В поисках копей царя Соломона - Шах Тахир. Страница 48

Я решил держать информацию о Безумном Султане при себе, чтобы не спровоцировать бунт. Самсон и Бахру все чаще ставили под сомнение разумность нашей экспедиции. Я тоже клял свое занятие. Почему я не выбрал нормальную профессию, как у большинства моих друзей? Однако мне не удалось как следует обдумать эту мысль — Самсон показывал на дорогу. Впереди дорогу заливала вода. Бахру остановил машину — подобно тому как всадник осаживает лошадь перед особенно высоким барьером.

Глубину ямы определить было невозможно, но выглядела она как болото, и на поверхность то и дело всплывали пузыри метана. Самсон снял брюки и попробовал перейти яму вброд. Когда вода дошла ему до пояса, он наклонился и воткнул длинную бамбуковую жердь в центр ямы.

Жердь исчезла без следа. По краям болота были разбросаны камни и куски дерева, указывавшие на то, что здесь уже застревали автомобили. Бахру заломил руки и прикусил губу. Затем его лицо приняло решительное выражение.

— Неужели он попытается тут проехать? — спросил я у Самсона.

— Для Бахру это дело чести, — устало ответил Самсон.

Водитель снова сел в джип и отъехал назад метров на пятьдесят. Через секунду машина уже на полной скорости неслась к воде. Это было равносильно самоубийству. Мы с Самсоном закричали и замахали руками, пытаясь остановить его. Слишком поздно. Машина застряла в самом центре трясины; несчастный Бахру, сгорбившись, сидел за рулем.

В течение трех часов мы пытались освободить из плена «императорский джип». Бахру снял с себя всю одежду — даже белье — и нырял в воду, чтобы подложить камни под колеса джипа.

Мы с Самсоном резали и укладывали бамбук и траву. Но все наши усилия ни к чему не привели.

Каждая попытка выбраться из лужи заканчивалась тем, что машина еще глубже увязала в трясине. В конечном итоге джип погрузился по самый капот, а мы изранили все руки и были с ног до головы покрыты липкой зловонной грязью.

В конце концов я сдался и в отчаянии опустился на землю у края трясины. Через несколько минут мы услышали детские голоса. Дети жевали конфеты и хихикали. Они сели рядом со мной и уставились на джип. Вскоре подошли еще дети, потом две женщины, а за ними несколько мужчин. Не успели мы оглянуться, как вокруг ямы собралась вся деревня. Люди смеялись, показывали на джип пальцами, но никто не предложил помочь.

— Плохие люди, — вполголоса сказал Самсон.

— Попроси их помочь.

Самсон что-то сказал на амхари. Люди в толпе презрительно засмеялись, принялись размахивать руками и качать головами.

— Они хотят денег, — перевел Самсон.

— Сколько?

— Двести быр.

— Это почти двадцать фунтов!

Самсон посмотрел на трясину, а затем на толпу.

— Они плохие люди, — повторил он.

Мы попытались торговаться, но жители деревни прекрасно понимали, что у нас нет выбора. Когда мы, наконец, сошлись в цене, которая была чуть меньше запрошенной, выяснилось, что они настоящие профессионалы. Они работали слаженно, и каждый знал свое место. Мужчины искали камни, женщины рубили стебли бамбука, а дети рыли канал, чтобы спустить воду. Через двадцать минут дорога была свободна.

Я протянул деньги.

— Сегодня у них будет праздник, — сказал Самсон.

Мы ехали сначала в сумерках, а затем и ночью. Высоко в небе сиял ванильный диск луны. У нас по-прежнему не работали фары, а по обеим сторонам дороги высились непроходимые заросли бамбука. В некоторых местах рытвины были глубокими, как общая могила для умерших от чумы.

Мы умоляли Бахру остановиться и клялись, что без проблем переночуем в машине. Он отказывался. Его гордость была уязвлена.

Незадолго до полуночи мы доехали до деревни, которая представляла собой лишь кучку крытых соломой хижин. Я сказал Самсону, чтобы он поискал для нас ночлег. Жителей деревни разбудил рев двигателя нашей машины, и вскоре они окружили джип. Самсон вышел и заговорил с ними.

— Это старатели, — сообщил он. — Разрабатывают жилу, которая находится в двух милях к северу от этого места. Они пригласили нас остановиться на ночлег.

Нас приветствовал раскачивающийся в прохладном ночном воздухе фонарь. Я чувствовал запах табачного дыма и увидел белки глаз, блестевшие в тусклом лунном свете. Рассмотрев мое лицо, старатели закивали головами и стали энергично трясти мою руку. Они приготовили миску тушеного мяса с макаронами и извлекли из сундука коротковолновый приемник, включив его на полную громкость. Было похоже на «Радио Москвы».

В хижине бригадир старателей по имени Лукас сел рядом со мной. Над его головой висел фонарь, и на его свет слетались мотыльки. Мы устали отгонять насекомых от пищи, но Лукаса и остальных, похоже, не очень-то беспокоило, что мотыльки попадают в еду. Один из старателей помешал жаркое бедренной костью козы, и все стали есть из общей миски. Лукас предлагал мне лучшие куски и выловил для меня кость, поднеся ее к моему рту.

Так крепко, как в эту ночь, я не спал никогда в жизни. Старатели могли без помех перерезать нам горло, забрать наши вещи и скрыться среди холмов. Но у них был более надежный источник богатства — золото.

Рассвет сопровождался какофонией из писка цыплят и криков играющих детей. Затем появилась еще одна общая миска макарон, в которых было много мотыльков и мало мяса. Лукас сказал, что поведет нас туда, где добывают золото.

Мы оставили джип в деревне и углубились в подлесок. Прошедший ночью дождь несколько ослабил жару, но принес с собой полчища слепней и москитов. Лукас пояснил, что в районе деревни все золото уже выбрано и теперь люди работают на участке возле реки. Добыча золота была организована совсем не так, как на прииске в районе Шакисо. Во-первых, здесь прииск был гораздо меньше, и работали на нем не более двадцати мужчин с семьями. Во-вторых, в отличие от Бедакайсы, старатели были организованы в бригаду, и все присматривали друг за другом. Незнакомец, появившийся на прииске Бедакайса посреди ночи, играл со смертью.

Вскоре заросли бамбука уступили место дикому манго и колючим деревьям. Я следовал по пятам за Лукасом, боясь провалиться в старую шахту. Земля была истыкана десятками таких шахт; каждая имела вход около метра в диаметре и подземными переходами соединялась с другими.

Лукас, одетый лишь в поношенную твидовую куртку с закатанными рукавами, имел внушительный вид; росту в нем было гораздо больше шести футов. Я изо всех сил старался не отстать от него, одновременно расспрашивая о золоте.

— Здесь его хватит на всех нас, — ответил он, — но нам трудно получить за него справедливую цену. Аддис-Абеба далеко, и мы обычно продаем золото посредникам, которые перевозят его через границу в Хартум.

— А какое у него качество?

Лукас усмехнулся и ладонью вытер пот с шеи.

— Это лучшее золото в Эфиопии, — сказал он. — Девяносто девять процентов — высшая проба. Люди всегда добывали здесь золото.

— Как давно?

Лукас на мгновение задумался.

— От начала времен.

Через полчаса мы подошли к свежевырытым туннелям. На одном акре земли их было штук пятьдесят. Лукас сбросил куртку. Я увидел, что прокладываются три или четыре новых туннеля.

Маленькие мальчики стояли на поверхности земли, принимали ивовые корзины с землей, которые им подавали снизу. Другие ребятишки, помладше первых, переносили землю к реке, где женщины промывали ее. Масштабы работ были невелики, но система действовала эффективно.

Лукас сказал, что туннели проходят вдоль богатой жилы и что у каждого из них имеется два выхода, чтобы обеспечить путь к отступлению в случае обвала.

— Обвалы бывают?

— Часто, — кивнул Лукас, — особенно в сезон дождей, когда земля влажная. Мы ничего не можем с этим поделать — только укреплять стенки туннеля деревом. На прошлой неделе один старатель чуть не погиб. Мы откапывали его несколько часов. Но он сильный человек и, слава богу, выжил.

Самсон содрал с себя рубашку, скинул туфли, затем прыгнул в туннель и исчез, как хорек в кроличьей норе. Он явно не забыл, как сам добывал золото. Лукас спросил, не желаю ли я спуститься. Я взял небольшой фонарик из кофра для фотоаппарата и вслед за Лукасом нырнул в туннель. Шахта шла вертикально вниз, наподобие колодца. Для непривычного человека ощущения от спуска не из приятных. Лукас же проделал это очень легко. Он безбоязненно скользил по тридцатифутовому колодцу. Я шел позади него, и у меня перехватывало дыхание от страха. Наконец колодец плавно перешел в горизонтальный штрек чуть более трех футов в высоту и около пятидесяти футов в длину, который снова сменился колодцем, на этот раз наклонным. Все это напомнило мне извилистый проход, ведущий в центр Великой пирамиды в Гизе. Мы ползли на животах по утрамбованной земле. Свет от моего фонарика был очень слабым, и в конце концов я выключил его. Легче было закрыть глаза и положиться на осязание.