О чем рассказали мертвые - Франклин Ариана. Страница 27

— Уилл рассказал кому-нибудь об этом? — спросила Аделия.

— Нет, взрослым ни слова. Вдруг жиды и его прикончат — чтоб язык не распускал! Он правильно рассудил. Если вздумаете после моего рассказа донимать Уилла вопросами, будьте уверены — он от всего отопрется.

Результат мальчишеского «благоразумия» Аделии был известен: никто не помешал несправедливому обвинению евреев в убийстве, а супружескую пару лишили жизни. Подлинный же негодяй продолжал убивать детей…

— Хотите узнать больше? — сказал довольный произведенным впечатлением Ульф. — Пойдем к реке. Только вам придется замочить ноги. Зато я вам докажу, что Петр в тот вечер вернулся в дом Хаима. Уже после того, как Уилл видел его в последний раз.

Через десять минут они были на месте. Излучина реки между двумя рощами даже в разгар дня была безлюдна. И это при обилии паломников в монастыре! Легко представить, какая пустыня здесь с наступлением темноты!

Ульф потащил Аделию за собой на мелководье. Как она ни поднимала платье, все равно подол намочился и перепачкался в иле. Вдобавок Страшила бросился в воду за ними и окатил обоих холодными брызгами.

Однако показанное Ульфом стоило мокрых ног и испорченного платья.

Когда Аделия карабкалась обратно на берег, из-за деревьев показались два всадника с тремя волкодавами на сворке. Она узнала сэра Джервейза и сэра Джоселина, ехавших с паломниками из Кентербери. Рыцари возвращались с охоты. Через седло сэра Джоселина был перекинут мертвый волк.

— О, прекрасная дама поднимается из реки, как Афродита из пены морской! — воскликнул сэр Джоселин.

— О, иноземная шлюха и ее арабский выродок поганят нашу добрую реку! — в тон ему подхватил сэр Джервейз и захохотал.

Сэр Джоселин с упреком посмотрел на него, но… подхихикнул.

— Что побудило иноземку возмущать прибрежную грязь? — спросил он. Теперь уже нельзя было понять, издевается он или пытается быть вежливым.

Оба всадника, плечистые, могучие, грозно высились над женщиной и мальчиком. Собаки на сворке скалились на Страшилу, который поджал хвост и пытался спрятаться за ногами Ульфа.

Аделия, пораженная хамством сэра Джервейза, угрюмо молчала.

А тот веселился дальше:

— Надо бы доложить шерифу, что ведьма и сарацинова подстилка бродит в непотребных для дамы местах и что-то замышляет.

— Мальчик — внук моей служанки. А вы извольте выбирать слова!

— Что, обратно в воду захотела, паскуда языкатая?

— Не обращайте внимания на грубость моего приятеля, — сказал сэр Джоселин. — Он только что упустил волка. Завидует мне и бесится.

Аделия была рассержена, но не испугана. Она ничем не заслужила такую животную ненависть. Эта сволочь Джервейз мог бы запросто ее изнасиловать — даже днем и при мальчике. Однако не при сэре Джоселине, который хоть и подлаживался под своего приятеля, но был явно из другого теста. А впрочем, откуда взялись иллюзии насчет сэра Джоселина? Из-за пары вежливых слов? Два сапога пара. Любой из рыцарей мог быть детоубийцей.

— Наше почтение! — сказал сэр Джоселин. Его друг ожег Аделию бессмысленно-лютым взглядом, и оба поскакали дальше.

Когда они скрылись, Ульф восхищенно воскликнул:

— Крестоносцы! Были в Святой земле!

Аделия презрительно фыркнула. Да, эта парочка действительно сражалась в Палестине — вернулись с богатой добычей и купили себе большие владения. Но восхищаться ими у нее не было охоты.

— А вы молодец, не поджали хвост, как наша собака! — добавил Ульф.

Симон вернулся домой только к ужину. Весь день он общался с торговцами и сукноделами. Заодно побывал в мастерских и узнал много о шерстопрядении.

За едой он возбужденно делился впечатлениями:

— Не к столу будь сказано, но овечью шерсть местные очищают с помощью мочи! Вся семья пьет воду бочками и бегает мочиться в чан с шерстью. Даже соседей, слуг и работников обоего пола заставляют ссать не по кустам, а в тот же чан!

Аделия, отложив ложку, нетерпеливо стучала пальцами по столу.

— Ладно, не буду вас томить, — сказал со вздохом Симон. — Мне повезло выведать, полосками какой ткани убийца связывал руки жертв. Это сукно было прислано илийскому аббату три года назад и пошло на монашеские рясы.

— Неужели убийца — служитель вашего Господа?! — ахнул Мансур.

Аделия отнеслась к новости. Симона менее эмоционально.

— Так, — деловито сказала она, — настоятеля Жоффре можем исключить. Он был болен, и мы всю ночь от него не отходили. Среди паломников было еще три монаха.

— И монашки тоже, — подсказал Мансур.

— Нет, женщин следует решительно исключить из круга подозреваемых, — сказал Симон. — Во-первых, Аделия совершенно права: женщина может убить ребенка, но кромсать и сексуально измываться — нет. Во-вторых, я сумел между делом узнать, что паломницы со служанками провели ночь под парусиновым навесом под охраной мужчин. Ни одна из них не могла отлучиться незамеченной. Так что трупы, без сомнения, перетащил мужчина.

В свите настоятеля Жоффре было три монаха. Совсем молоденький брат Ниниан. На убийцу кроткий и улыбчивый парень нисколько не похож. Но в народе верно говорят: чужая душа — потемки! Второй — брат Гильберт. Препоганый тип. Рожа разбойника с большой дороги. А третий… ни имени, ни лица последнего брата никто за столом припомнить не смог.

Симон разочарованно вздохнул.

— Происхождение сукна если нам и поможет, то лишь позже, в ходе более тщательного расследования, — сказал он. — Потому что куском монашеской рясы мог воспользоваться кто угодно. А вы, доктор, разузнали что-нибудь?

Аделия начала со своего впечатления от мощей. Нет ни малейших следов распятия. Скелет не лжет. Вы не можете вбить толстенный гвоздь в крохотную ручку или ножку ребенка, не раздробив костей. Затем она передала рассказ Ульфа, из которого следовало, что на берегу Кема поздним вечером рокового дня сидел живой и невредимый Петр, который перекинулся с приятелем парой слов уже после того, как Марта «своими глазами видела» мальчика распятым в доме Хаима.

Симон на радостях даже вино расплескал.

— Победа! Полная победа! — воскликнул он. — Доктор, вы благодетель еврейского рода! Стало быть, Уилл видел Петра за пределами Хаимова дома поздно вечером? Ну, теперь нам остается только хорошенько надавить на мальчишку… Если мы приведем Уилла к шерифу, он выложит правду. И тогда…

Тут Симон заметил странное выражение на лице Аделии и осекся.

— Боюсь, все не так просто, — сказала она.

Глава 7

С течением времени жители Кембриджа умаялись неустанно следить за тем, чтобы евреи тайком не улизнули из крепости. И теперь, год спустя, по ночам бдила одна Агнес — жена торговца рыбой. Она была матерью убитого и пока не погребенного Гарольда, что гарантировало ее истовое отношение к возложенным обязанностям.

Сторожевую будку Агнес сплела из лозы и притулила к наружной стене замка — в нескольких шагах от ворот. Днем мать невинно убиенного Гарольда вязала или дремала возле своего немудреного домика, похожего на опрокинутую корзину великана. Подле нее, на расстоянии вытянутой руки, всегда стояли мужнино копье и большущий ручной колокол. Спала Агнес на соломенной подстилке.

Спала, надо сказать, чутко. Что однажды уже доказала: темной холодной зимней ночью шериф вздумал украдкой вывести евреев из замка — в уповании, что Агнес беспробудно храпит. Бравая стражница вовремя проснулась, схватила копье и едва не отправила к праотцам одного из помощников шерифа. Затем она ударила в набат — и через пять минут весь город был на ногах. Шериф постыдно осрамился как пособник жидов, а евреи дали тягу обратно, за крепостные стены.

Что до заднего, подземного выхода из замка, то его охраняла большая стая гусей — тех самых, чьи предки когда-то спасли Рим от галлов, которые ловчились посреди ночи прокрасться в город. Лучники шерифа пытались с крепостной стены тихонько перебить их, дабы освободить евреям путь для бегства. Но гуси, видя смерть товарищей, устроили такой переполох, что спящий город поднялся как по набату, и шериф снова остался с носом.