Скалолазка и Камень Судеб - Синицын Олег Геннадьевич. Страница 45

– Вы не могли бы включить свет? – попросила я.

– Не могу.

– Я просто спросила. Исключительно ради познания андалусского быта и ментальности. И капельку – из-за опасения расшибить нос в темноте…

– Света нет вообще.

Мы сделали еще несколько шагов, пока я пыталась понять глубинный смысл услышанной фразы. Справа возникло окно, сквозь которое луна осветила участок коридора. Я оглянулась. В потоке серебристого света появилось лицо человека, шедшего за мной. Я едва не вскрикнула от неожиданности и ужаса, но вовремя закрыла рот ладошкой.

Лицо незнакомца прорезали глубокие прямые морщины. В лунном свете они казались безжалостными ножевыми ранами, которые рассекали серебристую маску старика. Но не они поразили меня.

На какое-то мгновение лунный свет упал в глазницы и высветил пустые ямы на их месте.

СЛЕПЕЦ!

Ему не требуются вольфрамовые нити и люминесцентные лампы. Человеку без глаз свет не нужен вообще. Пусть даже он обитает в чужом доме.

– Что так резко замолчала? – усмехнувшись, спросил старик.

– У меня давление повышенное. В голову ударило.

– Давление? С твоей-то худобой?

Все видит, зараза! Небось третьим глазом зырит во все стороны, как Будда.

Вот мне и встретился Слепец, о котором говорилось в послании Фенрира.

В рыжей пустыне найдешь Слепца. Он раскроет твои глаза…

На моем пути не так часто попадались абсолютно незрячие люди. Вообще не попадались. Этот – единственный, и я не думаю, что речь в пророчестве идет о ком-то другом. Предсказание Фенрира сбывалось опять. Правда, пока странный товарищ не спешил раскрыть мои глаза. Наоборот, собирался закрыть их. При помощи вил.

Мы добрались до комнаты без окон. В ней стоял просто гробовой мрак. Крепкой рукой старик усадил меня на невидимый стул. Жутко в темноте. Чем бы ни собирался потчевать старик – кусок в глотку не полезет.

Слепец отошел, стал бродить по комнате, шарить по шкафам, коих, впрочем, я не видела. Слышала только шорох и стук выдвигаемых деревянных ящиков. В темноте он ориентировался так же легко, как краб под своим камнем. Ему не нужны глаза. А уж свет – и подавно.

– Вы живете в этом доме? – спросила я.

– Живу.

– Но он вам не принадлежит?

Вместо ответа старик опустил нечто твердое на невидимый стол передо мной. Кажется, тарелку. И что-то еще.

– Тут свежий сыр, хлеб, кое-какие овощи. Кушай… – Я протянула руку в темноту, и он тут же добавил: – Осторожно, не пролей молоко. Оно в кружке рядом.

Брать на ощупь продукты из тарелки было непросто. Тянешься за дырявым ломтем сыра, а натыкаешься на мускулистую помидорину. Помучившись недолго, я перестала об этом думать и набивала рот первым, что попадалось под руку. Запивала огромными глотками пахнущего силосом молока из глиняной кружки.

Кусок в горле не застрял. Голод, как говорится, не тетка. К тому же все свежее, аппетитное. Трудно поверить, но, похоже, слепой старик держит хозяйство, обеспечивающее его натуральными продуктами. Наверное, где-то даже спрятана коза. Иначе откуда козье молоко?

Старик сидел рядом в темноте и молчал. Слышалось лишь его хриплое дыхание. Я съела половину из того, что нащупала на тарелке. Немного осмелела:

– Можно задать вопрос?

– Попробуй.

– Вы всех гостей нанизываете на вилы?

– Только непрошеных. Там, в навозной яме на заднем дворе, их скопилась целая куча.

Кусочек перца вывалился из моего рта. Лишь потом сообразила, что услышала очередную шутку безглазого старика.

– Я очень долго живу один, – поведал он. – Не люблю незнакомцев.

– Это заметно, – вставила я, нащупав в районе поясницы проколы на майке.

– Они частенько пытаются продать какую-нибудь дрянь или что-то украсть.

– Наверное, не все такие.

– Не все. Ты, например, не такая.

– Откуда вы знаете?

– По голосу. Он не похож на голос воришки и обманщика. Правда, в нем есть странность. В твоем голосе глубокая печаль.

Я поспешила сменить тему:

– Почему это не ваш дом?

– Так получилось, что я долго скитался. – Он замолчал, а затем повторил: – Долго… Но однажды случайно забрел в этот дом, и меня здесь приняли. Муж и жена – добрые люди. Они выращивали виноград. Тут все вокруг было засажено лозами. Они накормили меня и предложили остаться. Я работал на них. А потом… Они ушли туда, где лучше, где бог. Сначала муж, а вскоре и его жена. Так быстро, словно веревочкой связанные. У них был этот вирус… Ты знаешь какой. Тот, что безжалостно выжимает соки из здоровых людей. Я понятия не имел, что они безнадежны… После их смерти остался только дом. Их дом.

– Как вы сумели выжить в одиночестве?

– Потому и выжил, что один. Когда в доме никого, кроме ветра, всегда можно надеяться, что найдешь вещь там, где оставил. Никто не возьмет, никто не передвинет…

Странным и завораживающим был разговор в полной темноте.

– Могу я спросить, как вас зовут?

– Называй меня Фернандо.

– Фернандо, где вы… потеряли зрение?

– Это было ужасно давно, – задумчиво произнес он.

Я долго ждала продолжения, но он больше ничего не добавил.

Мы проговорили всю ночь. Однако старик Фернандо так и не «раскрыл мои глаза». Или я чего-то не поняла? На всякий случай спросила о Мегалите. Слепец вполне искренне ответил, что слышит о нем впервые.

До мелких деталей я узнала его невероятную жизнь. Робинзон Крузо на крошечном островке посреди моря цивилизации! Он прожил в одиночестве бессчетное число лет. Чинил развалившийся дом, выращивал томаты и хлеб, собирал оливки. Он рассказал и о небольшом козьем стаде, которое содержал. Лет пять назад последняя пара едва не погибла от эпидемии ящура, но Фернандо выходил животных, словно заботливая мама. Лишь виноградники ему не удалось сохранить.

За все время в доме Фернандо побывало не больше десятка человек. Неудивительно, учитывая гостеприимство старика. Кто-то рассказал ему, что за домом закрепилась дурная слава и жители окрестностей опасаются подходить близко. Он решил усилить эту славу, поддерживая фасад дома в дряхлом состоянии. Не стал убирать рухнувшую черепицу и чинить дверь, чтобы издали дом казался заброшенным.

В общем, я не добилась от него откровений, на которые указывалось в пророчестве. Быть может, Волк ошибся в очередном предсказании? В конце концов не каждая пуля попадает в яблочко… Или он говорил о другом человеке? О слепце не в прямом смысле, а в переносном?.. В любом случае после разговора в темной комнате у меня осталось чувство щемящей тоски и неудовлетворенности. Первые лучи солнца, заглянувшие в коридор, напомнили, что нашу затянувшуюся беседу пора заканчивать.

Я поднялась со стула:

– Спасибо вам за приют. Я должна идти. Мне нужно в Малагу.

– Ты хотела позвонить.

Я замерла с открытым ртом.

Конечно, я хотела позвонить! Разговор с Эрикссоном мне был нужен, как кислород на вершине семитысячника! Однако после рассказа Фернандо о его жизни в заброшенном доме я логично заключила, что телефон ему не требовался, а значит, и не работает. С тех пор как муж и жена, приютившие его, погибли от ВИЧ, он висит на стене как память о далеком прошлом, а может быть, как память об этих людях…

– Телефон работает, – произнес Фернандо. – Селадес перед смертью заплатили на много лет вперед. Они сказали: чтобы я мог позвонить, позвать на помощь, если вдруг случится беда.

– В самом деле? Он работает?

– Звоните. Мне он без надобности. Беды приходили и уходили, но я ни разу не воспользовался телефоном, а он ни разу не ожил.

Прихожая, в которой висела коробка телефона, теперь была залита робкими утренними лучами, пробивавшимися сквозь окно. Самое удивительное, что на тумбах, на старинном зеркале, на самом телефоне не было ни пылинки. Можно представить, как старик управляется с хозяйством, как ухаживает за козами и растит хлеб, но как он борется с пылью – это выше моего понимания! В своем доме, с двумя полноценными глазами, я и то не успеваю за ней уследить. Иногда думаю, что эта мерзкая часть нашей жизни обладает коллективным разумом, причем далеко не добрым. Основная ее цель – без конца атаковать жилище человека, чтобы захватить власть. Средства связи, в качестве которых выступает телефон; средства массовой информации – телевизор; средства транспорта – давно не ношенные ботинки…