Собрание сочинений. Том 1 - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 84

— Nous verrons [31], — ответил спокойно Холмс. — У вас одни методы, у меня другие. Днем у меня здесь еще есть дела, но, вероятно, с вечерним поездом я вернусь в Лондон.

— И оставите ваше дело незаконченным?

— Нет, законченным.

— А тайна?

— Она разгадана.

— Кто же преступник?

— Джентльмен, которого я описал.

— Но кто он?

— Это очень легко узнать. Здесь не так уж много жителей.

— Я человек действия, — пожал плечами Лестрейд, — и никак не могу заниматься поисками джентльмена, о котором известно только, что он хромоногий левша. Меня поднимут на смех в Скотленд-Ярде.

— Как угодно, — спокойно ответил Холмс. — Я предоставил нам шанс разгадать эту тайну. Вот мы и приехали. Прощайте. Перед отъездом я вам напишу.

Оставив Лестрейда в его комнатах, мы направились к отелю, где нас ждал завтрак.

Холмс молчал, погруженный в свои мысли. Лицо его было мрачно, это было лицо человека, попавшего в затруднительное положение.

— Послушайте меня, Уотсон, — сказал он, когда убрали со стола. — Садитесь в это кресло, и я изложу вам то немногое, что мне известно. Я не знаю, что делать. Мне нужен ваш совет. Закуривайте, я сейчас начну.

— Пожалуйста.

— Так вот, вас поразили два пункта в рассказе молодого Мак-Карти; меня они настроили в его пользу, а вас восстановили против него. Во-первых, то, что отец закричал «Koy!», не видя его. Во-вторых, что умирающий помянул крысу. Он пробормотал несколько слов, но сын уловил лишь одно. Наше расследование должно начаться с этих двух пунктов. Предположим, что все сказанное юношей — абсолютная правда.

— А что такое «коу»?

— Очевидно, он звал кого-то другого. Он считал, что сын в Бристоле. Сын совершенно случайно услышал этот зов. Криком «Коу!» он звал того, кто назначил ему свидание. Но «коу» — австралийское слово, оно в ходу только между австралийцами. Это доказывает, что человек, с которым Мак-Карти должен был встретиться у Боскомского омута, был австралийцем.

— Ну, а крыса?

Шерлок Холмс достал из кармана сложенный лист бумаги, расправил его на столе.

— Это карта штата Виктория, в Австралии, — сказал он. — Я телеграфировал прошлой ночью в Бристоль, чтобы мне ее прислали. — Он прикрыл ладонью часть карты. — Прочтите-ка, — попросил он.

— Рэт [32], — прочитал я. — Крыса?

— А теперь? — Он поднял руку.

— Балларэт.

— Совершенно верно. Это и произнес умирающий, но сын уловил только последний слог. Он пытался рассказать об убийце. Такой-то из Балларэта.

— Это удивительно! — воскликнул я.

— Это очевидно. Как видите, круг сужается. Серая одежда преступника была третьим пунктом в показаниях сына, нуждающимся в проверке. Если он подтверждается, исчезает полная неизвестность и появляется некий австралиец из Балларэта в сером пальто.

— Да.

— К тому же он местный житель, потому что возле омута, кроме фермы и усадьбы, ничего нет, и посторонний вряд ли забредет сюда.

— Я тоже так думаю.

— Теперь о нашей сегодняшней экспедиции. Исследуя почву, я обнаружил незначительные улики, о которых и рассказал этому тупоумному Лестрейду. Они имели прямое отношение к преступнику.

— Но как вы их обнаружили?

— Вы знаете мой метод. Он основан на наблюдении мелочей.

— О росте убийцы вы, разумеется, могли приблизительно судить по длине шага. О его обуви также можно было догадаться по следам.

— Да, это была необычная обувь.

— А то, что он хромой?

— Следы правого ботинка не так отчетливы, как следы левого. Значит, он легче ступал на правую ногу. Почему? Потому что он прихрамывал, — он хромой.

— А то, что он левша?

— Вы сами были поражены описанием раны, сделанным хирургом. Удар был внезапно нанесен сзади, но с левой стороны. Ну кто же это мог сделать, как не левша? Во время разговора отца с сыном он стоял за деревом. Он даже курил там. Я нашел пепел и, поскольку мне известны различные сорта табака, установил, что он курил индийскую сигару. Я немного занимался этим вопросом и написал небольшую монографию о пепле ста сорока различных сортов трубочного, сигарного и папиросного табака. Обнаружив пепел сигары, я оглядел все вокруг и нашел место, куда он ее бросил. То была индийская сигара, изготовленная в Роттердаме.

— А мундштук?

— Он не брал ее в рот. Следовательно, он курит с мундштуком. Кончик сигары был обрезан, а не откушен, но срез неровный, поэтому я и решил, что нож у него тупой.

— Холмс, — сказал я, — вы опутали преступника сетью, из которой он не сможет вырваться, и вы спасли жизнь ни в чем не повинному юноше, вы просто сняли петлю с его шеи. Следы идут в одном направлении. Имя убийцы…

— Мистер Джон Тэнер, — доложил портье, открывая дверь в нашу гостиную и впуская посетителя.

У вошедшего была странная, совершенно необычная фигура. Медленная, прихрамывающая походка и опущенные плечи очень его старили, а его жесткое, резко очерченное, грубое лицо и огромные конечности говорили о том, что он наделен необыкновенной физической силой и решительным характером. Его густая борода, седеющие волосы и мохнатые, нависшие над глазами брови придавали ему гордый и властный вид. Но лицо его было пепельно-серым, а губы и ноздри имели синеватый оттенок. Я с первого взгляда понял, что он страдает какой-то неизлечимой, хронической болезнью.

— Присядьте, пожалуйста, на диван, — спокойно предложил Холмс. — Вы получили мою записку?

— Да, ее принес сторож. Вы пишете, что хотите видеть меня, дабы избежать скандала.

— Если я выступлю в суде, будет много разговоров.

— Зачем я вам понадобился?

Тэнер посмотрел на моего приятеля. В усталых глазах его было столько отчаяния, будто он уже получил ответ на свой вопрос.

— Да, — промолвил Холмс, отвечая более на взгляд его, чем на слова. — Это так. Мне все известно о Мак-Карти.

Старик закрыл лицо руками.

— Помоги мне, господи! — воскликнул он. — Я не допустил бы гибели молодого человека! Даю вам слово, что я открыл бы всю правду, если бы дело дошло до заседания суда присяжных…

— Рад это слышать, — сурово сказал Холмс.

— Я бы уже давно все открыл, если бы не моя дорогая девочка. Это разбило бы ее сердце, она не пережила бы моего ареста.

— Можно и не доводить дело до ареста, — ответил Холмс.

— Каким образом?

— Я лицо неофициальное. Поскольку меня пригласила ваша дочь, я действую в ее интересах. Вы сами понимаете, что молодой Мак-Карти должен быть освобожден.

— Я скоро умру, — сказал старый Тэнер. — Я уже много лет страдаю диабетом. Мой доктор сомневается, протяну ли я месяц. И все же мне легче будет умереть под собственной крышей, чем в тюрьме.

Холмс встал, подошел к письменному столу, взял перо и бумагу.

— Рассказывайте все как было, — предложил он, — а я вкратце запишу. Вы это подпишете, а Уотсон засвидетельствует. Я представлю ваше признание только в случае крайней необходимости, если нужно будет спасти Мак-Карти. В противном случае обещаю вам не прибегать к этому средству.

— Хорошо, — ответил старик. — Это еще вопрос, доживу ли я до суда, так что это не имеет для меня особого значения. Мне хочется избавить Алису от удара. А теперь я все вам расскажу… Тянулось это долго, но рассказать я могу очень быстро.

Вы не знали покойного Мак-Карти. Это был сущий дьявол, уверяю пас. Упаси вас бог от такого человека! Я был в его тисках последние двадцать лет, он совершенно отравил мне жизнь. Сначала расскажу, как я очутился в его власти. Это произошло в начале шестидесятых годов на золотых приисках, в Австралии. Я тогда был совсем молодым человеком, безрассудным и горячим, готовым на любое дело. У меня были скверные друзья, они научили меня пить. На моем участке не оказалось ни крупинки золота, я стал бродяжничать и сделался, как у нас говорится, рыцарем с большой дороги. Нас было шестеро, мы вели дикую, привольную жизнь, совершали время от времени налеты на фермы, останавливали фургоны на дорогах и приисках. Меня называли Черным Джеком из Балларэта. Моих ребят до сих пор помнят в колонии как банду Балларэта.