Фронтовые разведчики. «Я ходил за линию фронта» - Драбкин Артем Владимирович. Страница 56

— Кажется, 26 марта нас освободили от оккупации, а уже 28-го меня призвали. Правда, вначале человек пятьдесят пошло в город, и подпольщики нас организовали: раздали оружие и расставили охранять разные объекты, чтобы люди их не растащили: пекарню, какие-то склады. Я как раз стоял на таком посту, когда пришел мой товарищ и говорит: «Иди, собирайся, нас в армию забирают». И все, никакой повестки, ничего такого не было.

Собрали нас в Доме Красной Армии разных возрастов где-то две тысячи человек со всего района и устроили вначале проверку. Этим занимались подпольщики, они же все про всех знали. И вот перед нашим огромным строем выходит капитан и говорит: «Кто служил в полиции — выходи». Вышли четверо, а один не вышел. Его сосед толкает в бок, выходи, ты же служил. Тот ему: «Отстань». Подозвали этого капитана, он посмотрел в свой блокнот и говорит громко: «Не беспокойтесь, товарищи, он служил в полиции по заданию подпольной организации». Его сразу оставили в покое, а тех четверых увели.

И тогда нас начали разбивать по подразделениям. Вначале объявили: «Нужно сто человек в роту автоматчиков». Кинулось человек триста, наверное. «Нет, нет, товарищи, нужно всего сто». Как-то там отобрали. Вторая рота — бронебойщики. Тоже вышли добровольцы, но уже не так бойко. Набрали. Как сейчас помню, была небольшая пауза, и потом говорят: «А сейчас мы набираем для очень опасной, но и очень почетной роты. Кто хочет в разведчики?» И поверьте, сколько нас там оставалось, но никто не вышел, никто! Тогда капитан повторил: «Я считаю до трех, если сто человек не выйдет, то сам начну выбирать». И все равно никто не вышел… Тогда он начал ходить вдоль строя и выбирать. А я же высокий был, среди сверстников выделялся, как корова среди овец, худой, правда. В общем, я стоял третьим в строю по росту, поэтому на меня обратили внимание, выбрали, и так я попал в эти сто человек для разведроты.

Сразу разбили всех на роты, но на пару дней еще распустили по домам и только потом опять собрали. Когда с родителями прощался, думал, что в последний раз видимся, а что поделать?.. И мы пошли колонной через наш городок… Подвели к казарме и дали нам по снаряду для 76-мм орудий, чтобы мы впустую к фронту не шли.

Из Котовска дошли в Красные Окна, там снаряды оставили и оттуда в Дубоссары. Но нам ничего не говорили, куда, чего. И вот так мы попали на Шерпенский плацдарм. Поздно ночью нас привели во второй эшелон, а в окопах смотрим: тут рука торчит, там нога…

Пришли два командира, и старший лейтенант зачитал фамилии. Из всей нашей сотни выбрали всего четырнадцать человек. Причем мы еще подумали, что раз выбрали только молодых, то, значит, нас отправят учиться в училище.

Там же приняли присягу, выдали красноармейские книжки, и вот так я оказался в полковой разведроте 960-го полка 299-й стрелковой дивизии. Коллектив был то, что надо. Встретили хорошо, не подковыривали, чем могли, помогали. Людей не хватало, поэтому на отсутствие у нас боевого опыта не смотрели. В этой разведроте я провоевал с 9 апреля по 21 июня, пока меня не ранило.

— Расскажите, пожалуйста, о структуре роты. Какие люди там служили?

— Всего там служило человек пятьдесят. Точнее сказать не могу, потому что общего построения роты у нас ни разу не было. Командиром роты был старший лейтенант, но его фамилии уже не помню. Рота делилась на два взвода: Зуева и старшего сержанта Плетникова, к которому я и попал.

Хотя в поиск набирали смешанно, как-то смотрели, кто им подходит, и тех вызывали.

И был в роте еще один офицер-инструктор, который стал нас обучать. Считаю, что за такой короткий период он нас подготовил довольно неплохо. Помню, как он нас спрашивал: «Что самое опасное в разведке?» Кто что отвечал, но он нам сказал: «Запомните, самое опасное — это нарваться на немецкую разведку! В лучшем случае половина погибнет, а в худшем все… Поэтому всегда нужно быть начеку!» Этот инструктор нас еще так учил: «Самое главное — вы должны ползти тише кошки, а не то, что вы там налетели, пошумели, подвигов наделали… Вы должны тихо взять „языка“ и тихо его привести — вот это высшая квалификация для разведчика».

— Как тщательно готовился «поиск»?

— Четыре опытных человека ходили на передовую и подбирали место для перехода. Если не находили, то в следующую ночь шли уже в другое место. Место для вылазки подбирали очень тщательно, причем если немцы их заметили, то все, в это место даже не суемся.

Но к опытным разведчикам всегда добавляли новичков, чтобы те учились. По возрасту у нас была одна молодежь. Самому старшему, Плетникову, было всего двадцать четыре года, но он нам казался взрослым и очень опытным.

Наши офицеры в «поиск» сами никогда не ходили, но авторитет у них был. Как я уже говорил, строгого разделения на группы у нас не было. Старший группы сам подбирал людей и предлагал им пойти, но отказываться было некрасиво, поэтому никто ни разу и не отказывался. Новички начинали с группы прикрытия, опыта же нет еще. Ну и должны были таскать «языка», а если придется, то и раненых или убитых.

Помню, что когда в первый раз пошли, то у меня сердце так стучало, что я его только и слышал. Во второй уже меньше, а в третий я и забыл про сердце, хотя страшно было очень… Когда я слышу, что кто-то бахвалится: «Да я вот так запросто в разведку…», мне просто смешно, ведь ты же сам идешь в лапы к врагу, и с любой стороны тебя могут в любой момент прихлопнуть…

В нашей роте служили только славяне. Причем если человек был в оккупации, то вначале чувствовалось некоторое недоверие, правда, только до первого «дела». Рота была очень дружная, но с кем-то особо подружиться я просто не успел, ведь все время постоянно были заняты. Но сплоченность была настоящая, как говорится, один за всех, и все за одного.

Как пехоту нас никогда не использовали, у нас была своя задача, а у них своя. Но от пехоты мы себя и не отделяли, хлебали с ними из одного котла. И оказалось, что в разведке ничуть не почетнее, ничуть… Зато гораздо опаснее… Поверьте мне, после разведки везде легко… Но чтобы кто-то просился из разведки уйти, я такого даже не слышал.

Были ли в роте бывшие уголовники, тоже не знаю, у них ведь на лбу не написано, а так никто не рассказывал, у нас вообще народ был молчаливый и неразговорчивый.

Снаряжение? Про маскхалаты, например, я даже и не слышал. Брали в «поиск» три-четыре плащ-палатки. Половина роты ходила в сапогах, да и то в немецких. А остальные, и я тоже, в ботинках.

Группой захвата у нас были четыре силача. Видно, они или бывшие спортсмены, или кто, но я видел, что они вытворяли на тренировках, как они друг друга кидали! Очень сильные и ловкие. Так вот, в «поиск» они ходили зачастую даже без автоматов, им они были не нужны. Вообще ППШ для разведки не совсем удобный, слишком большой, круглый диск при ползании сильно мешал. Мне, например, очень нравился ППС. Это совсем другое дело, он небольшой, легкий, удобный, и рожок вместо диска. Причем в «поиск» брали всего один рожок и всего по одной гранате, мы же не в бой идем. Немецкое оружие никогда не брали, в их форму не переодевались.

— Чему вас учил этот инструктор?

— Перво-наперво нас научили самому главному закону разведки — никогда не бросать своих! Поэтому мы ни разу никого не оставили и не бросили. Но чтобы пришлось выбирать, кого вытаскивать, своего товарища или «языка», у нас таких ситуаций не было, хотя нас настраивали, что и того и другого нужно вытащить.

И учили, конечно, как обращаться с оружием — огнестрельным и холодным. Ножом учили бить снизу, так опаснее. Инструктор говорил так: «Даже если ты будешь падать, то и снизу сможешь его пырнуть». Как ползать, как правильно маскироваться, много чему.

Никакого ритуала принятия в разведчики у нас не было, это же не игра, а очень опасная работа, фактически идешь на смерть… Одно слово — смертники… Всякий раз уходишь — прощаешься… Хотя больших потерь или, тем более, чтобы целая группа не вернулась, у нас такого не было.