В поисках древних кладов (Полет сокола) - Смит Уилбур. Страница 46

«Если я пойду и долиною смертной тени».

— Займите свои места, джентльмены. — Зуга отступил и сделал знак Робин.

Не переставая молиться, она отошла туда, где находился брат, и встала в нескольких шагах за его спиной, подальше от линии огня, соединявшей дуэлянтов.

Типпу, стоявший рядом с Зугой, вытащил из-за кушака длинный, неуклюжего вида пистолет, взвел огромный вычурный курок и поднял оружие на караул. Дуло ствола зияло, как у пушки. Зуга достал свой кольт и, замерев, ждал, пока дуэлянты не сделали по нескольку шагов навстречу друг другу и не повернулись спиной к спине.

Позади них восходящее солнце окрасило вершины холмов сверкающим золотом, но лагуна еще оставалась в тени. Над темной тихой водой клубами подымался туман. Тишину разорвал резкий крик серой цапли, она взлетела из тростников, лениво размахивая крыльями, изогнув по-змеиному шею, чтобы уравновесить тяжесть клюва.

— Расходитесь! — скомандовал Зуга так громко, что сестра испуганно вздрогнула.

В такт счету майора мужчины размеренно зашагали прочь друг от друга, вминая каблуками податливый песок.

— Пять.

Манго Сент-Джон мягко улыбался словно какой-то ему одному известной шутке. Он поднял руку, нацелив изящный ствол из вороненой стали в порозовевшее небо. Шелковые рукава белой рубашки развевались, как крылья летучей мыши.

— Шесть.

Клинтон, чуть наклонившись вперед, размашисто переставлял длинные ноги, затянутые в белые форменные брюки. Его бледное лицо застыло, как маска, губы сжались в тонкую решительную линию.

— Семь.

Робин едва дышала, ее сердце колотилось в бешеном крещендо, грозя вырваться из грудной клетки.

— Восемь.

Она впервые заметила пятна пота, пропитавшего под мышками рубашку Клинтона, хотя утро стояло прохладное.

— Девять.

Внезапно ей стало до смерти страшно, вся ее вера растворилась в предчувствии несчастья, которое вот-вот на нее обрушится.

— Десять.

Она еле сдержалась, чтобы не завопить: «Остановитесь!» Ей хотелось рвануться вперед, броситься между мужчинами. Робин не хотела, чтобы они умирали, ни тот, ни другой. Она попыталась глотнуть воздуха, но пересохшее горло сжалось, попыталась шагнуть, но ноги словно приросли к земле, отказываясь повиноваться.

— Пли! — заорал Зуга, его голос дрогнул от напряжения.

Зрители застыли. Мужчины на темно-желтом песке повернулись, подобно паре танцоров, исполняющих тщательно отрепетированный танец смерти. Их правые руки взлетели навстречу друг другу — точно таким же жестом тянутся друг к другу разлучающиеся влюбленные. Левой рукой они уперлись в бедро — классическая поза опытных стрелков.

Время, казалось, застыло, бойцы двигались грациозно и размеренно, без смертоносного натиска.

Тишина стояла полная, ветер перестал шелестеть в тростниках, в лесу по ту сторону лагуны не вскрикнули ни зверь, ни птица, податливый песок гасил звук шагов — казалось, весь мир затаил дыхание.

Эхо пистолетных выстрелов с грохотом покатилось по ущелью, перескакивая с утеса на утес Хрипло каркая, вспорхнули вспугнутые птицы.

Выстрелы прозвучали через сотую долю секунды один за другим и слились в единый гром. Из синеватых стволов вылетели белые облачка порохового дыма, возвещающие смерть, и отдача одновременно взметнула пистолеты кверху.

Оба стрелявших отшатнулись, но устояли на ногах. Робин заметила, что облачко дыма вылетело из пистолета Манго Сент-Джона на мгновение раньше, а затем темноволосая голова Манго дернулась, словно от пощечины.

Пошатнувшись, американец сделал шаг назад, остановился и выпрямился во весь рост. С дымящимся пистолетом в руке он смотрел на противника, и у мисс Баллантайн отлегло от сердца. Манго Сент-Джон остался невредим. Робин захотелось подбежать к нему, но вдруг ее радость померкла: темно-красная струйка зазмеилась из густых волос на виске по гладко выбритой оливковой щеке и оросила белый шелк рубашки.

Робин прикрыла рот рукой, чтобы сдержать крик, как вдруг что-то привлекло ее внимание, и она резко повернула голову в сторону Клинтона Кодрингтона.

Он тоже стоял прямо, с почти военной выправкой, но внезапно начал медленно оседать. Правая рука с пистолетом повисла, пальцы разжались, и роскошное оружие упало на песок.

Кодрингтон прижал руку к груди, словно собирался поклониться, его тело медленно перегнулось пополам, ноги подкосились, он упал на колени, как в молитве. Он поднял руку и с тихим удивлением всмотрелся в окровавленные пальцы, а потом рухнул на песок лицом вниз.

Наконец Робин нашла в себе силы сдвинуться с места. Она подбежала к Клинтону и опустилась на колени подле него. Испуг придал ей сил, она перевернула его на спину. Весь перед белой полотняной рубашки пропитался кровью, вытекавшей из аккуратного отверстия сантиметрах в пятнадцати влево от застежки из перламутровых пуговиц.

Кодрингтон стоял вполоборота к линии огня, и низко летевшая пуля вошла в него слева, на уровне легкого, она сразу это поняла. Легкие! Робин захлестнуло отчаяние. Это означало смерть, медленную и мучительную, но тем не менее неизбежную. Ей оставалось лишь смотреть, как человек неотвратимо захлебывается собственной кровью.

За спиной захрустел песок. Доктор обернулась.

В запачканной кровью рубашке перед ней стоял Манго Сент-Джон. К виску он прижимал шелковый платок, пытаясь остановить обильное кровотечение. Пуля скользнула над ухом и ободрала длинную полоску кожи.

Его глаза горели мрачным огнем, он был страшен. Холодным отчужденным голосом он тихо произнес:

— Надеюсь, мадам, вы наконец удовлетворены. — Сент-Джон резко повернулся и пошел к берегу, поднимаясь вверх по белой дюне.

Ей хотелось побежать за ним, объяснить… она сама не знала что, но долг повелевал ей оставаться здесь, с тяжелораненым. Дрожащими пальцами Робин расстегнула рубашку Клинтона и увидела в белом теле маленькое синее отверстие, из которого медленно сочилась густая кровь. Так мало крови в устье раны — плохой признак, значит, кровотечение внутри, глубоко в грудной клетке.

— Зуга, мой саквояж, — отрывисто скомандовала она.

Зуга принес саквояж и опустился рядом с ней на одно колено.