Канун Всех святых - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 38

— Его усмешка ничего не значит! — раздраженно вмешался Эрджас. — Перед нами всего лишь останки млекопитающего; ему подобные, несомненно, когда-то населяли этот мир. — Он нервно перенес свой вес с одной длинной и тонкой ноги на другую, не сводя взгляда с черепа. — Однако создается впечатление, что он торжествует! И почему больше нигде не видно его сородичей? Почему он остался один… и почему заключен в этот фантастический маятник?

— Скоро узнаем, — негромко прочирикало другое птицеобразное создание, бросив взгляд на космический корабль, приземлившийся среди руин. — Орфли пытается расшифровать записи из книги, которую мы нашли в полой части маятника. Не следует ему мешать.

— Как ему удалось вытащить книгу? Прозрачное помещение внутри маятника кажется герметичным.

— Длинное плечо маятника оказалось пустым — очевидно, для того, чтобы производить вентиляцию внутреннего помещения. Книга начала рассыпаться, как только Орфли ее коснулся, но он все-таки сумел спасти большую часть.

— Я бы хотел, чтобы он поторопился! Почему нужно…

— Ш-ш-ш! Дайте ему время. Орфли расшифрует записи; он настоящий гений по части чужих языков.

— Да. Я помню металлические таблички на той маленькой планете в созвездии…

— А вот и он!

— Он уже закончил!

— Скоро мы все узнаем…

Птицеобразные существа дрожали от нетерпения, когда из космического корабля появился Орфли, бережно держа пожелтевшие страницы. Он помахал им, а потом распростер крылья и полетел вниз, а через несколько мгновений уже устроился рядом со своими соплеменниками на узкой жердочке.

— Язык достаточно прост, — сообщил Орфли, — но история весьма печальна. Я прочитаю ее вам, а потом нам следует улететь отсюда, поскольку мы ничего не можем сделать для этого мира.

Соплеменники сгрудились вокруг Орфли, с нетерпением дожидаясь, когда он начнет читать. Маятник висел неподвижно в этом лишенном ветра мире, прозрачный его конец находился всего в нескольких футах над поверхностью площади. Ухмыляющийся череп продолжал выглядывать наружу, словно что-то забавляло его или доставляло несказанное удовлетворение. Орфли бросил на него еще один взгляд… а потом открыл древнюю тетрадь и начал читать.

«Меня зовут Джон Лэйвиль. Все знают меня как «Пленника Времени». Люди, туристы со всего мира, приходят посмотреть на мой качающийся маятник. Школьники, стоящие на движущейся вокруг площади ленте, разглядывают меня с детским страхом и благоговением. Ученые изучают, наводят свои инструменты на беспрерывно пере-мешающийся маятник. О да, они могут остановить его, могут подарить мне свободу — но я знаю, что этого никогда не произойдет. Началось с того, что меня хотели наказать, но постепенно я превратился в настоящую загадку для науки. Создается впечатление, что я бессмертен. Какая ирония.

Наказание! Сквозь туман времени моя память устремляется к тому дню, когда все это началось. Я помню, как мне удалось навести мосты через провалы во времени, чтобы совершить путешествие в будущее. Помню машину времени, которую я построил. Нет, она ни в коей мере не напоминала этот маятник; мое устройство представляло собой здоровенную коробку, сделанную из специально обработанного металла и глассита с электрическими роторами моего собственного изобретения, создающими взаимодействующие стабильные силовые поля. Я трижды успешно проводил испытания, однако ниюго из Совета Ученых мне не верил. Они смеялись. И Леске тоже. Особенно Леске, потому что он всегда меня ненавидел.

Я предложил провести публичные испытания, чтобы доказать свою правоту. Попросил Совет пригласить зрителей — весь цвет научной мысли. Ожидая, что их ждет хорошая возможность посмеяться на мой счет, они согласились.

Я никогда не забуду тот вечер, когда сто величайших ученых мира собралось в главной лаборатории Совета. Однако они пришли, чтобы повеселиться, а не поздравить меня с величайшим открытием. Мне было все равно, когда я стоял на платформе рядом с моей громоздкой машиной и прислушивался к рокоту голосов. Не слишком интересовало меня и то, что миллионы неверящих глаз наблюдали за ходом эксперимента по телевидению. Леске развернул широкую кампанию насмешек над самой возможностью путешествия во времени. Я не возражал, потому что через несколько минут кампания Леске должна была обернуться для меня грандиозной победой. Я запущу роторы, поверну рубильник — и моя машина перейдет в другие измерения, а потом вернется назад, как это уже происходило трижды. Позднее мы пошлем вместе с машиной человека.

Время настало. Однако судьба распорядилась иначе. Что-то вышло из-под контроля — даже сейчас я не знаю, как и почему. Возможно, большое количество телевизионных камер повлияло на временные поля, которые создавали роторы. Последнее, что я помню, когда моя рука потянулась к рубильнику, были длинные ряды улыбающихся лиц важных персон, сидевших в лаборатории. Я коснулся рубильника…

Даже сейчас я содрогаюсь, вспоминая ужас того чудовищного момента. Колоссальный электрический разряд, пульсирующий, зеленый, метался по лаборатории от стены к стене, превращая в пепел все на своем пути!

На глазах миллионов свидетелей я уничтожил всех лучших ученых мира!

Нет, не всех. Леске, я и еще несколько человек, стоявших позади машины, отделались тяжелыми ожогами. Я пострадал меньше всех, что еще больше усилило возмущение населения.

Следствие завершилось в рекордно короткие сроки, под аккомпанемент негодующих воплей и требований смертной казни.

«Уничтожить машину времени, — было их лозунгом, — и вместе с ней гнусного убийцу!»

Убийца!.. Я лишь стремился помочь человечеству. Тщетно пытался я объяснить, что это был несчастный случай — с общественным мнением спорить бессмысленно.

Однажды, несколько недель спустя, меня забрали из тайной тюрьмы и под мошной охраной отвезли в больницу, где лежал Леске. Он приподнялся на локте, и его обжигающие глаза уставились на меня. Больше я ничего не видел, только глаза; все остальное было скрыто под бинтами. Некоторое время он молча смотрел на меня… Вот тогда-то я понял, что такое настоящее безумие, полное хитрости и коварства.

Наконец Леске с усилием поднял забинтованную руку.

— Не нужно его казнить, — пробормотал он, обращаясь к собравшимся вокруг нас представителям властей. — Машину следует уничтожить, да, но ее части необходимо сохранить. У меня есть план наказания, которое куда больше подходит для этого человека, так безжалостно расправившегося с лучшими учеными Земли.

Я вспомнил о том, что Леске всегда меня ненавидел, и содрогнулся.

В последующие недели один из моих охранников со злобным удовлетворением рассказал мне о том, как разбирается на части моя машина и что ведутся какие-то секретные работы. Леске, не вставая с постели, руководил ими.

Наконец настал день, когда меня вывели из тюрьмы и я впервые увидел огромный маятник. И, глядя на него, я постепенно понял, в чем состоял коварный замысел Леске. Его безумная месть. Современные люди оказались не менее жестокими, чем древние римляне, приветствующие бой гладиаторов. Меня охватил панический ужас, я отчаянно закричал и попытался убежать.

Это только позабавило собравшихся на площади зрителей. Они смеялись и презрительно показывали на меня пальцами.

Стражники втолкнули меня в прозрачный купол маятника, и я, дрожа, лежал на полу, только сейчас осознав иронию судьбы. Маятник был построен из уникального металла и глассита, которые я использовал для создания своей машины времени! Из них возвели памятник моему уничтожению.

Толпа взревела от восторга, проклиная меня.

Послышался щелчок, и моя стеклянная тюрьма сдвинулась с места. Постепенно скорость нарастала. С каждым тактом дуга движения маятника увеличивалась. Помню, как я стучал в стекло и тщетно звал на помощь, как текла кровь из-под ногтей. Помню, как ряды белых лиц превратились в цепочку светлых пятен…

Вопреки моим ожиданиям, я не лишился рассудка. Сначала я даже не возражал против этого — той, первой ночью. Спать я не мог, хотя особых неудобств не испытывал. Огни города были похожи на кометы с огненными хвостами, мечущиеся по небу, словно сполохи фейерверка. Однако вскоре я почувствовал резь в животе, а потом мне стало очень плохо. На следующий день ничего не изменилось, и я совсем не мог есть.