Господин Китмир (Великая княгиня Мария Павловна) - Арсеньева Елена. Страница 10

Мария вспоминала случай из прошлого: когда она была еще девочкой и гостила в Ильинском, имении великого князя Сергея Александровича, однажды ночью в дом проникли воры. Хозяева спокойно спали в одном крыле дома, а в другом, в той комнате, где великий князь с семьей обычно проводили вечера, ночные грабители пировали… Ели, курили, а потом ушли, даже не таясь, оставив в снегу глубокие следы и унося столовое серебро. Разумеется, наутро все были потрясены. И более всего – той наглостью, с какой воры забрались в дом московского генерал-губернатора, великого князя. Это казалось чем-то невообразимым, вопиющим! И ей казалось, что нынче с такой же наглостью воры проникли в огромное здание, именуемое Российской империей, и норовили разорить его до основания.

С большим трудом Мария вернулась из Пскова в Петербург и поселилась в Царском Селе, в доме отца. Лишившись Дмитрия, она находила утешение в дружбе со своим единокровным сводным братом Володей. Это был удивительный, умный, романтический юноша, поэт, драматург. К нему часто приходили друзья – братья Путятины, сыновья князя Путятина, коменданта Царского Села. Они были старше Володи, особенно Сергей – блестящий боевой офицер Четвертого снайперского полка. Вокруг царила такая страшная неразбериха, такая всеобщая сумятица, что Мария даже не сразу разобралась в той буре, которая вдруг воцарилась в ее голове и сердце. Что-то такое происходило с ней, когда в доме появлялся Сергей Путятин…

Но вот как-то раз он признался Марии в любви, и она почти со страхом поняла, что любит его тоже. Как и всем влюбленным от сотворения мира, ей казалось, что, во-первых, она никогда и никого раньше не любила так, как Сергея, а во-вторых, что никто в мире не любил так, как она. Насчет всего мира – это, конечно, вряд ли, а вот относительно своих собственных чувств она все понимала правильно. Даже то вожделение, которое вызывал в ней фатоватый охотник на диких буйволов, не могло идти в сравнение с ее желанием быть с Сергеем всегда, неразлучно… Поскольку в Царском Селе встречаться им было негде, Мария, буквально рискуя жизнью, ездила в Петроград, где у нее был дом. И такова была сила этой первой – без преувеличения сказать, первой! – любви, что Мария даже не замечала, какому риску подвергается ежедневно. Молодая женщина ехала на свидание, думала только о любимом, а между тем…

«Эти поездки я совершала одна, что было для меня внове – ведь я никуда не выезжала без сопровождения. Прежде для нас на вокзале открывали царский зал, даже если мы отправлялись в короткую поездку из Петрограда в Царское Село и обратно, и резервировали специальное купе или даже целый вагон. Теперь мне приходилось покупать себе билет и ехать с другими людьми, большинство которых отказывались признавать классовые различия. Я сидела на бархатных сиденьях в вагоне первого класса рядом с солдатами, которые курили отвратительный дешевый табак, стараясь пускать дым в сторону своих соседей, ненавистных буржуев».

Конечно, домашние знали об этих поездках. Конечно, они тревожились за Марию. И вот однажды отец сказал:

– Никто не знает, что будет с нами. Может быть, нам придется расстаться. Тебя некому будет защитить: я – старик, а Дмитрия нет с нами. Ты должна выйти замуж.

Он дал свое благословение очень вовремя: Путятин уже сделал предложение Марии и, конечно, получил ее согласие. В эти дни, когда счастье мешалось со страхом, Мария стала его женой. И она, и Сергей отчетливо сознавали, что прошлая жизнь не вернется. Но все же они не могли представить того безумия, в которое вот-вот будет ввергнута Россия. И вместе со всеми даже с облегчением вздохнули, когда свершился большевистский переворот, потому что никто уже не верил во Временное правительство, а Керенский всем опротивел бесконечными речами, страстью к роскоши и лицемерием. Пребывая в радужных иллюзиях, они не предполагали, что ожидает страну, и не помышляли уехать из России.

Эти самые иллюзии длились недолго. В последних числах октября Мария и Сергей поехали в Москву, чтобы забрать из банка драгоценности, которые там хранились. И угораздило же их угодить в старую столицу именно в то время, когда и там свершался большевистский переворот!

Некоторые улицы были вообще перекрыты, а с других извозчика беспрестанно заворачивали вооруженные солдаты. Наконец Сергей и Мария пошли пешком. На углу увидели труп мужчины… Внезапно началась стрельба. Еще не вполне осознав риск, которому они подвергались, Путятины упрямо шли к банку. Однако на его дверях висел замок. Повернули обратно. То, что происходило на улицах, напоминало страшный сон: мимо проносились грузовики с вооруженными солдатами, и те стреляли во все стороны; прохожие то и дело падали. Мария и Сергей пробирались какими-то проулками, перебегали от угла к углу, надеясь лишь на счастливый случай, который спасет от шальной пули, от внезапно разорвавшегося снаряда.

Неожиданно перед ними появился отряд солдат. Улица шла под уклон, и они надвигались, угрожающе нагнув головы, на сгрудившихся в кучку прохожих. Было видно, как солдаты заряжают ружья. В нескольких метрах они остановились, выстроились в шеренгу, подняли ружья и прицелились. И лица, и взгляды их были совершенно равнодушны, это и пугало больше всего. Мария и Сергей стояли первыми в небольшой группе людей, которые в смертельном ужасе жались к стене. Увидев направленные на них черные дула, все упали на землю. А Мария осталась стоять. Она не чувствовала ни страха, ни отчаяния: она просто не могла лечь на землю. Это ее состояние было сильнее страха.

Грянул залп, затем второй. Пуля ударила в стену прямо над головой Марии, потом еще две. Мария вяло удивилась, что еще жива. Потом все словно бы подернулось туманом, и она так и не поняла, куда делись солдаты. Помнила только, что повернула голову – и увидела три глубокие белые ямины в желтой стене, около которой стояла. Туда вошли пули. Все последующее слилось в сплошной кошмар. Какие-то люди бежали мимо… падали, поднимались или оставались лежать в лужах крови… крики, стоны, грохот выстрелов и разрывы снарядов… в воздухе пыльная завеса… Измученное сознание уже ничего не воспринимало…

С великим трудом Марии и Сергею удалось выбраться из Москвы. Чуть ли не самым большим потрясением оказалось то, что они ехали в самом обычном, чистом вагоне первого класса, в спальном купе со сверкающим бельем, электрическим освещением… Это был последний привет старого мира! Такого спокойного. Такого прекрасного… Потерянного окончательно.

Впрочем, в то, что прежняя жизнь рухнула и никогда не поднимется из руин, еще никто не верил. Все чудилось, что эта вакханалия ненадолго.

Каждый день был пропитан страхом. Слуг теперь приходилось бояться: они могли донести о любом неосторожном слове, они «боролись за свои права», беспрестанно требуя денег за молчание, превратившись во врагов, в опасных шантажистов… Большое потрясение Мария испытала, когда они с мужем выбрались в театр.

«Прежде я всегда входила в Императорский театр через специальный вход и сидела в императорской ложе. Я подумала, что даже интересно будет посмотреть спектакль из партера, как простой зритель. Мы купили билет и пошли. В то время даже в голову никому не приходило наряжаться в театр, поэтому мы пошли в обычной одежде… Я подняла глаза… и увидела ложу, которую с незапамятных времен занимала императорская семья. В обрамлении тяжелых драпировок, в креслах с золочеными спинками сейчас сидели матросы в каких-то шапках на лохматых головах и их спутницы в цветастых шерстяных платках. Если поразмыслить, в этом не было ничего необычного, но это зрелище произвело на меня страшное впечатление. В глазах помутилось; я начала сползать вниз и схватила за руку мужа, который шел рядом. Больше я ничего не помню. Я пришла в себя после получасового обморока – первого и последнего в моей жизни – на кушетке театрального медпункта… Мои зубы клацали, я дрожала всем телом. Путятин завернул меня в пальто и отвез домой. Окончательно я пришла в себя только на следующий день».