Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 59
- Сегодня…! – порывисто воскликнула Моника.
- Прости, что еще не дал тебе слова, Моника, – извинился Ренато. – И простите вы, Ваше Превосходительство, что злоупотребляю вашей добротой. Почти все время я говорил за сеньору де Мольнар, попросив отыскать человека у Крепости Сан-Луи…
- И вы приказали солдатам, – подтвердил губернатор. – Уверен, он не опоздает…
- Они недавно прибыли. Позволит Ваше Превосходительство привести их? – и удаляясь на несколько шагов, с согласия губернатора, Ренато распорядился: – Введите задержанного, сержант! Подойди, Хуан…
Губернатор повернулся, очень удивленный. Взгляд пробежал с любопытством и изумлением по гордому мужчине, который пришел с солдатами, разглядывая его от обнаженной груди до босых ног, и спросил:
- Кто этот человек? Неужели…?
- Немного терпения, – попросил Ренато любезным тоном. – Я объясню Вашему Превосходительству через минуту. Прежде я сделаю заявление. Мне рассказали, что ваша большая программа поможет оставшимся на Мартинике, не так ли? Вы говорили о том, чтобы предоставить всем условия…
- Да… конечно… И даже распределить земли, оставшиеся без хозяина. Среди них считался Кампо Реаль. Теперь, к счастью…
- К счастью, ситуация изменилась. Вы надеетесь, что земли, самые богатые на острове, снова будут использоваться, не так ли?
- Конечно и пытаюсь внушить вам нужный оптимизм, чтобы вы остались…
- И я лично говорю вам, не рассчитывайте на меня. Но у меня есть кандидат. Я не останусь на Мартинике, сеньор губернатор. Я уеду, удалюсь, предпочту сбежать. Я из трусливых…
- Я так не думаю, сеньор Д`Отремон, но…
- На первом же доступном корабле я вернусь во Францию. У меня там осталось наследство Валуа, принадлежащее матери. Я лично его заберу…
- Но… я не понимаю… Этот человек…?
- Позвольте объяснить. Я из немногих, кто, по случайности смог сохранить бумаги. Они в моем портфеле, рядом с большим количеством денег, которые кое-кто вернул, спасая мне жизнь. Надеюсь, с этим свидетельством, подписью нотариуса Ноэля, мы сможем восстановить человека, который в катастрофе потерял все документы.
Он медленно посмотрел на Хуана. Возможно ожидая слов с его губ, которые теперь побледнели, сжались, стали суровыми. Моника и Педро Ноэль замолчали, растерянные от этих слов, и Ренато вздохнул, словно хватая воздух, чтобы закончить:
- Долину Чико и Кампо Реаль по моему желанию пусть немедленно передадут человеку, которому они причитаются по праву, выполняя таким образом, волю моего отца. Дон Педро Ноэль это знает…
- Что я знаю? – спросил тот, удивленный.
- Чего мой отец хотел всегда. Человека, в чьих руках он хотел видеть Кампо Реаль. Человека, которого по ошибке задержали солдаты, когда речь шла только о том, чтобы привести в порядок дела.
- По ошибке? – спросила Моника растерянно.
- Да, Моника. Знаю, что ты хотела мне сказать, когда вошла. Я читал это в твоих обезумевших глазах, видел у нашего доброго Ноэля. А теперь, отвечая на ваш вопрос, Ваше Превосходительство: Долины Чико и Кампо Реаль должны быть законно переданы моему брату…
- Что вы говорите? Вашему брату? – поразился губернатор.
- Я не единственный, Ваше Превосходительство, хотя так думал; он тоже единственный выживший из семьи, чье исчезновение вас опечалило. Перед вами стоит этот человек: Хуан Франсиско Д`Отремон, мой брат!
- Но… – начала протестовать Моника.
- Не возражай больше, Моника. С моей стороны, эти усадьбы – подарок к свадьбе. Потому что мы не сказали Вашему Превосходительству, что причина моего глубокого интереса к Монике де Мольнар заключается в том, что она невеста моего брата.
Моника, Хуан и Ноэль повернулись к человеку, бледному и истощенному, за чьей спиной только что закрылись двери кабинета нового губернатора Мартиники, и благодарный голос Моники теперь проговорил:
- Ренато, то, что ты сделал…
- То, что ты сделал – благородно, сын мой! – довершил Ноэль со слезами на глазах.
- Нет, Ноэль. Благородным был Хуан, – не согласился Ренато. – Благородным был вдвойне, втройне, потому что рисковал жизнью, чтобы вытащить меня из кипящего ада. Благородным был, спасая меня, когда я преследовал тебя как самого злейшего врага, Хуан. Благородным был, когда лечил мои раны, нес на руках через опустошение и смерть, и еще более благородным, когда сохранил для меня бумаги, приговаривавшие тебя. Как ты смог? Как смог найти великодушие и благородство в глубине души?
- Пожалуйста, замолчи, – просил Хуан, не владея собой. – То, что ты сделал... Но нет... я не могу принять... Это слишком...
- Почему слишком? Ты отвергаешь волю нашего отца? Нашего отца, Хуан, нашего. Он всегда тебя признавал, как сына. Сотри ярость, которая может храниться в твоей душе. Думаю, что никогда не мог сказать тебе последних его слов, когда он просил найти тебя и помогать по возможности всем. Если бы смерть не оборвала преждевременно его жизнь, ты бы рос, как сын, с ним. Как самый любимый сын…
- Нет, Ренато! – отвергал Хуан.
- Сын женщины, которую он очень любил. Подумай об этом, и возможно сможешь простить злость моей бедной матери. Как видишь, она ничего не дала тебе из того, что ты заслуживал, заработал, не могу отрицать. Даже Монику ты спас, Хуан. Твоя любовь перенесла ее из Мыса Дьявола, а великодушие – на горы Парнас. Если бы ты оставил ее со мной, то ее молодость и красота превратились бы в пепел, как и все, что я любил, как и все, кто меня любил: моя мать и…
Он сжал губы, опустив голову, чувствуя жгучее горькое воспоминание. Затем снова протянул руки к Монике с поспешным выражением:
- Будь счастлива, Моника, пусть тебя сделает счастливой человек, которого ты любишь, как я хотел…
- Ренато…! Мой бедный Ренато…! – потрясенно шептала Моника.
- Только жалость… Не надо жалеть меня!
- Я лишь хочу поблагодарить тебя, Ренато, от всей души…
- Я не сделал ничего на самом деле, что ты заслуживала. Я не мерзавец… А теперь, поторопимся и попрощаемся… Я выезжаю на первом же корабле…
- Но ты еще не восстановился, сынок. – пытался остановить его Ноэль.
- Меня восстановит воздух Франции. Благодарю вас, Ноэль и прощайте. Вы всегда были добрым человеком и никогда не сворачивали с пути…
- Пусть Бог благословит тебя! Скажу тебе так, как сказал бы твой отец…
- Ренато… Не знаю, что и сказать… – бормотал Хуан ужасно смущенный.
- Не нужно ничего говорить. Я восхищался тобой с детства; с детства понимал, что ты сильнее, лучше. Я признавал все твои достоинства. Хотел быть твоим другом. Обстоятельства превратили меня во врага. Думаю, что ненавидел тебя. Но ненавидя, уважал тебя, и если никогда не мог назвать тебя другом, то теперь хочу назвать тебя, даже если это слово прощания, братом…
- Ренато… Брат… – глубоко растроганный, воскликнул Хуан.
- А теперь, обнимемся… – братья сжали друг друга в объятиях, и Ренато проговорил с принужденной жизнерадостностью: – Не сжимай так, Хуан Дьявол…
- Твоя рана, Ренато. – тревожилась Моника.
- Не беспокойся, Моника, нет крови. Она зажила и здорова. – Он сделал несколько шагов, но внезапно повернул голову, чтобы снова пожать руку Хуана, и посоветовать: – Береги наш Кампо Реаль. Сделай его плодоносным, счастливым и цветущим, как хотел бы наш отец…
ЭПИЛОГ.
Новый дом в Кампо Реаль возвышался прямо в дальнем крае цветущей долины, где стоял предыдущий. Неподалеку от ущелья, на освещенном солнцем холме, куда доходили время от времени резкие шквалы морского воздуха. Это был дом прохладный и светлый, чистый и веселый, маленький, по сравнению со старый дворцом, чьи мраморные руины покрывал дикий вьюнок; просторный, потому что в нем царила искренность и триумф, любовь и покой. Любовь и покой в сердце женщины, ожидающей на балконе, одетом в жимолость; свет в голубых глазах, которые пробегали прямые дороги, по сторонам которых были колеи траншеи. Ждала тихо, спокойно, без тревоги. Яркие свежие губы надеялись целовать того, кто не мог опоздать, изящные чувствительные руки готовы были приласкать. Женщина улыбалась, любила, ее любовь была лучом солнца, освещавшим землю и души. Конь, чье присутствие она чувствовала, цокот копыт заставлял биться сердце трезвоном серебряных колокольчиков.