Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд. Страница 14

Два месяца спустя он сконцентрировал своё внимание на Антарктике. Это проект оказался намного серьёзнее. К нему подключился и Тони, самый старший из братьев Амундсенов. Проработав два года в Алжире, Тони вернулся в Христианию. Он считался очень хорошим лыжником, лучшим из всех братьев (по норвежским стандартам Руаль не отличался блестящей техникой). Причина, по которой их мысли приняли такое синхронное направление, была совершенно понятной.

В августе предыдущего года капитан зверобойного судна «Джейсон» К. А. Ларсен из Сандефьорда вернулся из антарктического плавания, во время которого открыл Землю Оскара II на побережье моря Уэдделла Земли Грэма. Но не полярные исследования были его истинной целью. Экспедицию Ларсена направили на поиск новых возможностей для охоты на тюленей и китов, к которым стремились норвежские зверобои в Атлантике. Тем не менее он вернулся на родину с крупным открытием в Антарктиде, единственным за последние пятьдесят лет со времён экспедиции сэра Джеймса Кларка Росса.

Ларсен был прирождённым лидером и настоящим королём среди шкиперов-китобоев. Однажды силой своего характера он подавил пьяный мятеж на «Джейсоне» в Магеллановом проливе. Кроме того, он обладал развитым инстинктом первооткрывателя. Ненадолго высадившись на острове Сеймура у побережья Земли Грэма, он первым из исследователей привёз из Антарктики ископаемые останки. Увы, после этого он не стал кумиром публики, но вызвал всплеск некоторого интереса с её стороны. А вот Руаль и Тони Амундсены заинтересовались экспедицией Ларсена всерьёз. Они написали письмо в Сандефьорд владельцу «Джейсона» Кристену Кристенсену, спрашивая его

не будет ли лучшим способом изучения неизвестных земель на Юге экспедиция на лыжах, иначе говоря, напоминает ли состояние снега и льда в Антарктике то, которое зафиксировано на ледяной шапке Гренландии…

достаточно ли подходит Земля Грэма для экспедиции вроде нашей… или, возможно, уже известны другие относительно неизученные места, которые подходят лучше…

можно ли там охотиться на тюленей… в количестве, достаточном для пропитания членов экспедиции и прокорма множества собак, которые будут тянуть сани… а также команды судна, которое высадит нас и заберёт потом.

За этими вопросами скрывался в высшей степени разумный план. Суть исследования Антарктики была схвачена ещё до того, как первый человек высадился на её берега для их изучения. У Амундсенов не возникало сомнений в необходимости использования на этом всё ещё неизвестном континенте собак и лыж (хотя даже десять лет спустя английские путешественники по-прежнему будут отрицать целесообразность этого).

Неизвестно, чего оказалось больше в плане Амундсена — всплеска энтузиазма или серьёзного расчёта. Если бы его не предостерегали родственники, Руаль, вероятно, ввязался бы в какое-нибудь предприятие. Но чья-то решительная рука удержала его. Возможно, это была рука брата Густава. В результате Руаль не поплыл ни на Шпицберген, ни к Земле Грэма, а продолжил однообразные походы в умеренных водах на семейных судах, чтобы набрать необходимые для аттестации морские часы. Помощник капитана одного из таких кораблей охарактеризовал его как трудолюбивого, серьёзного и настроенного на учёбу человека. «Мы чувствовали, что у него что-то на уме, но он никогда не говорил об этом», — такое создалось общее впечатление.

1 мая 1895 года Амундсен, к его глубокому разочарованию, получил аттестат помощника капитана второго класса. Только второго! Да, он был не готов к экзаменам, но всё же уверенно сдал их. Для получения звания помощника капитана ему недоставало всего лишь нескольких месяцев в море. Но вначале нужно было пройти военную службу.

Амундсен очень хотел, как он говорил, «выполнить долг гражданина». Время тогда было удивительное, и подобное высказывание не считалось ни напыщенной сентенцией, ни чем-то из ряда вон выходящим. Летом 1895 года очередной кризис в отношениях между Норвегией и Швецией по поводу норвежского суверенитета почти перерос в войну. Но в последний момент Норвегия отступила, поскольку не оказалась готова к конфронтации и не имела армии. Нация была разочарована и возбуждена. Миролюбивые норвежцы с неохотой признали, что однажды им придётся бороться за независимость. Поэтому лучшее, что они могли сделать, — начать вооружаться. В обществе стремительно нарастали патриотические настроения.

Но Амундсена вёл к военной службе не только патриотизм. Он болезненно боялся, что его не примут в армию из-за близорукости, в которой Руаль видел не простой физический недостаток, а настоящий позор, нечто постыдное, что обязательно нужно скрыть от мира. Удивительно, что он признался в этом Экроллу, не открываясь больше никогда и никому, даже своим близким. Тайно заказав очки, предписанные врачом, он до конца своих дней считал появление в них на публике знаком бесчестья. Бoльшая часть его смехотворных злоключений на Хардангервидде была связана как раз с этим. Только в зрелом возрасте, будучи уже известным человеком, он смог признать свой недостаток. Судя по всему, такое отношение к собственной близорукости вытекало из его одержимости культом физического здоровья.

Под впечатлением от злоключений сэра Джона Франклина, с шестнадцати лет с фанатическим упорством Руаль выполнял физические упражнения, чтобы быть в хорошей форме и, как он говорил, подготовиться к жизни первооткрывателя. Несомненно, это имело смысл. В те времена в норвежском обществе царил настоящий культ спорта и физического здоровья. В конкурентных видах спорта, популярных тогда в Норвегии (лыжных гонках, футболе и прыжках на лыжах), Амундсен не блистал. Нередко в таких случаях люди обращаются к видам спорта, не связанным с конкуренцией. Видимо, руководствуясь данным правилом, Амундсен и посвятил себя физическому совершенствованию как таковому, а не тренировкам ради определённой цели. За всем этим стояла какая-то тёмная тревога.

Поэтому историю прохождения военной медицинской комиссии лучше всего передать его собственными словами, написанными тридцать лет спустя:

Доктор был стар, к моему удовольствию и удивлению, он оказался большим знатоком человеческого тела. Естественно, в ходе осмотра я был совсем без одежды. Старый доктор пристально осмотрел меня и внезапно разразился восторженной фразой по поводу моей внешности. Видимо, восемь лет непрерывных тренировок не прошли бесследно. Он сказал: «Молодой человек, что, чёрт возьми, вы делали, чтобы обрести такие мускулы?»

Я объяснил, что увлечён физкультурой и занимаюсь ею неутомимо. Этот джентльмен настолько оживился вследствие своего открытия, которое он посчитал чем-то необычным, что позвал офицеров из другой комнаты посмотреть на такое чудо. Нет нужды говорить, что я был ужасно смущён общим разглядыванием и готов был сквозь пол провалиться.

Но этот эпизод имел одно благоприятное следствие. В своём восхищении моей физической формой старый доктор забыл проверить моё зрение. Соответственно, я прошёл осмотр так легко, как не мог даже мечтать, — и скоро приступил к военной службе.

Его служба длилась положенные семь месяцев и пять дней. Она состояла из занятий на плацу в казармах Гардемоен в окрестностях Христиании. Амундсену казалось, что этого недостаточно. Он продолжал заниматься самостоятельно. Одна из историй того времени связана с разрешением, которое он получил для себя и сослуживца, чтобы совершить длительный кросс по пересечённой местности. Сослуживец оделся легко и бежал впереди. Амундсен был в полном полевом обмундировании, с винтовкой и рюкзаком, обутый по уставу в тяжёлые громоздкие ботинки до колен.

Норвежские писатели часто замечают, что их соотечественники — люди крайностей. В известном отрывке из Ибсена, который с особым удовольствием цитируют поколения его соотечественников, говорится: