Сделка с дьяволом - Бенцони Жюльетта. Страница 26

– Может быть, стоит вызвать врачей? – спросила Гортензия. – Вы так бледны, так исхудали!

– Никаких врачей. Дня через три вы меня не узнаете. Давайте лучше поговорим о вас. Расскажите, как вам удалось вытащить меня оттуда?

Рассказ велся в два голоса. Фелисия слушала его с величайшим вниманием, не проронив ни слова, не обнаруживая своего глубокого волнения. И только после того, как Делакруа закончил свой рассказ о встрече с Луи-Филиппом, она нарушила свое молчание.

– И его вы называете королем? – презрительно воскликнула она. – Человек, начавший свое царствование с вымогательств, с такой жадностью гоняющийся за деньгами? Да он просто торгаш! Впрочем, это у них в крови. Что такое для Филиппа Эгалите все эти галереи, построенные когда-то в садах, если не выгодное коммерческое предприятие?

– Предприятие, которое, кажется, вскоре прикажет долго жить, – смеясь, заметил Делакруа. – Утверждают, что королева Мария-Амелия и ее золовка, мадам Аделаида, донимают короля, чтобы он прикрыл все эти притоны, кабаки и, конечно же, дома свиданий. Думаю, он не выдержит долгой осады…

– Тогда он потеряет много денег. Ну, это его дело. Гортензия, я не знаю, как мне благодарить вас. Вы так рисковали… Не говоря уже о том, что вам пришлось оставить любимую Овернь и всех, кто вам дорог.

– Не переживайте по этому поводу, – прошептала Гортензия. – Те, кто мне дорог, прекрасно могут обойтись без меня некоторое время.

– Хм… Мне кажется, вам есть что мне рассказать. Мне не нравится эта печальная нотка в вашем голосе. Но у нас теперь много времени, ведь вы останетесь здесь? Я уже велела приготовить вашу комнату.

– Только не сегодня. Я остановилась у милой мадам Моризе. По крайней мере я должна провести у нее последний вечер. Обещаю вам, что вернусь завтра. Мне действительно многое нужно вам рассказать.

– Мы могли бы послать Гаэтано предупредить вашу приятельницу и забрать вещи. Я уверена, что мадам Моризе поймет… Я так счастлива, что мы снова вместе.

– Я тоже, Фелисия. Однако я обязана оказать ей этот знак внимания, учитывая нашу дружбу и ее возраст.

Она не добавила, что пошли вторые сутки, как бедная мадам Моризе не видела ее и, наверное, страшно волновалась. Затем, послав за каретой и доверив Фелисию заботам Делакруа, она откланялась.

Покидая особняк Морозини, она все же с опаской огляделась вокруг, не видно ли поблизости какого-нибудь подозрительного экипажа или прохожего. Если Батлер собирался ее преследовать, он непременно явился бы за ней на улицу Бабилон. Но улица, за исключением спешащей домой пары да двух молодых людей, стоящих у входа в казарму, была пустынной, и Гортензия усилием воли прогнала из памяти образ своего мучителя. Теперь ей предстояло придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение своего отсутствия, так как ни за что на свете она не хотела говорить старой даме правду о том, что произошло минувшей ночью. Это бы нанесло ей непоправимый удар. В конце концов после долгих размышлений она остановилась на объяснении, показавшемся ей очень простым: поскольку ей необходимо было очень рано ехать в тюрьму, она по совету Делакруа заночевала в отеле на набережной Вольтера, недалеко от дома, где жил художник.

Добрая женщина охотно приняла это объяснение, тем более что она и не была чрезмерно обеспокоена.

– Я догадалась, что вы так и поступите. Наш милейший господин Видок видел, как вы последовали за королем и вошли во дворец. Конечно, если бы вы не появились сегодня, мы бы стали волноваться. Как бы там ни было, я счастлива, что все закончилось к вашему полному удовлетворению. Мне только жаль расставаться с вами. Ведь до отъезда вы проведете с подругой несколько дней, не так ли?

– Я действительно вынуждена покинуть вас завтра, но я никогда не забуду ни вашу дружбу, ни ваше гостеприимство. Может быть, летом я смогу привезти к вам Этьена. Уверена, он будет счастлив.

– Ах, мой ангелочек! О большей радости я и не мечтаю. Напишите мне сразу же, как вернетесь домой, чтобы я знала, что вы добрались нормально.

Вечером пришел Видок, и Гортензии пришлось повторить свою историю, впрочем, столь же успешно. Увидев ее с Делакруа, бывший полицейский не подверг сомнению ее рассказ, отчего ей было немного не по себе… Она обнаружила, что ложь давалась ей легко и естественно, и это несколько облегчало дело, хотя и открывало достаточно неприятные перспективы. Но что было делать после ужасов последней ночи? Отныне ей придется врать еще и еще… по крайней мере скрывать постыдную правду, когда она встретится с Жаном.

При одном воспоминании о любимом она едва не задохнулась от тоски и тревоги. Как она сможет теперь посмотреть ему в глаза, когда в глубине сердца похоронены страшные воспоминания и горький стыд отравляет душу. А еще надо было признаться, что ребенок, о котором она ему сообщила, был не что иное, как грубая ловушка, призванная заставить его согласиться на этот нежеланный для него брак. Теперь между ними всегда будет незримо стоять Патрик Батлер, даже если Жан никогда ни о чем не догадается, и ее ложь. Гортензия знала, что это отравит ее счастье… А что будет, если этот негодяй, преследуя ее, доберется до Комбера?..

Гортензия с ужасом прогнала от себя эту мысль. Не надо и думать о таких вещах. Если ей удастся замести следы, Батлеру никогда ее не отыскать. Слава богу, Овернь велика и умеет хранить тайны, она найдет, где укрыться. В любом случае завтра она поговорит с Фелисией и убедит ее уехать как можно скорее…

На следующий день, попрощавшись с мадам Моризе, Гортензия рассчитывала увидеть Фелисию возлежащей в кресле, медленно возвращающейся к привычной жизни. Но, войдя в комнату к подруге, она с удивлением увидела ее стоящей перед огромным зеркалом. Одетая в длинную черную амазонку, Фелисия примеряла элегантный цилиндр, украшенный длинным шарфом из белого муслина.

– Я жду вас с нетерпением! – крикнула она отражению подруги. – Как я вам нравлюсь?

– Потрясающе! – искренне отвечала Гортензия. – Но вы ведь должны оставаться в постели?

– В постели я провела долгую ночь, теперь чувствую себя совершенно здоровой. Ах, дорогая моя Гортензия! Как чудесно чувствовать себя вновь свободной, полной жизни! Я не хочу терять ни минуты, предаваясь бесполезному отдыху.

Повернувшись, Фелисия обняла Гортензию и с жаром ее расцеловала.

– И все это благодаря вам, прилетевшей мне на помощь.

– А разве не меня вы спасали, когда попали в тюрьму? Я знаю, что этот негодяй приходил к вам в камеру, чтобы вырвать мое имя и адрес. О Фелисия, разве я могла поступить иначе, не предприняв всего, что в моих силах, чтобы выручить вас.

Фелисия сняла шляпу и положила ее на стул. Радостное выражение исчезло с ее лица.

– Но ведь только для того, чтобы помочь нам, для спасения моего брата вы разожгли безумную любовь этого человека. Я не могла допустить, чтобы он нашел вас и причинил вам зло. Я обязана была так поступить.

– И вы могли навсегда потерять свободу, а может быть, и жизнь?

– Долг есть долг. Мой долг по отношению к вам для меня священен… Ладно, хватит об этом. Мне надо оплатить кое-какие счета, и я это сделаю. Но сейчас у нас есть дела поинтереснее. Расскажите-ка, как сложились ваши отношения с дядей маркизом?

Гортензия в недоумении взглянула на Фелисию. Она забыла, что подруга в действительности ничего не знала о трагических событиях, произошедших в Лозарге.

– Думаю, – с улыбкой покачала она головой, – мне не хватит дня, чтобы рассказать вам о своей жизни в Оверни.

– Я говорила вам вчера, что нам надо о многом поговорить, – отвечала, смеясь, Фелисия. – Сейчас я переоденусь, и мы начнем. Кстати, скоро уже позовут к завтраку.

При помощи Гортензии она принялась расстегивать узкий закрытый лиф платья.

– А почему вы в амазонке? – спросила Гортензия. – Вы собрались ездить верхом?

– Может быть. Я же собираюсь путешествовать. Во всяком случае, мужской костюм я больше не надену. Он надоел мне до отвращения…

– Я рада, что вам хочется уехать из Парижа. Думаю, это очень разумно. Я буду счастлива показать вам Овернь.