Фукусима, или История собачьей дружбы - Самарский Михаил Александрович. Страница 21

– Сами виноваты, – спокойно ответил я. – Ведете себя не как собаки, а как какие-то глупые обезьяны.

– Сам ты орангутанг! – фыркнула Тупчик.

– А подруга твоя шимпанзе облезлая! – взвизгнула Дуренчик.

Ну что взять с этих дурочек? Отвернулся я от них и больше ни словом с ними не обмолвился.

А тут и люди стали расходиться. Прасковья Степановна поднялась с лавки и спрашивает:

– Наши девочки устали?

Мне так смешно стало. Отчего, думаю, можно устать, сидя два часа возле лавки? Тем более твоим бесполезным болтушкам. С ума можно сойти от этих «наших», «девочек», «тупчиков», «дуренчиков».

Мой вам совет: если встретите этих бесполезных болонок, не вступайте с ними в разговоры. Все перевернут, вас обгавкают, обтявкают, вы же еще и виноватыми останетесь. Маленькие, но такие зловредные и подленькие эти собачьи девчонки. Словом, держитесь от них подальше.

Напоследок расскажу вам одну историю о них. Когда Владимир Петрович рассказывал, я чуть было не научился смеяться. В общем, Василий Никанорович заметил, что его собачки стали хандрить и из живых, веселых, шаловливых существ превращаются в каких-то заморышей. Вызвали ветеринара, тот осмотрел обеих, прописал им какие-то пилюли, но, увы, собачки угасали не по дням, а по часам.

Старик ничего не понимал. Обычно собаки встречали его после работы радостно повизгивая, а теперь сидели понурые и грустные. После ужина сразу падали спать. И так каждый день. Хозяин разволновался не на шутку. И что вы думаете?

Все выяснилось случайно. Однажды Василий Никанорович вернулся домой раньше обычного. И вот какую картину он застал. На кухне у него стояла клетка с попугаем. И эта наглая птица голосом хозяина отдает команду болонкам:

– Ко мне! Сидеть! Лежать!

Те подбегают к клетке и точь-в-точь выполняют команды крылатого дрессировщика. Полежав с минуту, отползают в сторону, но Кеша начеку. Снова кричит:

– Ко мне! Сидеть! Лежать!

Две болонки, шатаясь, бредут к рабовладельцу. И так, видимо, целый день. Когда Василий Никанорович вошел на кухню, птица умолкла, а болонки были полуживыми. Вот так и открылась неведомая болезнь собачек. Они просто целыми днями «тренировались», а к приходу хозяина валились с ног.

Если бы не случайность, загонял бы попугай собачонок. Вот вам и Тупчик с Дуренчиком. Какой-то крошечный попугай с мозгом с кукурузное зерно оказался умнее двух болонок.

Глава 11

А вы думаете, коты умнее болонок? Ну, раз уж наша книга все больше о спасателях, расскажу, как мы с Фуку спасали нашего египетского зазнайку.

Тут надо отметить, что в конце концов мы с Фараоном все-таки подружились. Ну, не так чтобы прямо уж совсем неразлейвода, но стали относиться друг к другу терпимее. Да и он сам наконец понял, что с нами лучше дружить, чем ссориться.

Остались мы как-то дома втроем. Вы же знаете нас, собак. Нет людей, мы стараемся выспаться. Лежим себе, дремлем. А царь наш все чем-то шуршит, что-то там гоняет по полу, дверцами от чего-то хлопает. То носится словно угорелый по квартире, то орет как бешеный. Ну, вот не сидится котам на месте. Что меня в котах удивляет, так это то, что, когда приходят хозяева, они мирно мурлыкают и могут целый день проспать, да еще голову свою подсовывать под руку человека, мол, гладь меня, презренный раб, царя египетского. И люди им потворствуют. Ой, и балуют они этих негодяев! Ну, что поделаешь – видимо, так все хитро устроено в этой жизни.

В какой-то миг наш иноземец перестал строить свои пирамиды ну, в смысле греметь чем-то, и подозрительно затих. Вдруг Фуку резко подняла свои уши и говорит:

– Трисон, по-моему, что-то с нашим Хеопсом случилось.

– С чего ты взяла? – удивился я.

– Стонет где-то, – говорит Фуку.

Я прислушался, вроде тихо. А Фуку продолжает:

– Теперь точно слышу. Точно куда-то встрял наш кот и хрипит, пошли спасать, пока он дуба не врезал.

Я ничего не уловил подозрительного, но, хотя на слух и не жалуюсь, все же полностью доверяю своей подруге-подопечной. У нее слух еще тот – хоть вместо фонендоскопа используй. Где-то слышал, что и у людей при утрате одних способностей обостряются другие – так и с Фуку. Она сама говорит, что после потери зрения стала еще лучше слышать.

И что вы думаете? Наш дурачок (не подумайте ничего плохого, я любя) залез на кровать и, подойдя к краю кровати, засунул голову в абажур прикроватного торшера, а там есть такой конус из жесткой проволоки для ограждения лампочки. Понятное дело, лампочки там давно уже нет – кому светить? Котейка туда-то голову засунул легко, а обратно вытащить не может. Кряхтел-кряхтел (видимо, тогда Фуку уже и услышала его), а потом обмяк, повиснув внутри этого абажура. Я как увидел эту картину, чуть с ума не сошел – думал, все, царь повесился. Схватил его за загривок и давай тянуть, не получается, хоть тресни. Я и так, и сяк, чувствую уже кровь на зубах. Ой-ой-ой, думаю, тут поаккуратнее надо. А то придут люди и увидят Трисона-живодера, а рядом с ним обесшкуренного Фараона. Повалил я торшер на пол и командую:

– Фуку, держи посудину лапами и зубами, а я буду эту мумию из петли вытаскивать.

Взял покрепче за шкуру поближе к голове – котят (да и щенков) за это место матери обычно таскают. Но то щенки и котята, а тут разжиревший котяра. Вот не могу вытащить, и все. Я уже было представил, как несут нашего царя на погост, Люба накрывает стол для поминок, но тут царь зашевелился и вдруг как заорет диким голосом – видимо, лежа на полу его чуть отпустило. Мы с Фуку аж испугались. Я ему спокойно говорю:

– Ну, чего ты орешь, дурья твоя голова? Лежи тихо, сейчас что-нибудь придумаем.

Я подобрался с другой стороны и давай носом толкать изнутри эту наглую морду. И вот тут я понял, в чем дело.

– Послушай, любезный, – говорю я коту, – а чего ты уши свои выставил как локаторы? Что ты тут хочешь интересного услышать? Мало уже увидел? А ну давай прижимай свои лопухи к голове.

– И пусть расслабится, – добавляет Фуку. – Так всегда наши спасатели советуют, когда из неудобных мест вот таких любопытных вытаскивают. Людям проще, у них специальные такие большие кусачки есть. Кусь, и котик на свободе.

– Ты как, мявкун, себя чувствуешь? – спрашиваю я Фараона.

– Нормально, – кряхтя, отвечает котейка и испуганно добавляет: – Только прошу вас, за хвост не тяните. Хорошо?

– Ну, ты даешь, – фыркнула Фуку, – на краю гибели, а сам о хвосте переживает.

– А как же? – отвечает кот. – Хвост – это… Это вам, собакам, их то купируют, то укорачивают, а у нас, у котов, хвост – это вся наша жизнь.

– Вроде у тебя и кличка царская, – возмущается Фуку, – а дурак дураком. Зачем мертвому коту хвост? Ты подумал?

– Почему мертвому? – зашипел Фараон. – Я ведь живой еще.

– Вот именно «еще», – говорит Фуку, – если бы я из кухни не услышала твой хрип, ты бы уже давно свой хвост откинул.

– Ну что же мне теперь делать, собачки? – захныкал Фараон. – Попробуйте еще разок за шкирку.

Не, ну вы слышали? С ума сойти можно с этой мумией. Он уже нас собачками называет. Так хотелось напомнить ему в этот миг, как он презренно смотрит на нас, проходя мимо. Но не стал. И так бедняге нелегко.

– Да я уже и так поранил тебя, – вступил я в разговор. – Боюсь, шкуру твою испортить.

– Да ладно уж, – шипит кот, – давай, тяни, потерплю.

– Ну, смотри, котяра, – предупредил я, – не обижайся. Терпи!

Я схватил его за шкирку и со всей силы дернул. Со стороны это, наверное, выглядело смешно – кот вылетел из абажура, словно ядро барона Мюнхгаузена из пушки. Встал на четыре лапы и шатается.

– Ну что? – спрашиваю осторожно я, а сам осматриваю пациента на тот случай, мол, ничего ему не оторвал.

– Вроде живой, – отвечает пострадавший, – только шея болит.

– Поболит и перестанет, – говорит Фуку, – главное, что на месте осталась.

В этот момент вернулись наши люди. Люба, войдя в комнату, ахнула. Да и как тут не ахнешь! Во-первых, на полу валяется помятый абажур, а во-вторых, царь в крови.