушам, я потрясен, дон Мигель… Так, значит, эта операция сегодня… у нас?!

— Да, господин директор. Тотальный обыск.