Отважная охотница (сборник) - Рид Томас Майн. Страница 82

— Я думаю! Разве не ими подбиты наши сапожищи, чтобы им пропасть!

— Вот-вот, только новые они бывают белее.

— Да, я, помню, видел один раз в Нью-Йорке целую бочку таких гвоздей.

— Их обычно держат в бочках. А на что, по-твоему, они похожи?

— Как сказать… Пожалуй, больше всего они напоминают овес. Да, овес, конечно.

— А если бы у них оба кончика были острые, они бы на него еще больше были похожи, а?

— Да, пожалуй.

— Так вот именно это и пришло мне тогда в голову.

— И что же вы сделали?

— Заострили вторые концы у всех гвоздей и продали их вместо овса!

Ирландец совсем онемел от удивления и несколько секунд молча глядел на янки, не зная, верить ему или это просто очередная шутка приятеля, который уже не раз водил его за нос.

Тот глядел на него с невозмутимой серьезностью. Картина была чрезвычайно комичная.

Нам стоило немалого труда не расхохотаться, глядя на эту пару, но желание услышать, что будет дальше, заставило нас сдержаться.

— Врешь! — выдохнул, наконец, ирландец.

— Я говорю чистую правду, Патрик. Понимаешь ли, в то время овес как раз продавался по пятьдесят центов за бушель, и это покрывало наши расходы и даже давало некоторую прибыль.

— Но как же вы умудрились заострить кончики всех гвоздей?

— Это было нетрудно. Я придумал специальную машину и быстро провернул их через нее. После этого я сам не мог отличить гвозди от овса.

— Да-а, теперь я понимаю. Вот это штука! Ха-ха-ха!

Ни Уингроув, ни я не могли больше сдерживаться, и наш дружный хохот ответил, как эхо, на смех ирландца.

С громким криком: «Индейцы!» — оба солдата вскочили на ноги и бросились в кусты, как испуганные кролики, побросав и вертелы и недоеденное мясо. В одну секунду они скрылись из виду, и я тут же пожалел о нашей неосторожности, боясь, что теперь нам не удастся их догнать. Но в этот критический момент мне пришло в голову подать им наш старый мексиканский сигнал, и я с радостью услышал двойной отклик на него. Вскоре из листвы высунулись две курносые физиономии и послышались два удивленных возгласа:

— Да это капитан!

Долгих объяснений не потребовалось. Солдаты и не пытались скрывать, что они дезертировали, так как в мирное время дезертирство не считается таким уж страшным преступлением. В конце концов, это вообще было не наше дело, и я был только очень рад, что нашел попутчиков, в преданности которых мог не сомневаться. Силы нашего отряда удвоились, и особенно ценным приобретением был замечательный стрелок Верный Глаз. Теперь мы могли быстрее и свободнее двигаться вперед, вместо того чтобы тайком красться по ночам. Содержимое тачки можно было поделить на две части и навьючить на наших мулов, потому что к тому времени наши мешки с провизией наполовину опустели и животным нетрудно было нести этот новый груз. Тачку мы бросили в лесу на удивление какого-нибудь будущего краснокожего археолога из племени шайенов или арапахо.

Глава XLVII. ГОРНЫЕ ПАРКИ

Мы продвигались теперь более уверенно, но все-таки не без предварительной разведки. Хотя наша четверка могла справиться с дюжиной индейцев, соблюдать осторожность было необходимо, так как в этих местах рыскали военные отряды краснокожих. Река Арканзас берет свое начало именно в этой области Скалистых гор, известной под названием «Парки» и славящейся обилием дичи и пушного зверя.

Пожалуй, ни одна местность в мире не была ареной стольких приключений. Тут Скалистые горы расходятся несколькими отдельными хребтами, или сьеррами, над которыми вздымаются покрытые вечными снегами вершины Пайкс-Пик, Лонгс-Пик, и Вато-йа, или Камбрес Эспаньола. Между ними, окруженные голыми скалами или темными лесами, лежат вечнозеленые долины, орошаемые прозрачными потоками, защищенные от бурь и отрезанные от всего мира.

Здесь на речках строят свои плотины бобры, по лугам бродят стада бизонов, а в лесах пасутся бесчисленные лоси, антилопы и чернохвостые олени. На окрестных скалах можно порой увидеть горного барана. В ущельях встречается серый медведь — гризли, самый свирепый из американских хищников. Рыжая пума и бурая росомаха, крадучись, скользят по лесным опушкам, порой отнимая добычу у волков и койотов. А черные грифы, парящие в небе, дожидаются исхода этой схватки. Но и другие, более красивые птицы мелькают над этими долинами. То пролетит, сверкая блестящим оперением, дикий индюк, обещая охотнику лакомый ужин. То тетерев или его более крупный собрат глухарь вспорхнут у края тропы. Реки и озера тоже имеют своих обитателей: белогрудого и серого канадского гуся, уток разнообразных пород, глупых пеликанов, чаек, бакланов и благородных лебедей. В лесах звенит пение многочисленных пестрокрылых певцов, вряд ли известных даже орнитологам.

При всем этом прекрасные Скалистые горы — далеко не спокойная страна. В ней есть парки, но нет дворцов, есть плодородная земля, но ее некому обрабатывать, потому что днем ходить по ней опасно. Траппер осторожно крадется там вдоль ручья, боясь даже шептаться со своим спутником, и опасливо оглядывается, кладя новую приманку в капкан. Охотник неслышными шагами проходит по опушке, испуганно вздрагивая от собственного выстрела. Даже индейцы приходят сюда только большими отрядами, потому что земля эта никому не принадлежит, хотя на нее претендуют многие индейские племена. Это место охоты и войны, но там никто не живет. С севера туда приходят кроу и сиу, с юга — кайова, команчи, апачи, хикариллы, с востока — шайены, пауни и арапахо, а с запада стремятся в этот охотничий рай воинственные племена ютов и шошонов. Некоторые из этих племен дружат между собой, другие враждуют. Особенно сильна вражда между кроу и шошонами, пауни и команчами, ютами и арапахо. Юты и кроу относятся к белым дружески, а шайены, кайова и арапахо смертельно их ненавидят. Правда, и юты после частых стычек с охотниками и трапперами утратили к ним доверие и стали их врагами, тем более опасными, что они уже научились пользоваться огнестрельным оружием.

В то время, о котором я пишу, юты, по слухам, были довольно мирно настроены. Мормоны постарались сделать все, чтобы завоевать их дружбу, и поэтому по их территории можно было путешествовать спокойно, но зато дорога до нее была очень опасна.

Мы не были уверены, каким путем пойдет караван через Скалистые горы. За Большим лесом он мог выбрать одно из трех направлений. Южная дорога идет через горный хребет Ратон на Санта-Фе и в Новой Мексике она известна под названием «путь на Санта-Фе». Но если бы караван собирался идти в Санта-Фе, то, покинув форт Смит, он отправился бы вверх по реке Канейдиан, обогнув с севера плоскогорье Льяно Эстакадо, а потом в Калифорнию долиной реки Хила.

Вторая дорога — «дорога Чироки» — ведет от верховьев Арканзаса вдоль восточного склона Скалистых гор, через перевалы Шайени и Бриджерс в центральную долину Большого Бассейна. Я считал, что в это время года караван вряд ли изберет «дорогу Чироки». По всей вероятности, он направился по средней из трех дорог, а именно — от Арканзаса вверх по реке Уэрфано, через перевалы Робидо или Сангре-де-Кристо. Любым из них можно было спуститься в долину Рио-Гранде-дель-Норте, а оттуда через знаменитый перевал Кучетопо — Бизоньи ворота — выйти к верховьям Колорадо. Этот путь, давно известный трапперам и охотникам за бизонами, только недавно стал дорогой к Тихому океану. Будучи самым прямым, он оказался наиболее удобным.

Интересовавший нас караван покинул Ван-Бюрен с намерением идти по этой дороге, но я знал, что простая случайность может заставить его выбрать другой путь. Но в любом случае дальнейшее путешествие было несомненно связано с большим риском. Нам предстояло идти через области, где белые и краснокожие встречаются только как враги, где стреляют без предупреждения, где, как ни дико это звучит, белые тоже скальпируют своих противников. Неудивительно поэтому, что мы стремились нагнать караван, пока он еще не вступил в опасные горные ущелья. Наши новые спутники сперва не очень охотно соглашались на это. Их тревожила встреча с конвоем. Но, когда мы объяснили им, какой опасностью грозит нам встреча с индейцами, они согласились на наш план с величайшей охотой, тем более что я обещал дать им другую одежду, прежде чем они предстанут перед солдатами конвоя.